Из христианства в ислам и обратно: 4 истории людей, которые сменили религию

Фотография:
Sebastien Desarmaux
6 апреля 2016 в 16:12
Истерика в церкви, излечение от смертельной болезни и влияние мужа — «Афиша Daily» поговорила с четырьмя людьми, которые во взрослом возрасте перешли в другую веру, об обстоятельствах, которые их к этому подтолкнули.

Олеся, 35 лет, предприниматель

Перешла из христианства в ислам

Несколько лет назад я стала всерьез задумываться о том, как одинокой девушке выжить без поддержки в мире мужчин. Я не законченная феминистка, но я отдаю себе отчет, что многие коллеги-мужчины смотрят только на мои ноги. Иногда меня пугало, что пройдет лет десять-пятнадцать, и они даже на мои ноги смотреть перестанут. Сейчас все эти страхи в прошлом.

Родители мои не были верующими людьми, не ходили в церковь, но, повинуясь общему духу 90-х годов, покрестились и окрестили меня.

Когда я была маленькая, мы с мамой были в Белоруссии. Там я зашла в центральный католический собор Минска, костел Святого Симеона и Святой Елены. Он очень красивый внутри и снаружи. На улице было жарко, мои ноги в неудобных, жестких сандалиях болели. Я посидела на лавочке в соборе, любуясь на витражи и иконы, слушая шепот прихожан и отдыхая в прохладе полутемного помещения. Я решила, что католики лучше православных: у них в церкви можно посидеть.

У моего отца был ребенок от первого брака, и он всегда для него был важнее. Он делал с ним уроки, давал деньги, позже одалживал на квартиру, на бизнес, потом на долги. Наверное, он чувствовал себя виноватым перед ним. Я хотела произвести на отца впечатление: думала, что пойду по его указке на факультет «бухгалтерский учет и аудит», добьюсь успеха и скажу: «Смотри папа, я добилась, я лучшая, у меня все получилось. Я сильная, я смогла, даже без тебя». Нет, не так. Я скажу ему: «Люби меня, я достойна».

Я много работала. Однажды моя подруга попросила меня быть крестной ее ребенка. Это было очень помпезное мероприятие. Приехала куча родственников, для них это было масштабное развлечение. Единственным, кто не радовался, был младенец. Ну и я. Все было хорошо до того момента, пока я, держа малютку на руках и изнывая от высоты каблуков, не начала смеяться прямо посреди молитвы, которую читал батюшка.

(Надо сказать, что в это время над страной бушевал кризис, был 2009 год, люди пачками теряли работу, а я как раз пыталась заниматься недвижимостью, и моя фирма была серьезно закредитована под покупку квартир. Я до сих пор помню ночные звонки коллекторов. Они были не настолько озверевшие, как сейчас, но нервы мне потрепали изрядно. Я боролась как могла. И тут, посреди отчаянной борьбы, этот абсурдный эпизод с крещением, батюшкой, выпившими родственниками и кричащим несчастным младенцем, которому я искренне сочувствовала.)

Я начала смеяться. Прямо посреди молитвы я смеялась, смеялась и смеялась, не могла остановиться, сорвала церемонию, меня вывели из церкви. Я проплакала еще четыре часа, прежде чем успокоилась. Подружку я больше не видела.

Когда мне исполнилось 33 года, я вдруг поняла, что мне больше некуда идти. Я взвешивала то, что случилось со мной за эти годы. Тяжелый ежедневный труд. Сначала в аудиторской компании — помощником, руководителем команды, менеджером. Потом собственное дело, сначала в квартирном бизнесе, закончившееся полным банкротством. Потом новое дело, которое я начала со своим институтским приятелем, — компания по обслуживанию СМС-трафика.

Последние три года мы работали по 16 часов в сутки, и я сильно уставала. Света в конце тоннеля не было видно, деньги подходили к концу, нам срочно нужен был стратегический инвестор или новый крупный клиент. Я чувствовала, что в третий раз подняться у меня уже не получится. Просто сил не хватит.

Это был самый трудный момент в моей жизни. И тогда посреди этого всего я встретила Карена.

Никогда бы не подумала, что буду встречаться с армянином, да еще и с художником, человеком, на мой рациональный взгляд, не имеющим твердой почвы под ногами. Неважно, как мы встретились и сблизились, что нашел он во мне, усталой и отчаявшейся, как отогрел мое сердце и ум, не веривший уже никому. Важно, что после встречи с ним дело вдруг пошло на лад.

Осенью 2014 года он сказал мне, что один его клиент, крупный коллекционер из правительства, посоветовал поменять все деньги, какие есть, в валюту, подождать полгода и посмотреть, что будет.

