«Он воплощение проснувшегося Китая — очень крупный, спокойный человек» Художники и кураторы об Ай Вэйвэе

Иосиф Бакштейн

куратор, комиссар Московской биеннале современного искусства

«Успех Ай Вэйвэя — это совпадение нескольких факторов. Помимо того что он очень талантливый художник, китайское искусство как таковое пользуется сейчас в мире необыкновенным влиянием. Из тех национальных искусств, которые находятся за пределами евро-американского региона, оно наиболее востребовано. Истоки интереса к Ай Вэйвэю лежат в том, что китайская общественность невероятно последовательно поддерживает местную культуру — и у себя, и по всему миру. Каждая нью-йоркская галерея мечтает работать с китайскими художниками, потому что тамошние китайцы активно покупают своих соотечественников. Русские коллекционеры русских художников не покупают, и именно поэтому мы гораздо слабее интегрированы в мировой художественный процесс.

Миф Ай Вэйвэя родился благодаря совокупности обстоятельств — тут и его политическая позиция, и его личная харизма, и его китайское происхождение, и тот факт, что он очень хороший художник. И не только художник — он и дизайнер, он и архитектор, он вообще мультимедийный персонаж. Его выставка в Турбинном зале Tate Modern, где было огромное количество керамических семечек, производила сильное впечатление — это был достаточно радикальный ход. Я с ним общался лично несколько раз. Когда мы приглашали его на Четвертую московскую биеннале, он находился под домашним арестом. Мы подумали, что, если мы его пригласим в Россию, может быть, его выпустят. Я узнал его домашний телефон, позвонил, и он сказал, что попробует что-то придумать. Но в итоге так и не смог приехать. А еще до того я видел Ай Вэйвэя лично на биеннале в Гуанчжоу, и мы там тоже долго с ним общались. Он крайне авторитетный персонаж, к его мнению прислушиваются все лидеры международного художественного сообщества. И как к художнику, и как к политической фигуре. На данный момент это самый влиятельный и востребованный художник в мире.

Если внимательно изучить китайскую художественную сцену, становится понятно, что их современное искусство имеет все же евро-американские корни. В китайской культуре нет онтологической разницы между копией и оригиналом, и поэтому китайские художники совершенно не озабочены оригинальностью того, что они делают. Они очень быстро понимают, в чем заключается суть и смысл искусства на его канонических территориях, и начинают делать то же самое, только лучше. Поэтому зачастую китайское искусство представляет собой не слишком интересные подражания. Но есть люди абсолютно аутентичные — к их числу и относится Ай Вэйвэй».

Дмитрий Гутов

художник

«Китайский феномен стал проявляться в последние два десятилетия и особенно в последние годы. Раньше все выглядело так: вот есть капиталистический мир с его прогрессом — и все остальное, загнивающее. А тут оказалось, что гигантская страна с самым большим населением в мире проснулась к жизни. Это просыпание носит фантасмагорический характер — когда вы оказываетесь в Китае, от него сносит голову; невозможно передать впечатление от этой гигантской стройки. За этим чудом стоит миллиард с лишним человек, и кто-то, конечно, должен был его персонифицировать. Этим кем-то оказался Ай Вэйвэй.

Мы с Ай Вэйвэем вместе участвовали в «Документе» в Касселе. Тогда он показался мне как раз воплощением этой тихой и бесконечно мощной поступи, которая имеет шанс снести все на своем пути. Он воплощение проснувшегося Китая. Это ощущалось даже на уровне физического впечатления — очень крупный, спокойный человек. Тогда он делал два проекта. Во-первых, собирал древние китайские стулья и привез их в огромном количестве в Кассель, ими все было заставлено. Кроме того, он пригласил в Кассель тысячу китайцев, которые просто ходили по улицам. А это очень небольшой городок, и, когда такая группа идет, понимаешь, что это мощь, которой нельзя противостоять. Эта работа и показывает все, что происходит с Китаем. Это — главное, отсюда же — миллионы семечек в Tate Modern, безграничное количество чего-то, которое ошеломляет своим числом. Это очень действует на психику.

