Днем он — фигурка старика на голубой эмали пролива Чеджу: в панаме и черных очках сидит с газеткой на деревянных мостках, составляет компанию приятелю-рыбаку, дышит морским бризом. Вечером — дедуля, которого везут катать по городу на заднем сиденье BMW: в стекле перед его удивленными глазами отражаются неоновые гирлянды. Совсем ночью он толкает дверь с красными и синими стеклянными панелями, приветствуя вахтера привычным «Ну что, дела неважные?»: патронирует бордель, чтобы уж совсем не болтаться без дела.
Отомо — токийский якудза на пенсии, которого корейские друзья по доброте душевной снабдили жильем и ненапряжной работой на своем южном острове. Его играет семидесятилетний японский комик Такеши Китано, чей фильм про полицейского, якудза, смерть и наивные рисунки «Фейерверк», взяв «Золотого льва» в Венеции, поднял 20 лет назад ту волну моды на все японское, на которой к нам приплыли и стали как родные Ямамото, Миядзаки, Мураками и еще полк деятелей помельче. С нелепой, подозрительно смахивающей на парик, седой конструкцией на голове, чем-то средним между прическами Кобзона и Анни Жирардо, полусонно интересующийся парализованным ртом, как идет клев, Китано-2018 вызывает желание умиленно воскликнуть: «Какая хорошая бабушка!».
Новый фильм Китано начинается практически с кряхтения посреди мультяшной нежности пейзажа, какие бывают только в японском кино — зелено-голубого, с красными вывесками, и все цвета чистые и звонкие, словно пропетые вполголоса над колыбелью. Но колыбельная называется «Последний беспредел». И бабушка возьмется за пушку, и не раз появится в клубах пиротехнического дыма, держа по пулемету в каждой руке, и проедется с ветерком на «мерседесе» по голове закопанного в землю по уши предателя, и устроит последний кайф садомазохисту, засунув ему в рот вместо резинового кляпа гранату. Потому что этот садомазохист, собственно, и выведет бабушку из равновесия, а там уже припомнятся все старые обиды, какие она накопила за первые два фильма трилогии — «Беспредел» (2010) и «Полный беспредел» (2012).
«Этот старомодный убийца» — скажет об Отомо с парадоксальной смесью снисхождения и обожания занявший место главного интригана в третьей серии старый кансайский лис Нисино, с которым мы познакомились во втором фильме. Отомо не просто жил по понятиям — он по понятиям чувствовал. И вбитый в него насмерть кодекс ответственности за своих вкупе с умением взорваться фейерверком изобретательной жестокости использовали его же братья реальные, когда затеяли перекроить каждый под себя все прайды Токио. Друг друга они поубивали наполовину его руками — в итоге его же и посадили. А потом им манипулировал уже начальник отдела по борьбе с организованной преступностью, за что схлопотал от Отомо пулю в конце второй серии. Так что бабушка тут в Корее на пенсии не чисто по старости — в Японии ее просто сожрут. Однако именно туда она и рванет, когда обычный секс-скандал с якудза-садомазозистом приведет к гибели двух восторженных молокососов — племянников корейского друга Отомо. И что интересно — там Отомо со своей личной местью снова станет разменной монетой в очередной дележке власти. На этот раз — в Осаке.
Формально вся расстановка сил и обязательные аттракционы, превратившие китановские «Беспределы» в успешную франшизу (третья часть так и вовсе стала самым кассовым фильмом года в Японии) в «Последнем беспределе» соблюдены, так что ортодоксальные поклонники сериала не будут разочарованы. Однако есть в нем новое и сильное чувство, которое не оставляет сомнений, что этот «Бепредел» — и вправду последний. Настолько сильное, что, глядя фильм, уже не остается вопросов, почему после его выпуска Китано покинул свою легендарную контору «Офис Китано», основанную 30 лет назад, которая служила агентством не только ему, но и собратству других таких же комиков, а с 1991 года — еше и кинопроизводственной компанией, в первую очередь — для всех без исключения постановок Китано.
Прежние «Беспределы» были выстроены по законам хитроумной шахматной партии — хотя сравнение с какой-нибудь японской игрой было б уместней. Выступали ничего не понимающие пешки, их стравливали офицеры, все витиевато переставлялось, кто-то кого-то ел, трижды менялась диспозиция, и только когда доска оставалась почти пустой, из-за ширмы угодливого коня высовывался подлинный интриган-король. Героя же Китано тот король всю дорогу водил за нос. В новом фильме и причина взрыва Отомо всамделишная и домашняя — избитые шлюхи, расстрелянные молокососы, грязная семейная склока, — и интриган совсем не скользкий тип. Он не втягивал Отомо в свою сеть — тот сам туда ввалился со своими гранатами и пулеметами, и злодей от него в восторге. Как, в свою очередь, в восторге от самого злодея Нисино даже его недруги, когда он во второй уже раз за полчаса экранного времени с фантомасовским «ха-ха-ха» воскресает из мертвых посреди летучки якудза. Нисино играет президент японского союза актеров, вице-президент оргкомитета Киноакадемии и бессменный ведущий тамошних «Оскаров» Тосиюки Нисида, настолько портретно схожий с шимпанзе, что ему сам бог велел стать всенародно любимым комиком. В «Последнем беспределе» он на коне, выглядя как артистка из первой «Планеты обезьян», которая все эти годы пила, а теперь была обряжена в костюм от Армани и разбужена криком «Мотор!».
