перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Второе апреля / Владимир Познер

архив

Владимир Познер

телеведущий

2 апреля я встал безо всякой охоты: накануне я справил очередной день рождения, в связи с чем было выпито немало, да и поздно отправился ко сну. Итак, встал часов в восемь, проделал обычные утренние процедуры, собрал чемодан—дело происходило в Париже, городе, в котором я родился 74 года тому назад — спустился на первый этаж, рассчитался за гостиницу, название которой останется тайной, равно как и сумма счета, сел в такси и отправился в аэропорт имени Шарля де Голля. Водитель попался болтливый, к тому же француз. Здесь должен оговориться. Во Франции любой человек, имеющий французский паспорт, считается французом. Цвет кожи, разрез глаз, владение языком — все это не имеет значения. Раз гражданин Франции — значит, француз. Этим, кстати говоря, французы отличаются от нас, ведь для нас важнее всего этническая принадлежность, нам важно знать, кто татарин, кто еврей, кто башкир и т.д., мы этих людей никогда не называем русскими, а употребляем весьма странное слово «россияне». То есть для нас этническая принадлежность важнее гражданства, а для француза этническая принадлежность вообще не имеет значения. Итак, мой водитель был французом в русском смысле, более того — парижанином и, как я заметил, весьма разговорчивым.

В течение всей получасовой поездки он ругал а) демонстрантов, которые по разным поводам чуть ли не каждый день выходят на улицы Парижа и мешают движению; б) водителей, которые не умеют водить; в) Саркози со своей Бруни, которые только и делают, что красуются на обложках журналов. Потом произошел любопытный инцидент: мы чуть не наехали на женщину, которая пересекала Елисейские Поля. Водитель резко затормозил и выразительно посмотрел на нее, воздев руки к небу. Женщина тут же развернулась, подошла к водительскому окну (которое водитель тут же открыл) и сказала гневно: «Месье, у меня — зеленый сигнал, и я перехожу!» Развернулась и пошла. И в самом деле у нее был зеленый свет, так что водитель был виноват. Но я подумал: а что бы сказала москвичка, попади она в такое же положение? Уж точно не сказала бы: «Господин, мне светит зеленый, вот я и перехожу!» И невольно подумал о воспитании, об уровне вежливости, о понимании чувства собственного уважения. Ну доехали до аэропорта, расплатился с водителем, без всякой очереди зарегистрировался, отправился в салон бизнес-класса, выпил там «Кровавую Мэри», почитал газету International Herald Tribune, потом объявили посадку. В самолете дремал, сделал вялую попытку порешать кроссворд, потом столь же вялую — почитать руководство для использования айфона, потом заснул. Проснулся в Москве, понесся на паспортный контроль впереди всех (терпеть не могу стоять в очереди), но всетаки пришлось постоять чуть-чуть. Подошел к окошку, дал свой паспорт, пограничник — хорошенькая блондинка лет двадцати пяти — сказала мне:

— Что это вы в очереди стоите? Подошли бы к офицеру, пропустили бы без очереди.

— Нет, — ответил я, — это было бы неправильно.

Девушка задумалась, потом сказала:

— Ну и что? Кто сказал, что все должно быть правильно? Пусть будет неправильно.

Я не нашел что ответить на это.

Прошел, побежал к машине (у меня не было багажа), доехал до дома почти без пробок (если не считать той, что была на Тверской от Белорусского вокзала до Пушкинской площади), пришел домой, принял душ, переоделся и отправился праздновать свои «черствые именины» с теми, кого не было в Париже. Было очень тепло и хорошо, разошлись в первом часу, так что это уже был другой день.

Ошибка в тексте
Отправить