«Мир принадлежит тебе»: французские «Жмурки» от Ромена Гавраса

14 сентября 2018 в 08:42
Французский режиссер Ромен Гаврас, известный своими клипами для M.I.A., возвращается с криминальной комедией, которая принимала участие в «Двухнедельнике режиссеров» Каннского кинофестиваля вместе с «Экстазом» Гаспара Ноэ.

Франсуа (Карим Леклу), увалень лет тридцати, трудится мелким дилером на парижских окраинах, но устал от этого и мечтает о скромной квартирке у моря и спокойном прибыльном бизнесе — продаже замороженных батончиков в Северной Африке. Однако выясняется, что все его накопления потратила мамаша (Изабель Аджани), воровка и аферистка со склонностью к азартным играм. И Франсуа приходится согласиться на последнее задание: местный наркобарон по прозвищу Путин посылает его провернуть крупную сделку на испанский курорт Бенидорм. С ним едут два юных гопника, оба по имени Мухаммед, недавно откинувшийся мамин экс-любовник (Венсан Кассель) и бойкая девица (Оулая Амамра), любовь всей жизни Франсуа.

«Мир принадлежит тебе» — знаменитая цитата из «Лица со шрамом», самого любимого кинофильма французского уличного криминалитета. Даже там, впрочем, она появлялась в ироническом контексте, а здесь уже выглядит форменным издевательством. Первый фильм Ромена Гавраса, сына греко-французского классика Коста-Гавраса (поныне здравствующего), тоже назывался оптимистичным слоганом — «Наш день придет», — но в нем была главным образом горечь. За минувшие восемь лет Гаврас, после дебютной полнометражной неудачи ушедший назад в видео и продолживший снимать провокационные клипы своим друзьям из Justice и другим смелым артистам (M.I.A., например), повзрослел, расслабился и возвращается с комедией — очаровательной, по-прежнему анархистской, но и безусловно коммерческой.

Культурная и социальная повестка в разных странах менялась не параллельно, и у зрителя этого криминального фарса могут возникнуть самые разные ассоциации в зависимости от прописки: сами французы вспомнят стареньких Жоржа Лотнера или Жана Жиро, итальянцы — допустим, Марио Моничелли, британцы — куда более современного Гая Ричи, а для русского человека «Мир» похож то ли на «Жмурки», то ли на «Мама, не горюй». Общий знаменатель, конечно, — «Ненависть», из которой, как из «Шинели», вышли все фильмы про неблагополучные французские пригороды. Эту связь, как и в дебюте Гавраса, персонифицирует Венсан Кассель в грандиозной, уровня Никиты Михалкова в упомянутой выше картине, роли второго плана: для главного героя он как бы фигура отца, между тем даже при весьма невысоком, в среднем, интеллектуальном уровне участников этой истории, он выделяется среди них своей эпической тупостью — и вдобавок открывает для себя теории заговора про иллюминатов и рептилоидов.

Еще одна безусловная ветеранская радость — Изабель Аджани, которая редко снимается в последние годы; у нее феноменально смешное выступление в образе, скроенном в равных пропорциях из криминальной хроники, репортажа из «Галери Лафайетт» и греческой трагедии. Плюс миллион удачных второстепенных персонажей — от кретина Путина и дуэта англофобов Мухаммедов до толстой девочки из нехорошей семьи и банды двойников Поля Погба. Склонность Гавраса к неполиткорректному юмору (терроризм — галочка, беженцы — галочка, буркини — галочка) местами отдает ребячеством, но раз смешно, значит, оправданно. После парижского вступления действие переносится на второсортный испанский курорт и там уже погружается в традиционный для жанра хаос: взаимные подставы, похищения, ограбления, а также выяснение межгосударственных, поколенческих и романтических отношений.

Несмотря на интернациональный фон, полностью оценить юмор этого фильма можно, наверное, только изнутри французского контекста: хорошо бы знать не только игроков «ПСЖ», но и певца Лорана Вульзи. Впрочем, это мелочи, зато если попытаться найти в этом анекдоте какое-то высказывание, оно легко переведется на другие языки, поскольку будет об интеграции. Мечта главного героя из иммигрантских многоэтажек — не стать Тони Монтаной, а уютно устроиться в среднем классе, и основное препятствие на этом пути — даже не среда, а его собственная мама. И чем больше авторы издеваются над Франсуа — в отменном, к слову, исполнении нескладного Леклу, — тем очевиднее их искренняя к нему симпатия.