Григорий Ревзин

Архитектурный критик

«С парком для начала надо сделать несколько вещей: почистить его, выселить всех осевших там мелких бандитов и вывезти все аттракционы. Абрамович и Собянин — это довольно крупные фигуры, и им это по силам — надо найти специальную службу, которая будет все это вычищать, весь этот стихийный самострой, палатки невозможные, все, что делает сейчас парк странной заводской окраиной, напоминающей что-то вроде помойки.

Нью-йоркский центральный парк еще в 1960–1970-е был довольно криминальным местом с бомжами, в которое старались вечером не заходить. И только во второй половине 1990-х он стал суперпижонским и престижным местом с топ-менеджерами, занимающимися там физкультурой. Вот — отличный пример переделки парка. Из парка нужно сделать именно что парк, экологическую историю, большую территорию зелени в центре города, а не парк аттракционов, который вещь дешевая и вполне может существовать на окраине города. У парка Горького сейчас посещаемость — 1 миллион человек в год, при том что у ГУМа — 15 миллионов, а у «Европейского» — 4. То, как он сделан сейчас — это невозможно.

Адекватная замена аттракционам — центр современного искусства, новый «Гараж», который собираются делать в павильоне-шестиграннике архитектора Жолтовского. Сейчас он в совершенно заброшенном состоянии, и я не знаю, как его собираются восстанавливать, но если сделают это там, то будет логично — в 1929 году именно там проходила знаменитая выставка Общества московских художников. Ну и Центральный дом художника через дорогу, что тоже логично».

Кирилл Асс

Архитектор

«Вся довоенная концепция парка была «райской». Сокольники и парк Горького вместе составляли странную пару: два оппозиционных земных рая, которые связывает первая линия московского метро. Эти парки — то, ради чего революция и затевалась, чтобы трудящиеся стройными рядами могли отдохнуть. Но задумка была все же странная: сельская идиллия, которая со временем стала превращаться в ампирный рай. Планировка и архитектурная концепция парка Горького ссылалась, в первую очередь, на Петербургские императорские сады. Но структурно он разделился — парк был абсолютно классицистским, а Нескучный сад был превращен в английский парк. Хотя все это великолепие имеет такой столовский привкус. Архитектура милая, но за своей давностью несколько унылая; в ней, к сожалению, нет блеска. Хотя я предполагаю, что когда все это было построено, оно производило на народ впечатление. Ключевым элементом парка, на мой вкус, является центральный вход — на его фоне все, что внутри, кажется мелким; даже шестигранник Жолтовского — хоть и трогательная штука, но не внушает пиетета. 

Мне нравятся жизненные вещи, которые просвечивают в парке, наслаиваясь на существующую систему. Это когда зимой заливаются все дорожки — и они превращаются в каток, чрезвычайно изысканный ход (вполне, кстати, в римском вкусе), превращающий парк в сказочное место, очень ценная черта.

Мне не нравятся в современном парке все эти «Бураны» и «Американские горки». Сооружения, которые были в нем изначально и которые представляют ностальгический интерес — «Воздушные качели», например, — утрачены. А нынешние аттракционы гораздо более агрессивны и не совсем подходят парку выходного дня. Подход к этому вопросу требует определенной тонкости вкуса, которую непонятно где обрести. У Туве Янссон есть сказка под названием «Хемуль, который любил тишину». В этой сказке Хемуль в своем парке разрешил детям веселиться, но запретил им орать и хохотать. Получился волшебный тихий парк развлечений. Я не уверен что это можно реализовать, но как идея — чрезвычайно волнующе».

Нинель Грозная

Заведующая садово-парковым и лесным хозяйством парка Горького в 1970-е годы

«Люди раньше жили как? Трудно, в коммунальных квартирах, в тяжелых условиях. А выходя из своих коммуналок, они должны были попадать в какую-то благоприятную среду — и парки выполняли именно эту функцию. А мы старались делать их очень красивыми.

