«Дурной глаз»: кинокритик Алексей Васильев — о «грошовом ужастике» с Евой Грин

18 ноября 2022 в 10:00
Фото: Arna Media
Ева Грин — звезда сериала «Грошовые ужасы» (известного также как «Страшные сказки») — снялась в ужастике «Дурной глаз». Это новый хоррор Лоркана Финнегана — режиссера впечатляющего «Вивариума». Алексей Васильев рассказывает, какой получилась свежая работа ирландского хоррормейкера.

Кристина (Ева Грин) — преуспевающий дизайнер и производитель детской одежды. Во время очередного модного показа ей поступает звонок, повергающий ее в смятение. «Будете доставать из‑под завалов?..» — только и переспрашивает она. В ту же секунду от стены отделяется слепая лишаистая собака и начинает отряхиваться. Во все стороны летят — нет, не блохи, а клещи. Один из них впивается Кристине в шею и уходит под кожу. Восемь месяцев спустя женщина оказывается на грани профессионального краха. Посла звонка ее стали одолевать приступы буйного помешательства и панические атаки. В дверь ее дома звонит молодая филиппинка (Чай Фонасье), которая говорит: «Я приехала вам помогать». Кристина, хоть убей, не помнит, чтобы нанимала прислугу. Она списывает это на провалы в памяти, машет на все рукой и впускает в дом филиппинку-знахарку, решив, что хуже уже не будет. Как бы не так!

В готических романах героини на правах гувернанток или молодых жен часто оказывались на пороге зловещего дома, в котором спрятана тайна. Так, например, устроена «Ребекка» Дафны дю Морье и в окультуренном варианте «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте. Сейчас расклад полностью поменялся: теперь нам предлагают бояться гостей — как в корейских «Паразитах» или в «Других» Алехандро Аменабара. «Дурной глаз» предлагает историю, в которой зло притаилось и в одержимой бесами хозяйке, и в гостье, от которой не приходится ждать добра. Таким образом ирландский режиссер Лоркан Финнеган («Без имени» и «Вивариум») продолжает исследовать темы, которые составляли ткань его предыдущих фильмов: кошмары, психозы, социальную критику.

В этот раз объектом критики, как легко догадаться, стал неоколониализм — колониализм экономический. Подобная тема достойна стать предметом телевизионной дискуссии, да и игрового фильма — если делать фильм плакатный, острополитический. Триллерам же все-таки нужны загадка, неясности, рассеивающиеся лишь ближе к финалу. В экономическом колониализме ничего загадочного нет, и, учитывая то, куда клонит автор, мы без труда предскажем следующие ходы и начнем зевать в зале.

Словно понимая, что сценарий подкачал, режиссер принимается наводить изобразительную изысканность. Часть сцен разворачивается на Филиппинах, и режиссер стыкует с помощью монтажа Филиппины и Ирландию, склеивает графически идентичные кадры. Например, если в филиппинской сцене в правом углу находится дверь, то и в ирландском эпизоде она будет там же. Как всякий навязчивый прием, этот, будучи многократно повторенным, вызывает досаду. Зато цветовое решение фильма выше всех похвал.

Финнеган выбирает небанальные цвета — морской волны, например. И происходит удивительное. В филиппинских сценах этот цвет позволяет ощутить пряность, запахи уличной еды, жару, влагу, близость моря — ароматный мир человеческого муравейника. В то время как в ирландских эпизодах жители пустоватого дома, залитые тем же самым цветом, выглядят как рыбы в аквариуме.

У меня нет объяснений, почему так происходит. Впрочем, в произведении искусства должна быть необъяснимая загадка, и если ее не предложил сценарий, то пусть она будет хотя бы эстетической.

Другое дело, что старательно наводя красоту на убогий сюжет, Финнеган расписывается не столько в мастерстве, сколько в ученичестве. Он напоминает студента киновуза, обреченно работающего с никудышным сценарием, зато доказывающего профессорам, что как режиссер он вовсе не бестолков. Пока Финнеган придумывал, как будут клеиться друг с другом кадры, он, кажется, напрочь забил на работу с актерами. Ансамбля не получилось: каждый артист играет кто в лес, кто по дрова.

Никогда не думал, что мне придется критиковать Еву Грин. Появившись впервые в «Мечтателях» Бернардо Бертолуччи, она принесла в кино собственную интонацию — эдакого насмешливого высокомерия. Все свои роли она играла на этой органике и ни разу нам не надоела, а снимали ее такие корифеи, как Бертон и Полански. Не знаю, что за муха ее укусила — или клещ? — но именно на этом дурном материале ей приспичило включить большую драматическую актрису. Выглядит это так, будто артистка репетировала пьесу Эдварда Олби «Кто боится Вирджинни Вулф?», а угодила в очередной выпуск слешерной франшизы «Пятница, 13-е». Самоотдача, с которой Грин в роли сумасшедшей Кристины ползает на четвереньках и рычит, достойна лучшего применения.

Марк Стронг в роли ее мужа придерживается совершенно другого подхода. Он не играет вообще, просто подает реплики, как на читке, всем своим видом показывая, что он тут для мебели, и стараясь жаться по углам кадра. Хотя для мужа сумасшедшей это вполне оправданный рисунок поведения. Про филиппинскую артистку не могу сказать ни плохого, ни хорошего. Когда нет ансамбля, трудно судить о достоинствах и недостатках отдельного исполнителя. Знаю только, что в жизни это девушка эффектная и роль затюканной простушки потребовала от нее некоторого перевоплощения. Единственная, кто играет четко, ясно и понятно, абсолютно вписываясь в жанр психотриллера, это маленькая девочка, исполнившая роль дочери Кристины — что только подтверждает незрелый, инфантильный характер фильма в целом.

Теперь я могу адресовать уже самому себе ту претензию, которую предъявил Еве Грин пару абзацев назад: самоотдача, с которой я облаял этот грошовый ужастик, достойна лучшего применения.

Но в условиях голливудского эмбарго такие фильмы образуют костяк репертуара. Мы такое уже проходили — в 1992–1994 годах: в ту пору Голливуд «наказывал» нас за бесстыжее пиратство тем, что не продавал фильмы для официального проката. В центральных кинотеатрах Москвы, «Ударнике» и «Пушкинском», а далее везде демонстрировались такие хиты, как «Красотка», только прокатчики печатали их с копий, раздобытых у перекупщиков третьих стран, и платили не за авторские права, а только за пленку.

Ситуация с прокатом стала такая, что самыми зрелищными фильмами за те три года были «Дикая орхидея» и «Горькая луна». Такие ленты можно смотреть от пресыщения в самых маленьких зальчиках, когда потянет на беспредел, но глядеть только такое с утра до вечера страшно утомительно. Название для таких фильмов есть — это треш, киномусор. У него есть даже преданные поклонники. И если быть заранее предупрежденным, с какой помойки залетела на наш экран эта диковина, то очень даже может получиться проявить к «Дурному глазу» снисхождение.