Но в поступках Нисино нет злобы и соревновательного поведения молодых самцов: только артистичный опыт вынужденного выживания. Оттого это похоже не на шахматную партию, а на то самое настоящее кино, которое мы любили в детстве. Когда злодеи не манипулируют героем, а они друг без друга жить не могут — как комиссар Жюв без Фантомаса, Филеас Фогг без мистера Фикса, Джулико Бандито без Ноль-Ноль-Икса, фрекен Бок без Карлсона, Гурченко без Боярского, а если взять японскую аниме-мифологию — Конан-кун без Кайто Кида.
Поэтому Китано здесь не бродит понуро, а с напарником помоложе и четырьмя пушками на двоих въезжает в кадр так же лихо, как делали это герои отборных боевиков 1980-х. И пейзаж, который в первой серии застыл в похоронной геометрии, а во второй рассеялся зимним светом, в третьей части откликнулся естественным хаосом: брызнул солнечным светом на капот серебристых «мерседесов», приветливо затрепетал у вертящихся дверей гостиниц раскаленным воздухом летних каникул, пьяно поехал разноцветными вывесками электрической ночи. И главарей якудза Китано на этот раз обрядил не в неприступные наряды-крепости от Ямамото, а в дурашливый итальянский шик вроде полосатых костюмов, а самого заправилу — так и вовсе в белое поло в крупные красно-синие ромбы, как у Арлекина. И то, что в прежних фильмах было черно-белым шахматным турниром, вдруг обрело цветное обаяние габеновских вылазок, когда он высвистывает старую гвардию брать банк — не потому что очень надо, а потому что в будущем году здоровья на это уже не станет.
Потому «Последний беспредел» и смотрится легче своих предшественников, ведь принятие и осознание всякого «больше никогда» всегда приносит чувство огромного облегчения. Благословен тот, кому дано узнать о происходящем с ним конце очередной главы. 70 лет — это рубеж. Не конец — и уж тем более для японского режиссера: кто, как не завсегдатаи кинофестивалей, помнят, какими деликатесами угощали нас десять лет назад в канун своих столетий Канэто Синдо и Кон Итикава. После семидесяти мир обретет новую красоту — картины, которая висит перед глазами и в которую ты не можешь войти. Настанет эра созерцания, и помня, что Китано среди бесконечной череды фильмов про предательство и взрывы гнева вылил в форме кино образец дистиллированного счастья («Кикуджиро») и образец дистиллированного сожаления («Куклы»), можно быть уверенным, что эта эра станет для него особенно плодотворной.
Вот тут становится понятной неочевидная духовная связь завершения трилогии Китано не только с его уходом из своего «Офиса», но и с еще одним окончанием определенного этапа уже в сугубо нашей, отечественной культурной жизни. «Последней беспредел» Китано преподносится как последний релиз некогда известной, а теперь исчезнувшей организации «Кино без границ», которая 20 лет назад начинала свою кинопрокатную деятельность тоже с фильма Китано «Фейерверк». Получается красивый оммаж и разовая акция в честь давно не существующей компании и ее лидера и создателя Сэма Клебанова.
Фактурная внешность и обильное медийное присутствие (он даже был героем клипа Аллы Пугачевой) Клебанова поспособствовали тому, что у многих с ним и его компанией ассоциируется само понятие «артхаусный прокат в России». Его приход в прокат был вполне себе по понятиям якудза. «Фейерверк» был уже куплен компанией «Интерсинема», которая в частности привела в Россию Франсуа Озона, но Клебанов набросился на Китано на кинофестивале в Гетеборге с восторгами на ломаном японском, и тот приказным тоном распорядился передать российские права новому другу. Сделано это было, как полагается у старомодных якудза, от широты душевной и братской любви, без рассчитанной подлянки, но по японской традиции Клебанов должен хозяйке «Интерсинема» Раисе Фоминой свой мизинец. Ведь даже в 1998-м он не был единственным прокатчиком подобного кино — артхаусники первого призыва вовсю работали, когда он вломился к ним как дʼАртаньян, занялся популяризацией фестивального кино агрессивнее других и имел в этой нише свою фишку: создание специализированных кинотеатров для показа исключительно артхауса. Когда в 2002 году Клебанов впервые осуществил в России эту свою идею, ей стал кинотеатр «35ММ», и это тоже была целая эпоха в культурной жизни Москвы.
А связь вот в чем. Клебанов и его «Кино без границ», хронические российские прокатчики Китано, оставляют только кинопрокат, а не саму идею распространения артхаусного кино: ими в Швеции уже создается сеть онлайн-проката, в которой каждый пользователь сможет, собрав свою коллекцию, стать промежуточным дистрибьютором с собственной выгодой и процентами. Здесь не конец, а то же, что и в случае с 70-летним рубежом режиссера-талисмана «Кино без границ», который, покидая «Офис», по сути отказался не работать, а выходить на работу, участвовать в собраниях, отвечать за коллектив и перед коллективом: переход от контактной к бесконтактной, дистанционной системе взаимоотношений с внешним миром. И разве не в этом основная отличительная черта нового XXI века? Так что — все, дышим ровно, накуражились, набесились, теперь уже как будто точно ХХ век позади. Все как будто сходятся на том, что это и был «Последний беспредел».