Смерть в звенящей тишине: как современный театр рассказывает о трагедии расказачивания

В кубанском городе Усть-Лабинске 22 и 23 июня прошел фестиваль казачьей культуры «Александровская крепость», организованный фондом Олега Дерипаска «Вольное Дело». Программа, помимо музыкального, книжного и исторического разделов, включала специальный театральный проект — 11 спектаклей о расказачивании, массовом терроре против казаков, уничтожившем более миллиона людей. Для рассказа о немыслимых по жестокости событиях режиссеры выбрали гуманно-образный язык — но не для драпировки ужасов, а ради того, чтобы выстроить беседу со зрителями всех возрастов, включая детей. Вот что показали на театральных сценах фестиваля: от разговора внучки с дедом-казаком до свидетельств о смерти под музыку из «Кубанских казаков».

Создатели «Сказа о расказачивании» взяли за основу воспоминания жителей кубанских станиц и выстроили спектакль как разговор внучки с дедом-казаком. Внучек в эскизе шесть, каждая со своим характером. Их реакции на рассказ старика — разные иллюстрации к услышанному. Например, когда дед вспоминает, что уничтожить казака в первые годы советской власти было почетно, одна из девушек яростно рубит ножом и отправляет в мясорубку сочные кубанские помидоры. Так простое бытовое действие превращается в метафору кровавой расправы.

Спектакль «Два дерева растут из корня одного» рассказывает о том, как наследница двух казачьих фамилий Наталья Земскова изучала историю своей семьи. Ключевые события из жизни ее предков Долин рисует изысканно-театрально. Например, чтобы показать, что прабабушка Натальи несколько лет ждала предложения от казака Алексея Туроверова, актриса сначала нетерпеливо, а потом отчаянно бросала в воздух то осенние листья, то снежные хлопья. А когда действие перенеслось в XX век, и корни героини стали теряться в неизвестных гулаговских могилах, на сцену вышла жуткая невеста-смерть с кроваво-красным ртом. Она, как протяжное завывание, тянула солоухинское «Россия — одна могила/Без края и без конца…», вписывающее трагедию казачества в общероссийскую боль.

Название самому цельному и жестокому по содержанию спектаклю дал фильм «Хлiб», снятый в 1929 году на студии «Украинфильм» и до 1991-го пролежавший на полке: верная советской идеологии кинолента о том, как крестьяне побеждают кулаков, вероятно, не устроила цензоров авангардной киноформой. Егоров запустил ленту на большом экране, а лица актеров, без эмоций зачитывающих свидетельства голодомора, проступали через кинокадры, становясь метафорой правды, которая прорастает сквозь миф. Истории о людях, погибавших от голода у заваленных едой торгсинов, о семьях, выгнанных на мороз без права переночевать у родни только за то, что попытались утаить несколько колосков и накормить детей, звучали в звенящей тишине. Сотни монотонно прочитанных причин смерти — истощение, опухание с признаками водянки, воспаление кишечника, кровавый понос — стали фоном для единственной игровой сцены: измученные женщины встретили в поле председателя и отчаянно пошли на него, но не убили, а только плюнули.

На контрасте с профессиональными актерами на сцену вышли студенты краснодарских вузов, которых театральный критик Вера Сердечная объединила в группу «Аврора читает». В августе 2023-го по предложению фонда «Вольное Дело» они отправились в станицы собирать истории местных старожилов. Их воспоминания — например, о том, как во время голода мать запихивала в рот оладьи из травы и жмыха, а кухарка советской конефермы, куда детей из казачьих семей пускали помогать, говорила работникам: «Вы собакам остатки хлеба не выбрасывайте, а вот этим людям отдавайте» — легли в основу спектакля «Черные страницы».

Постановка режиссера Андрея Стадникова работает на противопоставлении: рассказы о репрессиях сменяются бодрыми речовками поколения развитого социализма, голоса жертв голодомора — удалой песней из «Кубанских казаков». Точку в этой полифонии ставит одно из самых жутких свидетельств расказачивания — письмо Шолохова Сталину, где по пунктам перечисляются факты перегибов на местах во время исполнения приказов. С импровизированной трибуны его зачитывают безэмоционально, как доклад.

Среди гостей фестиваля были потомки жертв расказачивания, поэтому истории о трагедии звучали не только со сцены. После одного из спектаклей в зале поднялась пожилая женщина и рассказала о своей бабушке. Во время голодомора та была подростком и, увидев на чужом участке кипящую в котелке гречневую кашу, она голыми руками зачерпнула, сколько смогла, высыпала в подол, прижала его к животу и побежала. Только добравшись до дома и наконец поев, она обнаружила, что горячая каша оставила на животе огромный ожог. Шрам от него сохранился на всю жизнь. «Я пришла сюда с внучкой, — сказала женщина о спектакле. — Я сама никогда не смогла бы ей всего этого рассказать, не хватило бы сил. Спасибо вам, что она теперь об этом знает».