Мы взяли огромный кредит на нашу фирму, заложив все, что у нас было, и поменяли деньги в валюту. Мой партнер по бизнесу, используя деньги, выигранные за счет этого совета, не только расплатился с банком, но и купил быстродействующие серверы и смог наладить новое программное обеспечение. Мы внезапно вырвались на рынок, выиграв крупный тендер.

Сейчас у нас все хорошо. В Армении мало исповедуют ислам, но Карен — потомственный мусульманин. Когда он делал мне предложение, он попросил, чтобы я тоже приняла ислам, сказал, что ему будет приятно. Я согласилась. Так я столкнулась с религией в третий и последний раз.

Андрей, 51 год, военный в отставке, предприниматель

Перешел из ислама в христианство

В советские времена упорно шла борьба с религией и все были атеистами. Несмотря на то что мой отец мусульманин, он никогда не ходил в мечеть и не знал Коран. Сам он называл себя мусульманским атеистом. Он рос в глухой деревне. У татар тогда не было отчества, а фамилия давалась по имени отца. Отец стал одним из множества Халиловых. Пришло время поступать в военное училище, нужно было оформлять документы, и он взял более русские имя и фамилию, вступил в партию. А чтобы делать карьеру, он должен был быть неверующим. Потом настало время жениться. Он вернулся в татарское село, где ему истопили баню. Там его ждала девушка. Позже он узнал, что, если татарин моется в бане с девушкой, она становится ему женой. Жениться непонятно на ком он не хотел, так что сбежал в другой город. Там в общежитии он встретил татарскую девушку, тоже из глухого села. Она почти не знала русского. Она ему понравилась, позже они расписались. Отец категорически запретил разговаривать на татарском языке в семье. Поскольку мама плохо знала русский, она почти не разговаривала со мной и с моей сестрой.

Все меня называли Андреем. В детский сад пошел как Андрей, в школу тоже. Когда я получал паспорт, то впервые узнал, что я, вообще-то, Азат, а имя у моего отца совершенно другое. Позже я поступал в военное училище, назвался Андреем, а документы принес на Азата. Тогда мне сказали, чтобы я определился, кто я — Андрей или Азат.

С будущей женой я познакомился еще в школе, и, когда вернулся из училища, мы поженились. Мне было 22 года. Поскольку моя супруга христианка, меня волновал вопрос, как к нашему союзу отнесутся наши родители. На свадьбе мой отец сказал, что я никто, не принадлежу ни к одной религии, мы можем жить как хотим и он ни на чем не настаивает.

Наступили 90-е годы, ситуация с религией изменилась. Я сильно заболел и практически умирал. Врачи не могли мне помочь. Однажды я шел по улице, ко мне подошла женщина и сказала, что я болен и что она может меня вылечить, но она не принимает мусульман. Женщина была ясновидящей и целителем. Я очень удивился — откуда она узнала про болезнь? И подумал: раз она видит, что я болен, значит, вероятно, сможет мне помочь. Другой надежды у меня все равно уже не было. Я очень хотел верить в чудо и пошел в церковь, покрестился. После чего отправился по оставленному женщиной адресу. В итоге она вылечила меня христианскими молитвами и святой водой.

С тех пор я точно знаю, кто я. Стараюсь соблюдать пост, в Крещение купаюсь в проруби, праздную Пасху вместе с женой, но специально не молюсь и в церковь хожу не часто. Я просто поверил. Христианство дало мне веру в жизнь и в чудо.

Семья, узнав о том, что я принял христианство, от меня отвернулась. Сестра сразу спросила, как они теперь меня будут хоронить? На что я заметил, что в моей семье все старше меня, так что не факт, что это они будут меня хоронить. Мама всегда слушалась отца, как и положено мусульманским женщинам, а отец твердо решил, что я ему больше не сын. Я пробовал помириться. Первое, что я сделал, — пошел в мечеть и попросил совета у имама. Тот сказал пригласить отца, хотел с ним поговорить, объяснить, что Бог един и каждый человек имеет право прийти к вере своим путем. Но отец категорически отказался. Сказал, что никогда не ходил в мечеть и не пойдет сейчас и что никто ему не имеет право диктовать, как жить. Будучи сам человеком неверующим, он объявил мне бойкот, написал письмо на двух листах, в котором требовал помимо смены религии развестись с женой, которая, по его мнению, подталкивала меня принять христианство. После этого я пошел в церковь и поговорил с батюшкой. Батюшка сказал, что это мой крест по жизни, я сам выбрал религию и должен помириться с родными. Он сказал позвать отца для разговора. Отец снова отказался прийти.

Так прошло четыре года, пока однажды папа просто не зашел ко мне в дом и не стал вести себя как ни в чем не бывало. Я по-прежнему христианин, мы помирились, ничего не обсуждая. Возможно, когда-то он захочет поговорить со мной. А пока мне достаточно того, что моя семья снова вместе.

