Мелани (Сенниа Нануа), улыбчивая коротко стриженая девочка лет 12, каждое утро просыпается в камере, потом вооруженные солдаты намертво пристегивают ее к инвалидному креслу и по бетонному коридору везут в класс вместе с парой десятков таких же обездвиженных детей. Больше всего Мелани нравится учительница Джастино (Джемма Артертон), которая вместо химии читает им греческие мифы и даже почти не боится погладить ее по голове.
Дело происходит в армейском бункере. Всем заправляет суровый сержант (Падди Консидайн). Снаружи — постапокалиптическая Англия, выкошенная вирусом агрессивного каннибализма. Мелани и другие дети заражены тем же патогеном, что превратил миллионы людей в вечно голодных идиотов, но они, второе поколение, сохраняют человеческий облик и разум и до какой-то степени способны себя контролировать. Пока они растут, доктор Колдуэлл (Гленн Клоуз), оборудовавшая на базе лабораторию, пытается сделать из них лекарство.
Несмотря на Z в российском названии, зомби тут, строго говоря, ни при чем: как неоднократно делали в современном кино — например, в фильме «28 дней спустя», с которым у этой картины вообще немало общего, речь идет не об оживших мертвецах, а о зараженных живых, в мире фильма их называют «голодные». В оригинале фильм, как и роман британца Майка Кэри, который он написал на основе своего рассказа одновременно со сценарием, называется «Девочка со всеми дарами», что подразумевает под собой Пандору (русский перевод книги — «Дары Пандоры»), — и об этом мифе идет речь в одной из первых сцен. Сосуд открыт, напасти разлетелись, надежда осталась внутри. Трактовать миф можно по-разному: означает ли это, что надежды больше нет, или она, наоборот, сохранилась, или, может быть, ее нет, но это хорошо? У Кэри есть достаточно оригинальный ответ, который он, впрочем, приберегает для яркого финала.
Последствия эпидемии выглядят вполне зрелищно, несмотря на то что шотландский режиссер Колм МакКарти (сериалы «Острые козырьки», «Шерлок») располагал очень скромным бюджетом: общие планы заросшего сорняками Лондон снимали, в частности, в Припяти, куда потом привили фостеровский «Огурец»
. Но конечно, величественные картины упадка и массовые сцены в духе Ромеро тут не самоцель, это история, принципиально снятая снизу: человечество съеживается до крошечной группы выживших и из динамики их отношений обратно вырастает глобальная метафора; в духе, может быть, хорошей фантастики 1950–1960-х.
Кэри не самый умелый и уж точно не самый оригинальный рассказчик: во многих случаях он пользуется готовыми штампами, в других слишком уж демонстративно игнорирует логику для своего удобства, где-то ему не хватает тонкости. Но все это не так важно, когда у тебя есть красивая история, хорошие актеры во главе с совершенно убийственной девочкой и режиссер, готовый рисковать. «Эра» не только элементарно пугает зрителя приемами из стандартного зомби-арсенала (кровищи тут относительно немного), а залезает под кожу, выбивает из зоны комфорта. И чисто художественными методами — не в последнюю очередь замечательно тревожным саундтреком, — и, собственно, содержанием: когда речь в таком контексте идет о детях, легко поскользнуться, и МакКарти все время балансирует на краю (насколько успешно — вопрос дискуссионный, но это тоже нормально). Подобные картины обычно держатся в безопасной зоне социальной сатиры, но «Эра» покидает ее очень быстро и уходит очень далеко, оказываясь парадоксальным высказыванием не столько о революции, сколько об эволюции. Которая, впрочем, тоже делается с броневика, на который взгромоздилась одаренная девочка в маске Ганнибала Лектера.