Если говорить об Ай Вэйвэе как о художнике, то некоторые работы мне у него чудовищно не нравятся. Одну я считаю просто безобразной — это очень знаменитая работа, где он разбивает вазу эпохи Хань. А потом продаются фотографии, на которых зафиксированы разные фазы разбивания этой вазы. Это чудовищная работа по отношению к культуре вообще. Человек, который может уничтожить произведение (ради чего бы то ни было!), идет по неправильному пути. А если это подделка, то тогда это отвратительно еще и с художественной точки зрения. Но даже если это хорошая копия — это неправильно; это показывает некоторую внутреннюю червоточину».

Валерий Леденев

критик, куратор

«Китайская культура в течение долгого времени не знала резких скачков и изменений. Те трансформации, которые там все-таки происходили, надо еще уметь разглядеть. Ай Вэйвэй как раз выхватывает какие-то ключевые моменты этой культуры. Чтобы работать с ними, он переносит на местную почву концептуальные практики, которым он обучался в Нью-Йорке. Например, перформанс, где он разбивает вазу династии Хань, — тут он выказывает нарочитое презрение к веками взлелеянной культуре, к великому наследию. В то же время очевидно, что он разбивает подделку. И в то же самое время китайская культура такова, что если предмет выполнен с соблюдением всех правил, он может рассматриваться как оригинал. Такое постоянное копирование, повторение под соусом вечной классики — к этому он и выражает презрение, насмехается над китайскими стереотипами. Он вообще много работает с традиционными китайскими техниками. Например, делает мебель без гвоздей, используя классические принципы китайского столярного дела. Это постоянное повторение, из которого он как будто не может выйти, находясь внутри культуры, он вместе с тем пытается критиковать. В некоторых случаях эта критика выходит на политический уровень. Одна из его самых одиозных работ — змея, составленная из огромного количества рюкзаков школьников, которые погибли во время сычуаньского землетрясения. Тут он пытается привлечь внимание к административным ошибкам, не будь которых, больше людей можно было бы спасти. Многие его работы основаны на омофоничности китайского языка — то есть на том, что многие слова звучат одинаково, хотя пишутся по-разному. Например, фраза из работы, где он подпрыгивает голышом. Она означает «лошадка из травы и грязи», а прочитать ее можно как «твою ж мать, китайская коммунистическая партия». Говорят, именно после этой фразы правительство окончательно разъярилось и решило, что надо с этим человеком что-то делать. Но все-таки даже тут он работает с китайским материалом на западный манер — эта языковая игра не то чтобы характерна для китайской культуры, скорее это что-то из западной поэзии.

Массовой известностью Ай Вэйвэй в Китае, разумеется, не пользуется, и простые люди про него вряд ли слышали, но вообще у него много сторонников на родине. Именно китайцы активно участвовали в сборе денег, когда он был в тюрьме. Китайцы же в его защиту организовали сайт, когда его за обнаженные работы обвинили в порнографии: все желающие фотографировались голышом и выкладывали фото. Китайский интернет цензурируется, и справка об Ай Вэйвэе в китайском поисковике просто сообщает, что это такой художник. Если он как активист становится известен на родине, то какими-то партизанскими путями. Чтобы получить доступ в китайский интернет, надо ввести номер своей социальной карты, а карта Ай Вэйвэя, разумеется, заблокирована. Зато он активно работает с западными СМИ, Рейтер и Би-би-си с ним постоянно на свя­зи, он все время что-то сообщает им по телефону. И это притом что дом его находится чуть ли не под круглосуточным наблюдением».