Как мы это делали? Обновляли партер парка — это парадная часть после входа, для которой каждый год придумывался новый проект из цветов и растений, чтобы люди от восторга ахали. В парке всегда была ковровая живопись — большие картины из цветов и растений. До моего прихода из цветов делали портреты Ленина, при мне — портрет Горького. А растения выращивали в теплицах на границе с Нескучным — они до сих пор там находятся. Мы отремонтировали роскошный розарий и георгиарий, начали обновлять деревья, реконструировали газоны, наладили контакты с Ботаническим садом, где специально для нас выращивали редкие растения. Вокруг пруда завели ивы. Все цветы у нас были подписаны, везде были расставлены таблички — люди приходили, будто в маленький Ботанический сад.

Вообще, изначально проект озеленения придумал архитектор Власов, у которого отец был лесничим — в общем, все это было у него в крови. И он заложил его фантастически красивым — я только хотела продолжить эту линию, чтобы ничего не мешало красоте их проекта.

Последний раз я была там где-то пятнадцать лет назад, и все цветники и клумбы были высажены по моим лекалам — только все находилось в страшно запущенном состоянии. Не думаю, что за это время что-то там изменилось и это плохо. Всему нужно обновление, а в парке ничего не меняется».

Олег Нестеров

Музыкант, лидер группы «Мегаполис»

«Самым жестким аттракционом была «Центрифуга» — людей расставляли по кругу, привязывали ремнями, и вся эта бандура поднималась, опрокидывалась и вертелась волчком. Советский человек не был приучен к такому безобразию, ему предназначалось светлое будущее и отсутствие стрессов, а тут вместо коммунизма раз — и центрифуга. Я в детстве «Центрифугу» обходил стороной. Зато ходил на колесо обозрения — раньше оно всегда было в исправном состоянии. Но самым любимым развлечением был картинг, машинки. Но не тот картинг, который на гоночных болидах, а на маленьких машинках, которые сталкивались друг с другом.

А будучи студентом, я вместо лекций ходил на лодочки — мы с боевыми друзьями и подругами садились в них, отплывали на центр пруда, загорали и тайком пили пиво с воблой. Вообще в нашей компании Парк культуры не считался популярным местом для отдыха, но иногда мы туда забредали».

Александр Иличевский

Писатель

«Парк Горького я вспоминаю в контексте середины восьмидесятых, когда я учился в интернате, в 18-й физматшколе. Свободное время мы проводили там на дискотеке — в культовом фильме «Курьер» эта дискотека обессмерчена. Да и мне она вспоминается с неизменной ностальгией.

Для меня развлечением номер один в парке было катание на лодках летом и на коньках зимой. А самым впечатляющим зрелищем и ярким воспоминанием стала приехавшая туда в разгар перестройки команда швейцарцев, показывавших салюты. Это было что-то невероятное — притом что я учился в Матвеевском районе, где в пойме Сетуни были площадки для запуска салютов, и в праздники я регулярно видел их вблизи. В течение сорока минут я наблюдал самое серьезное зрелище в моей жизни, сравнимое с концертом Pink Floyd. Сложные фигуры, невероятные цвета, потрясающие астры — фантастика. А из глубокого детства помню танцующие фонтаны в парке, сорокаметровой высоты, с музыкой Чайковского и Шопена — их тоже привозили из-за границы.

Что касается аттракционов, то я предпочитал их рассматривать со стороны. Единственное, в конце 1980-х я попробовал прокатиться на «Американских горках», и мне это решительно не понравилось».

