— Главный вопрос: будет ли Outline дальше?
— Ребят, я не знаю. Все зависит от того, как мы финансово выплывем из ситуации. Потери очень большие. Все зависит от того, сколько людей сдадут билеты, как мы сможем договориться с подрядчиками.
— Эксперты в материале РБК подсчитали предполагаемые потери — от 70 до 100 млн р.
— Бюджет Outline — это большие деньги. Все делалось за свои, никаких займов или кредитов мы не брали. И если сейчас нам нужно будет полностью закрыть все эти суммы, то на пару лет мы точно окажемся парализованы и основные бизнесы соорганизаторов фестиваля пострадают.
— Речь про то, что не будет ни Outline, ни вечеринок Arma?
— Помимо того что мы финансово и физически пострадали, мы еще и морально опустошены. Сейчас я заглядываю внутрь себя — и вижу пустоту. После пожара в первой Arma 17 я такого не чувствовала — наоборот, было ощущение, что в огне сгорело все ненужное и надо идти вперед к новому счастливому будущему. Возможно, эта пустота даже не от отмены фестиваля, а от реакции части общества. Тот фон, который сложился после отмены фестиваля в интернете, — он абсолютно оглушает.
Нашему обществу в его нынешнем состоянии просто необходима какая-то жертва, нужен виноватый, ведьма, которую необходимо сжечь. Нужна конфронтация: если нет конфликта, то нет интереса жить. И если ты не хочешь указать виноватого, то виноватым сделают тебя. Тебе сегодня могут возлагать цветы, а завтра забьют камнями. Но надо понимать, что люди имеют право совершать ошибки. Если бы мы не совершали ошибки, то общество топталось бы на месте.
— То есть основной конфликт в этом сюжете между фестивалем и обществом, а не в конфликте какой-то передовой части общества с государством?
— Я не хочу воспринимать этот сюжет как противостояние, как бы меня ни втягивали в этот процесс. Любая ситуация — это урок, любой кризис — это повод стать лучше, сделать что-то лучше, что-то изменить, что не мог изменить годами.
— Воспроизведите, пожалуйста, сцену субботнего вечера, когда вы узнали, что фестиваль Outline отменяется окончательно и бесповоротно?
— Я была на площадке все последние дни — с утра и до позднего вечера. В субботу в 17.00 пришло предписание от прокуратуры, равное запрету на проведение мероприятия. Оно послужило формальным и финальным поводом. Все гипотезы о том, что заявки на проведение фестиваля были поданы в последний момент, — полная ерунда. В нашем официальном сообщении мы решили это не опровергать, потому что не хотим разжигать ситуацию, не хотим выглядеть мучениками, не хотим поднимать информационную войну со взаимными обвинениями во лжи. Мы за полтора месяца начали работы со всеми службами и общались конструктивно. Мы встречались, обсуждали, к нам приезжали различные органы. Показывали площадку, оформляли необходимые бумаги. Был диалог, все стороны были настроены на то, что Outline состоится.
— Речь про какие службы идет?
— Префектура, МЧС, МВД. Пожарной безопасностью также занимается МЧС. Была их комиссия на площадке с заключением. Это документ на 58 страницах под названием «Определение расчетных величин пожарного риска в павильонах и на площадках международного музыкального фестиваля Outline». Он гласит, что, цитирую, «…индивидуальный пожарный риск соответствует требуемому нормативному значению». Там были, разумеется, пункты, которые не удовлетворили комиссию, и эти нарушения были исправлены: пожарные машины заказаны на территорию, докуплены огнетушители. В субботу в 18.00 должен был состояться инструктаж нашей службы безопасности от МЧС — более того, они приехали на инструктаж. И как раз в этот момент мы получили запрет.
— То есть все шло по плану.
— В четверг ситуация изменилась кардинально — как будто где-то переключили тумблер. Нам начали ставить палки в колеса, устраивать дополнительные проверки, давить с неожиданных сторон.
— А в каком виде возник запрет — пришли представители прокуратуры?
— Нет, бумага с запретом оказалась в префектуре.
— Вот эти распечатанные на ксероксе объявления об отмене Outline и тетка с громкоговорителем — это откуда возникло?
— Я так понимаю, что эта кампания была спланирована заранее. К заводу оперативно подъехали поливальные машины, в метро пошли объявления, появился ОМОН. Очевидно, боялись, что люди придут и начнутся какие-то волнения. Какая-то тетка пробегала и кричала мужику: «Нет, мы с ними не справимся!» Но я не могу сказать, откуда были эти люди: никаких беджей они не носили.
— То есть предположение, что администрация района и города приняли решение об отмене фестиваля раньше, чем в субботу, справедливо?
— Мы это почувствовали до официальных отказов. Чтобы вы понимали: разрешения или отказы на проведения фестивалей приходят в самый последний момент. Все боятся брать на себя ответственность, и в предыдущие года финальное постановление всегда выходило в последние часы. Мы весь год в той или иной форме были на контакте с представителями властей — не то чтобы мы опомнились в последний момент и начали судорожно готовить бумажки.
— В письме с отказом, которое, вероятно, утекло из префектуры, фигурирует цифра в 5000 человек. С другой стороны, известно, что на сам фестиваль было продано 12 000 билетов. Является ли это расхождение еще одним поводом к запрету?
— Не в этом дело. Наша позиция такова: фестиваль однозначно хотели закрыть. Под каким предлогом — это уже технический вопрос. Мы знаем, что можно закрыть все что угодно.