Александр Шабуров

художник

«У нас с Ай Вэйвэем общий галерист в Нью-Йорке, который помешан на китайском и прочем азиатском искусстве. Вообще, китайское искусство — оно в первую очередь очень большое. На всех западноевропейских выставках показывают Вэйвэя и еще 20 китайских художников, а когда приезжаешь в Китай, выясняется, что их там еще необозримое количество. В Пекине есть район галерей 798 (по номеру бывшего военного завода) — так вот если в нью-йоркском Челси галерей где-то под двести, а на «Винзаводе» десятка полтора, и те закрываются, то там — четыреста штук. Ай Вэйвэй чем-то походит на нашего Олега Кулика, человека-собаку — он же прославился чем-то скандальным: то ли раздевался, то ли еще что-то. А потом стал вполне респектабельным художником, по проекту которого даже делали пекинский стадион-гнездо (правда, там тоже случился какой-то скандал, и он на полпути ушел с проекта).

Любое китайское искусство покупается китайцами, а так как в Китае много богатых людей, покупают его много. Когда я общался с берлинским своим галеристом, он жаловался: не успеешь продать работы Ай Вэйвэя, тут же приходят факсы, что цены на него уже выросли. Марат Гельман приехал в Нью-Йорк и обнаружил, что все покупают свое искусство: китайцы китайское, а русские — русское. Но русских собирателей — раз-два и обчелся, а китайцев предостаточно. Вообще, в Ки­тае художники все очень хорошие, они владеют ремеслом, их поддерживает государство, и китайское искусство — это отражение активной позиции и могущества государства. То, что Ай Вэйвэя государство прессует, так это составляющая его мифа. Спросите у любого художника — всех их кто-то прессует, все они борцы с режимом. А на самом деле это попытка поднять свою стоимость. Все эти скандалы вокруг него напоминают скандалы из советской художественной жизни 70–80-х годов. Уже и не объяснишь, в чем был их смысл. Есть такой анекдот: «То ли я украл, то ли у меня украли, но осадок остался». Вот все китайские художественные скандалы какие-то такие же».

Анатолий Осмоловский

художник

«Ай Вэйвэй — такая говорящая голова от китайского искусства. У него берут интервью чуть ли не Euronews, и из-за этого были на него какие-то гонения в форме претензий за неуплату налогов. Для начала: он известный хороший художник — прославился на «Документе», куда привез тыся­чу китайцев, показав весь ужас тотальности и массовости китайского населения. Существует же в социологии такая версия: если Китай по-настоящему разбогатеет и все тамошние люди смогут путешествовать, то вся европейская туристическая индустрия грохнется — будет слишком много народу. С этой проблематикой тотальности и массовости он и работает.

Что касается его политических взглядов, я думаю, они достаточно банальные. Скорее всего, это примерно как было у советских художников. В Китае имеет место авторитарный режим маоист­ской партии, интеллигенция против него возражает, то есть политические взгляды у Ай Вэйвэя такие общедемократические. Почему на его защиту встает все западное общество? Тут существует определенное мировое сообщество квазиправозащитных организаций, которые часто используются спецслужбами для создания проблем в разных государствах. Это не паранойя, а реальная ситуация. Проблема Китая в том, что там невозможна демократия — там очень много людей, там нельзя создать для всех равные условия. Если начать там бороться за равенство, то закончится все войной. Языковые различия между южными и северными китайцами больше, чем между русскими и украинцами. История Китая до Мао — сплошная гражданская война. Мао замирил Китай. Поэтому никакой демократии в ближайшие тысячу лет там не будет. Ситуация Ай Вэйвэя, который имеет западное образование и борется за свободу слова, в этом контексте означает трагедию китайской интеллигенции. Он символ трагической судьбы интеллигенции в Китае и вообще в больших странах, в том числе в России. Интеллигенция оторвана от своего государства, которое понимает, что для самосохранения нужно достаточно жестко прес­совать различные деструктивные процессы в об­ществе. И в этой печальной перспективе интеллигенция находится между молотом и наковальней. Молот — это правительство, а наковальня — это народ».

Выставку Ай Вэйвэя можно увидеть в Мультимедиа-арт-музее до 27 мая