Лев Рубинштейн

Поэт

«Самое раннее мое воспоминание о Парке культуры связано с очень странными ощущениями: мои родители страшно хотели побаловать меня аттракционами, а у меня было что-то не в порядке с вестибулярным аппаратом, о чем они, по-моему, не догадывались. Поэтому после двух или трех каруселей у меня началась чудовищная рвота и я заблевал весь парк. Было больно, стыдно и неприятно. Аттракционы выглядели так: это были карусели, на которых находились сделанные из папье-маше коняшки, бегемотики, ослики... был верблюдик, а я сидел на лошадке с вытертым многочисленными детскими попками седлом. Я стеснялся сказать родителям, что мне не хочется кататься — они меня хотели порадовать, а я не хотел их огорчать. Родители говорили: «Наверное, все-таки зря мы его мороженым кормили».

А колесо обозрения в моем детстве называли чертовым, и оно тоже было связано с одной фобией, которой я до сих пор страдаю, — боязнью высоты. На него меня тоже тащили, так что с парком имени Горького у меня связаны, прямо скажем, неприятные воспоминания».

Елена Соболева

Заместитель начальника отдела рекламы и связей с общественностью парка Горького

«Когда я была студенткой и училась в институте стали и сплавов на «Октябрьской», мы очень много времени проводили в пивной «Пльзень» (с чешским пивом, сосисками и песнями группы Boney M), которая находилась на территории парка — ее символом был огромный рак, которого можно было увидеть издалека.

А что касается детей, то детям всегда больше всего нравились автоматы с газировкой — с сиропом, двойным сиропом и пирожные с мороженым, которым торговали с рук. Тогда ведь не было ни поп-корна, ни сладкой ваты. Есть ходили в летние кафе и рестораны, которых всегда было много, — «Времена года», «Чайхона» и всякие шашлычные».

Миша Бастер

Автор книги «Хулиганы-80»

«В конце 1970-х московская молодежь предпочитала дискотеки и молодежные кафе, а субкультурные люди больше любили бульвары, отдаленные парки и дворики. В Парке культуры тоже собирались, но это были «центровые» молодые люди примажоренного вида (в немноголюдном районе Октябрьской жили довольно зажиточные семьи). Можно сказать, что это была своего рода небольшая тусовка, типа дворовой, но при этом со своими модниками в расшитых бисером и нитками клешах, джинсе и ацетатных шубах. Забредали и хиппи, но в массе своей старались там не тусоваться.

Тогда же грянул меломанский бум — и с него началась новая история парка, связанная с меломанами, фарцовщиками винилом — в большом и достаточно пустынном парке было удобно совершать торговые операции. Этот клубок стал обрастать небольшими кучками компаний, и где-то к 1982 году недалеко от «Чайхоны» сформировалось порядка 20–30 маленьких кучек, слушавших разную музыку в советских переносных магнитофонах: «Смоуки» с «Криденсами» или «Чингисхан» с «Оттованами»; все общались и мирно выпендривались друг перед другом.

Тогда же пошла волна тяжелого рока и «новой волны», которая притянула в парк иной контингент, — например, брейкеров. Все это было в 1983 году, когда уже снимался фильм «Танцы на крыше», и эти молодые люди чувствовали себя наиболее продвинутыми и модными в Москве. Начались первые полулегальные концерты тяжелого рока, но термин «хеви-металл» как и «металлисты» только-только появился. И в том году в Парке культуры, на день рождения Дэвида Ковердейла, собралась тусовка рокеров не менее 200 человек — для Москвы в то время это была огромная толпа необычно одетых людей. С этого момента началась рокерская история города.

Между двумя новыми модными трендами, брейкерами и рокерами, начались мелкие разборки. Брейкера ставили в парке свои переносные «квадраты» (гладкие полы-пятачки, на которых они танцевали), а рокеры толпились, задирали прохожих и маршировали колоннами.