Евгения, 29 лет, научный консультант

Перешла из христианства в буддизм

Крестили меня еще в младенчестве. Сколько себя помню, всегда верила в Бога и никогда не сомневалась в его существовании. Но то, как христианство объясняет предназначение человека, процесс его рождения и смерти, казалось мне спорным. Мне не давало покоя, что человек послан на землю смиренно страдать. Я, как мать, не могу понять, как можно обречь своего ребенка на жестокие муки и страдания (имея в виду Христа). Как одна его смерть могла в принципе что-то искупить и перед кем?

У меня изначально был не христианский образ мышления, наверное. Нельзя сказать, что я целенаправленно искала подходящую мне религию. Нужные люди сами стали появляться в моей жизни. Я встретила своего будущего мужа и с его подачи стала интересоваться буддизмом.

Некоторые вещи во всех религиях перекликаются. Главная идея любой веры — это любовь к Богу. В буддизме она воспринимается как любовь ко всему окружающему миру. Путь христианина означает принятие, терпение и смирение; любовь к Богу, любовь ко всему живому вокруг. Все тяготы нужно переносить смиренно. А в буддизме не обязательно подставлять вторую щеку, если тебя ударили. Но сам факт удара — это божественное проявление, которое тебя чему-то учит. Одинаково и отношение к сексу: не разрешается предохраняться, должны рождаться дети — как результат любви. На самом деле пути христианина и буддиста похожи — понятия плохого и хорошего в религиях схожи. Но модели жизни и смерти разные.

В христианстве земная жизнь дана единожды, далее душа отправляется навечно в рай или ад. А в буддизме тело — только рубашка для человеческой души, которая вечна. Каждое новое перерождение для буддиста — это способ приблизиться к Богу, если живешь по божественным законам; отработать грехи из прошлых жизней, очистить карму. Путь рождения не бесконечен. Монахи стремятся прожить текущую жизнь так, чтобы прекратить цепочку перерождений в этом мире и перейти в более тонкие миры.

Самым сложным вопросом оказалось воспитание детей. Я всегда думала, что если у родителей нет сомнений и они уверены в чем-то, то будет несложно передать ребенку свои знания. Но оказалось, что влияние общества очень сильно. Я думала, что разум ребенка как чистый лист и его можно заполнять чем угодно. Но меня ждало неприятное открытие — соседи, бабушка, знакомые, друзья уже что-то нарисовали на нем. Родственники иногда гнут свою линию. Например, объясняя, что дедушка на небесах. В итоге дети в смятении — мама с папой говорят одно, а бабушка другое. Или бабушка пытается накормить ребенка мясом, потому что это полезно, а наши дети не едят мяса. Приходится многое им объяснять.

Мои родители никогда не были против моего мировоззрения, так что как такового конфликта отцов и детей у нас не возникало. Их отношение к жизни с годами тоже стало меняться, и многие мои верования они теперь разделяют. У нас хорошие отношения, и я им благодарна за то, что они укрепили во мне веру в Бога. Детям я объясняю, почему в христианстве мы следуем таким-то обрядам, а что-то берем из буддизма. Крестили мы их рано, еще в саду. Это скорее дань уважения родителям, защита от лишних вопросов окружающих. Нам не хотелось идти на конфликт, родителей беспокоило, что внуки не крещеные. Мы дождались, пока дети были в состоянии понять, что такое крещение, и дети прошли обряд в полном понимании. Я думаю, они подрастут и сами выберут свой путь.

Конечно, многие христианские обряды мне и сейчас помогают в сложной ситуации. Некоторые молитвы я постоянно использую для разговора с Богом. Я часто читаю «Отче наш», хочу, чтобы дети его знали тоже. Невозможно полностью отказаться от того, к чему тебя приучали с детства. Некоторые ритуалы уже часть тебя, настолько они важны и сильны.

Я стараюсь медитировать, как только появляется такая необходимость и возможность, — для этого нужен настрой и уединение. Процесс чем-то похож на йогу. Некоторые ошибочно воспринимают ее как физкультуру. А йога неразрывно связана с медитацией. Важна не только точная поза, которая помогает медитировать, но и душевный настрой. Медитировать можно и в парке, например. Чаще всего мы медитируем для того, чтобы получить ответ на какой-то сложный, мучительный вопрос. Медитация — это не выбор решения из нескольких придуманных тобой. Во время сеанса открываются неожиданные варианты, о которых ты даже не думал. Человек отключается и общается с высшими силами, которые посылают знаки.

