Елена Федосеева
Как смотреть на искусство, если вы незрячий или слабовидящий человек
«Для незрячего или слабовидящего посетителя осмотр музейных залов без помощи человека, который может дать хороший тифлокомментарий (краткая информация, сказанная вслух, — буквально перевод визуального образа в словесный. — Прим. ред.), — дело малоуспешное. Сотрудники «Гаража» прекрасно с этим справляются — именно это и подкупило меня когда-то, помогло окунуться в мир современного искусства, принять и полюбить его.
Московские музейные экспозиции до сих пор остаются недоступными для людей с нарушением зрения, и поэтому такие проекты, как «Единомышленники», так необходимы. В Третьяковской галерее, Дарвиновском и Царицынском музеях сегодня реализуются специальные экскурсионные программы для незрячих и слабовидящих. Но все равно это программы, которые стоят особняком: они не связаны никак ни с основными, ни с постоянными экспозициями. А мне очень хочется в первую очередь познакомиться с работами, которые доступны всем остальным.
Маурицио Каттелан «Страус». 1997
Сесили Браун «Внезапно прошлым летом», 1999. Рядом — интерактивные модули, объединяющие различные информационные носители, с помощью которых можно воспринимать произведение искусства: тифлокомментарии, комментарии на русском жестовом языке и тактильные модели.
Джейсон Роудс «Без названия (из цикла «Моя Медина. В поисках своего эрмитажа…»)», 2004. Слово «сherry» можно потрогать с помощью тактильной модели
Тактильная модель кателлановского «Страуса»
Конечно, изготовить тактильные копии икон Андрея Рублева или картин Айвазовского — дело непростое. Здесь есть и финансовые трудности, также нужно соблюдать авторские права. Но иметь в штате доброжелательных сотрудников, которые не удивятся твоему появлению на выставке, а с удовольствием познакомят с ней, — это под силу каждому музею. Даже в некоторых театрах Москвы уже появились спектакли с тифлокомментированием. Пока это локальная практика, но хочется надеяться, что рано или поздно она получит широкое распространение. Пока на большую часть спектаклей и фильмов я прихожу с друзьями, готовыми шептать мне на ухо о том, что происходит на сцене или экране, и все время мы рискуем нарваться на замечания от сидящих рядом зрителей.
Можно много говорить об инклюзии, стремиться к ней, но вместе с тем не стоит забывать о том, что абсолютной автономности людей с ограниченными возможности без поддержки и помощи окружающих добиться невозможно. В кафе и ресторанах может не быть меню, напечатанного шрифтом Брайля, но при этом должен быть официант, который деликатно поможет найти свободный стол и соориентироваться, даст человеку с нарушениями здоровья почувствовать себя независимым.
Из художников, представленных на выставке в «Гараже», с Мелвином Мотти у меня оказалось связано наибольшее число вопросов и неразрешенных загадок. Работы видеохудожников, напоминающие по форме короткометражные кинофильмы, здесь я встретила впервые. Но если Мотти я могу отнести к искусству — и за счет формы, и за счет образного содержания, — то фотографии Синди Шерман мне сложно принять как произведения искусства, пусть их и показывают в лучших музеях мира. Получается, что добрая треть авторов в инстаграме и фейсбуке тоже могут считаться художниками».
Евгений Ляпин
Как люди с инвалидностью могут повлиять на восприятие здоровых людей
«Когда ты приходишь в музей, то не видишь всей колоссальной работы, что стоит за выставкой, не подозреваешь о том, что в ней участвовали сотни людей. За процессом создания выставки следить невероятно интересно — как появляется идея, идет монтаж, происходит открытие. Потом ты гуляешь по выставке с совершенно особым ощущением, зная, как она менялась. У тебя с ней складываются личные отношения — будто это уже что-то родное, будто гуляешь по своей квартире, которая вдруг стала очень большой.
Обычно на выставках, где участвуют люди с инвалидностью, показывают картины, которые они нарисовали. Прелесть нашей же работы в том, что предметом экспозиции остается само искусство. Тему инвалидности, по-хорошему, не надо сильно освещать: в идеале она должна стать обыденностью. Выставка «Единомышленники», в подготовке которой мы участвовали, — это история про новые возможности. Прелесть нашего проекта не в том, что мы повышаем уровень инклюзии в городе. Создание удобных кинотеатров, театров, музеев уже не новость. Основная идея не в том, что выставка может дать людям с инвалидностью, а в том, что они могут дать пространству. Обычные посетители теперь могут получить новое ощущение — закрыть глаза и создать образ в голове, отталкиваясь от слов человека, описывающего произведение. Или потрогать тактильную модель и почувствовать то, что глазу не увидеть.
Мне намного легче отправиться в «Гараж» и в «Гоголь-центр», чем в Бахрушинский музей или Пушкинский. Потому что мне заранее не нужно думать, как туда попасть. А если я куда-то повести девушку захочу, то выберу место, где смогу быть самодостаточным, чтобы мне никто не оказывал помощь. У «Гаража» демократичная модель поведения не только в отношении людей с инвалидностью, но и в принципе: круто, что в парке стоит музей и ты можешь зайти между делом и познакомиться с современным искусством.
Однако при желании любую проблему можно решить. В Пушкинском, например, мне выделили 4 охранников, которые таскали коляску вверх и вниз. А вот когда мне говорят, что на центральных ветках метро нельзя построить спуски для инвалидов, потому что это культурное наследие, то мне кажется, что меня тактично посылают. Почему-то в Риме — в Колизее — можно спуститься и все посмотреть, и наследия пандусы не нарушили».
Полина Синева
О русском кино без субтитров
«На выставке много работ, которые я не понимаю. Проблема скорее во мне: все люди с инвалидностью очень разные и воспринимаем информацию мы тоже по-разному, но, как правило, мы работаем через посредников — напрямую общаться тяжело. Раньше я ни разу не видела тактильных моделей. Интересно, что они раскрывают работу не только для людей с нарушением зрения, но и для остальных — будто бы дополняют то, что мы видим, создают новое впечатление об искусстве.
Если бы я могла выбрать одну из работ себе в коллекцию, то взяла бы «Страуса» Маурицио Каттелана — совершенно иррационально. Когда мы подбирали произведения для выставки, я сразу заметила его: он кинематографичный и напоминает мне о мультфильме «Крылья, ноги и хвосты». В «Страусе» много смыслов, как будто бы в плотном бульоне, и все эти значения отзываются во мне. Мне кажется, в моей коллекции он бы напоминал мне о том, что не нужно жить иллюзиями. У него голова в песке — он думает, что убежал и все хорошо. На самом деле он стоит на том же самом месте.
Я считаю, что музей должен быть свободным. А московские музеи так консервативны, потому что Москва не приспособленный к жизни инвалидов город, и ее культурные учреждения тоже. Такая у нас окружающая среда. Конечно, не все так плохо, и ситуация сейчас постепенно меняется — недавно появилась программа «Доступная среда». Город адаптируется для людей разных категорий.
Я вот люблю ходить в кино — смотреть и анализировать фильмы входит в мою сценарную работу. Русские фильмы в основном без субтитров идут, только на спецпоказах для глухих можно посмотреть, или отдельно субтитры покупать надо, а с зарубежными проблем нет. В театр тоже люблю — и в театры глухих, и в обычные. В Театре наций есть субтитры, в «Мастерской Петра Фоменко» выдают специальные планшеты, и это здорово, спасибо им. В Малом и Большом театрах тоже есть субтитры. А остальные театры мне недоступны в этом плане».