— И Outline захотели закрыть в четверг?
— Да, и захотели очень сильно.
— Популярная точка зрения в интернете сейчас такая: организаторы облажались и теперь гонят на режим.
— Мы вообще ни на кого не гоним, как вы могли заметить из нашего официального заявления.
— Еще одна популярная версия: это все потому, что вы, бездельники, не ходили на Болотную, и вот теперь пришли за вами.
— Вот вообще не хочется уходить в политические противостояния. Не ради этого фестиваль был придуман, а как раз наоборот. Мы с самого начала призывали людей не залезать в конфликт такого рода. Мы делаем свое дело и бьемся за то, чтобы оно происходило дальше. Красивый выход из ситуации — найти взаимопонимание в обществе, минуя путь конфликтов, и сделать фестиваль в 2017 году. Вот это было бы зрелое решение. А митинги ни к чему не приведут.
— То есть надежда на то, что в Москве возможны большие независимые события вроде «Аутлайна», — она остается?
— Надежда умирает последней.
— Вы сделали официальное заявление, в котором, по сути, ничего не объяснили. Можно было сказать: мы хотим здесь жить и работать, поэтому кухню процесса показывать не будем?
— Мы за искусство, развитие и взросление. Обвинить кого-то — самый простой способ, но мы призываем нашу аудиторию сойти с этого пути. Я считаю, что именно в этом и есть главный вызов: без врагов достойно выйти из ситуации.
— А на самом деле вы хотите здесь жить и работать? Мы, разумеется, надеемся на положительный ответ.
— Мнение за сегодняшний день у меня лично изменилось уже 4 раза.
— Может, надо просто выпилиться из фейсбука?
— Не могу пока, к сожалению, надо на письма отвечать.
— Одни городские службы закрыли фестиваль, с другой стороны, при этом Департамент культуры Москвы помог вам провести часть концертов в парке «Музеон», где сыграли Мулату Астатке с оркестром и The Skatalites.
— Вот именно это и внушает оптимизм. Я думаю, что мы будем разговаривать с городскими департаментами больше, потому что без открытого диалога с ними будет невозможно что-то сделать в следующем году. Мы очень благодарны Департаменту культуры за предоставленную возможность провести концерты. Однако по условиям площадок мы не могли громко заявлять о переносе двух концертов в парк «Музеон». На перевоз части концертов мы потратили еще существенную сумму, понимая, что все равно уже встряли, но хотя бы что-то сделаем для города и артистов.
— Ну ведь правда не по социализму вышло: одни узнали от друзей, что в «Музеоне» и на «Стрелке» есть ваши артисты, у других таких друзей не нашлось.
— Я все это понимаю. Поверьте, это правда был единственный способ провести эти мероприятия и дать возможность уникальному составу артистов выступить в Москве.
— Оглядываясь назад, вы понимаете, в какой момент вы сделали ошибку?
— Ребят, нет такого понимания. Ну вот разве что на убывающую луну мероприятие запланировали. (Смеется.)
— Вам не кажется, что вы стали слишком заметными? Одно дело — андеграундная тусовка, которая сходит с ума на какой-то свалке, и другое — когда фестиваль называется международным и о нем пишет не только Resident Advisor, но и «Москва 24»?
— Конечно, из андеграунда мы точно вылезли.
— И делать вечеринки на 1500 человек вы больше просто не хотите?
— Понимаете, нам правда удалось сильно расширить поле своих событий, сохранив при этом весь накал. Как после этого остановиться? Мы можем и хотим делать и дальше мероприятия такого уровня — другое дело, в Москве или в Берлине, например.
— Есть уже предложения?
— Они уже давно были, просто мы всерьез про это не думали.
— А за границей разве легче согласовать такую опасную по сравнению с парком с асфальтовыми дорожками площадку, как завод?
— В России сложно официально согласовать все, что выходит за рамки асфальтовых дорожек и белых тентов. За границей гораздо больше примеров каких-то нестандартных локаций — фестивалей в пустыне, в шахте падения метеорита или в старинной крепости, где продолжают жить люди даже во время проведения фестиваля.
— За границей на отмену фестиваля вообще как отреагировали?
— С поддержкой. Фонд помощи открыли, сбор средств организовали. Очень просят нас не останавливаться.
— А артисты что вам говорили? Хоть кто-то истериковал?
— Не без этого, конечно, но по большей части — отреагировали очень тепло и с пониманием.
— Рикардо Вильялобос в итоге до Москвы добрался?
— Нет, мы остановили перелеты всех артистов после 5 вечера в субботу. И тогда же сняли с продажи билеты на фестиваль. Нас заблокировали на площадке в 12 часов дня, так что ни один артист на площадку уже не попал. Почему и с переносом концертов было так сложно: в 10 вечера мы вернулись на завод, чтобы перевозить райдеры, но вместо того чтобы пустить нас на территорию, вызвали еще два автобуса с ОМОНом. И какое-то время заняли переговоры о спасении оборудования.
— Какие-то страховые, судебные перспективы у вас есть?
— Мы не будем этим заниматься.
— Что будет с площадкой? На МоЗАЛ можно будет попасть хотя бы поглазеть, как на заброшенный парк аттракционов?
— Постараемся на этой неделе с площадкой все решить, может, запустим экскурсии. С краеведами. (Смеется.)