Накануне Международного фестиваля молодежи и студентов 1985 года Парк культуры зачистили от фарцовщиков и беспокойных элементов, но все равно многие продолжали ходить то на рок-концерты, то в небольшое подвальное кафе «Чаек», где работал будущий барабанщик «Мистер Твистер» Валера Лысенко и сидела «золотая молодежь». Открылась известная на всю Москву дискотека в кафе «Времена года», на которой тусовались брейкера и волновики, но парк становился местом приезжих. В какой-то мере это было связано с появлением новой моды на культуризм и программы, в рамках которой власти пытались обуздать подмосковный криминал и бездельников, — результатом стало появление «люберов». В парке была качалка, которую они облюбовали. «Ждань», «подольские», «карачаровские», а потом и вовсе визитеры из Набережных Челнов и Казани пытались выяснять между собой отношения. Но их армия рассыпалась уже к 1990 году: помогли рокеры, устроившие серию побоищ прямо в парке и на Крымском Валу. Все это продолжалось с 1988 по 1991 год, когда в «Зеленке» открылся клаб-хаус «Ночных волков». Многие из этих потасовок забавно походили на военные спецоперации, со своими тактиками и героями. Знание местности и лазеек в этом несказанно помогало, и часть эпизодов не могла не попасть в «хулиганский сборник». Но без легенд, которые рассказывались и обрастали чудовищными слухами. В школах конца 1980-х дети по этим мотивам стали играть в ролевые игры, делясь уже не на казаков-разбойников или русских-немцев, а на люберов-металлистов.

Накануне девяностых в парке разрешили собираться озабоченным политикой демонстрантам. Вслед за ними подтянулись и первые отряды прото-ОМОНа и милиционеры, десантники, пограничники и ветераны Афганистана, взявшие моду купаться в московских фонтанах. Подростки откочевали в другие места. В начале 1990-х там все еще проводили рок-концерты, и еще пытались тусоваться какие-то скейтеры, но мощных движений, уже не было».

Стас Намин

Продюсер

«Я попал в парк Горького в 1986 году по приглашению тогдашнего директора — Павла Киселева, очень хорошего человека, который к группе «Цветы» всегда относился с симпатией. Когда стало веять перестройкой, мы сделали в Зеленом театре первый в стране независимый продюсерский центр. Фрэнк Заппа придумал назвать его «Баухауз» — ведь культурная идея Баухауза заключается в соединении разных жанров, когда разные творческие люди плавятся в одном котле. Так и было: у нас тут стоял вигвам, в котором летом одно время жили Виктор Пелевин и поэт Алексей Чуланский. Здесь была студия звукозаписи, фотостудия, одно из первых в стране бюро дизайна — например, первые книжки Пелевина оформили именно здесь.

С 1987 года мы приютили, по сути, весь московский андеграунд. Отсюда вышли «Бригада С», «Моральный кодекс» и «Сплин». Именно тут появилась Катя Рыжикова — перформансистка из группы «Север». Петлюра здесь устраивал разные события. Неудивительно, что здесь снимали «Ассу» — на сцене Зеленого театра Цой пел «Перемен». И перемен мы в результате дождались, а рок-н-ролльный дух сохранили. Первый большой фестиваль мы провели в 1988 году, на нем выступали «Аукцыон», «Коррозия металла», «Центр», нам удалось привезти страшно модного тогда синтипоп-исполнителя Говарда Джонса и фолк-певицу Мелани, участницу «Вудстока». А когда мы с «Цветами» сами впервые попали в Америку, я захотел придумать группу, которая завоевала бы этот рынок, — обидно было, что я только в Советском Союзе молодец среди овец. Сначала я придумал название — Gorky Park, потом логотип GP, серп и молот. Потом уж стал думать о людях — и, кроме солиста Коли Носкова, практически всех остальных взял из своей группы «Цветы». И «Парк Горького» выстрелил! Вообще, суть этого места для меня — что это всегда была такая страна в стране, со своей культурой. И при коммунистах, и во время правления Лужкова, с которым у меня были отношения плохие. Что касается Ромы Абрамовича, я считаю, что если он серьезно решил за парк взяться — то это хорошо. Потому что у него нет желания быстро украсть и убежать, он умный мужик, и у него есть культурные амбиции — взять и что-то хорошее для города сделать».