Однажды муж сидел на лавке в парке, занимался медитацией и получил ответ в таком виде: мимо проходила компания людей, один из них что-то рассказывал, и оказалось, что обрывок его фразы, долетевший до мужа, стал решением вопроса. Порой в суете дней мы не замечаем что-то важное. Медитация помогает отделить зерна от плевел. Медитацией можно вылечиться, например, от простуды или более серьезных болезней. Это искусство. Конечно, у мужа это получается лучше, а я постоянно совершенствуюсь. В будущем мне было бы интересно побывать в Тибете и лучше узнать о жизни монахов.

Я очень уважительно отношусь к любой религии. Само по себе то, что человек верит в Бога, уже достойно уважения. Мне не важно, как он это делает, как зовет он пророка и какие у него молитвы. Вера в существование Бога объединяет всех людей, делает всех добрее и терпимее.

Николай 38 лет, военный

Перешел из христианства в ислам

В этот спор, что правильно, а что — нет, для меня всегда была вовлечена и религия. Я постарался вспомнить основные моменты, которые привели меня к решению поменять веру. Я вырос в неполной семье. Точнее, неполной она стала, когда мне было 9 лет, — отец ушел от нас. Мама была хорошей, доброй, отзывчивой, занималась домом. Отец был военным, мы часто переезжали. Казалось, родители любили друг друга. Я думаю, ничего бы не произошло, если бы мама со временем не становилась все более и более религиозной. Возможно, ей было скучно, отец был на работе, и она пыталась заполнить пустоту. Она крестила меня совсем маленьким, хотя отец был против этого. «Вырастет, само решит», — шутливо говорил он. Мы с мамой часто ходили в церковь. Когда мне было 8 лет — слишком часто. Мама начала петь в церковном хоре, и, хотя отец сначала вежливо, потом силой пытался остановить ее, вернуть в семью, она совсем перестала его слушать.

Мне вспоминается случай, произошедший за обедом у нас на кухне. Отец пришел пораньше, а я в этот день подрался с двумя мальчишками постарше. Я защищал малыша, у которого они отняли мячик. Малыш плакал, и мне показалось это несправедливым. А папа всегда говорил мне, что надо стараться поддерживать справедливость.

Тогда отец, увидев синяки на моем лице (а мне здорово досталось), спросил меня, как все случилось. Я рассказал. Он похвалил меня. А мама до этого сильно ругалась, говорила, что я неправильно толкую веру, что надо учиться смирению и, если бьют в правую щеку, подставлять левую. Мысли отца мне понравились гораздо больше.

Через некоторое время отец ушел. Матери пришлось зарабатывать деньги, и с религией на время было покончено. Мы переехали в Москву.

Именно тогда я подумал: что это за вера такая, которая отняла папу у мамы, а маму у папы и которая не позволяет отбиваться от плохих мальчишек? Мама умерла, когда мне было 23 года.

Вторая история произошла со мной в школе. Подростком я много читал: папы не было рядом, мама работала на двух работах, советоваться было не с кем. Я помню тишину библиотек, приглушенный шепот и шарканье ног по коридорам, запах пыли и корешки книг, стоящих на полках, по которым я пробегал пальцами, отыскивая нужные. Там я познакомился с величайшими классиками. Меня особенно тронула фраза, которую вложил в уста горца Ибрагима-Оглы русский писатель Шишков. «Что Аллах, что Исса — все едино», — говорил он. Тогда я понял, что каждый верит в своего Бога.

Дальше было летное училище, распределение в часть. Я был лучшим выпускником потока, но летали мало. Потом сменилась власть и стали летать больше. Меня командировали в Ливию. Мы летали на бомбежки. Вылетая на миссию, нажимая на гашетку бомбометателя, я думал, не ошиблись ли люди, направляющие мой самолет? Не летят ли бомбы на детей, женщин, на невинных мужчин?

Я всегда поражался американскому летчику Полу Уорфилду Тиббетсу, пилоту «Энолы Гей», который обратил в пепел столько невинных людей и никогда не сожалел об этом. Для него эти люди были статистами, ничего не значащим пеплом. Неверными, подлежащими истреблению. Тогда я опять подумал, что в нашем христианстве что-то не так.

К нам на базу частенько заходили ливийцы-шииты. Мы не прогоняли их, общались. Далеко не во всех из них была ненависть. Они очень религиозны, но даже истинно верующие вполне вменяемы, религия не затмила их разум, как разум моей мамы.

Они проповедуют добродетельную личность, здоровую семью и гармоничное общество — это основа ислама. Я подружился с некоторыми из них, понял их образ мысли, культуру. В этой молодой религии я нашел призыв к действию, которого мне не хватало. Возможно, какое-то оправдание тому, что я невольно делал.

В общем, теперь я верю, и во мне появилась какая-то воля, может быть, определенный стержень, помогающий мне преодолеть трудности, содержащий в себе одновременно и силу, которую воспитывал во мне отец. Но силу мягкую, которая требуется, чтобы защитить слабого.

Расскажите друзьям