«Снайпер» Клинта Иствуда: прощенный

Когда Крис Кайл (Брэдли Купер) был маленьким, папаша, красноречиво сняв ремень, объяснил ему с братом, что люди делятся на три категории: овцы, овчарки и волки. «Овец мы тут не растим. А если вы станете волками, я надеру вам задницы». Так Крис Кайл решил стать овчаркой.

Когда по телевидению показали взорванные американские посольства в Танзании и Кении, работавший ковбоем Кайл записался во флот и превратился в снайпера «морских котиков». После 11 сентября, едва успев сыграть свадьбу с хорошей женщиной (Сиенна Миллер), отправился в Ирак. Где, прикрывая действия пехоты, постепенно застрелил то ли 150, то ли 250 человек — установив таким образом профессиональный рекорд.

Из России это было не очень заметно, но в Америке «Снайпер» наравне с «Интервью» оказался самым обсуждаемым вне рубрик «искусство» фильмом года. Во-первых, он собрал невероятные, рекордные как для своего автора, так и для своего жанра деньги — на данный момент полмиллиарда долларов; считается, что в кино ломанулись, оторвавшись от охоты, молитвы и инбридинга, так называемые красные штаты, консервативная глубинка. Во-вторых, 84-летний Клинт Иствуд в очередной раз был заклеймен отдельными публицистами и коллегами как фашист и «ястреб» — история, начавшаяся еще во времена «Грязного Гарри» и получившая новое развитие на последних президентских выборах: тогда Иствуд, выступая на конвенции республиканцев, побеседовал со стулом, символизировавшим Барака Обаму.

«Снайпер» — действительно интересный и нетривиальный случай. По общечеловеческим, а не узкополитическим меркам Иствуд, конечно же, стопроцентный либерал; дело даже не в том, что он поддерживал, скажем, контроль за оружием и однополые браки, а в его риторике в целом — в частности, артикулированно антивоенной. И вот он берется за экранизацию мемуаров Криса Кайла — легенды неправой войны, героя ветеранских объединений, человека, который называл иракцев не иначе как «дикарями» и без лишних рефлексий отстреливал их как мух.  

Эту историю (особенно с учетом неожиданно образовавшегося постскриптума) можно было повернуть так или иначе, но Иствуд выбрал самый неожиданный путь: он вовсе не стал ее поворачивать. Биография снайпера дана так, как есть, напрямик — практически без всякого режиссерского комментария, с фирменной иствудовской невозмутимостью. Какие-то акценты, конечно, расставлены, но так незаметно, что их легко не приметить или прочитать превратно. В результате каждый видит в фильме то, что хочет увидеть, — собственное отражение, если угодно. Для кого-то это жизнеописание героя, патриота и рубахи-парня, который отправился на дальних рубежах родину защищать. Для кого-то — трагическая, изломанная судьба недалекого, но честного перед самим собой человека, ставшего жертвой пропаганды и внешнеполитической машины.

И Иствуд по всем признакам относится ко вторым — хотя спорить об этом можно до посинения. Но неужели режиссер показывает эту жизнь как удавшуюся? Неужели Иствуд заслужил, чтобы его подозревали в оправдывании иракской войны? Главное, что однажды он уже проделывал этот трюк, сняв две разные версии Второй мировой — «Флаги наших отцов» и «Письма с Иводзимы». И нет сомнений, что сейчас мог бы, если бы нашелся подходящий сценарий, поставить «Иракского снайпера», благо там даже есть такой персонаж, вполне карикатурный. Нельзя забывать, что упрощение, «дикари», мнимо черно-белая картина войны — это не точка зрения режиссера, а точка зрения героя, который смотрит на происходящее через прицел снайперской винтовки. Это фрагменты его картины мира — так же как и первый убитый олень, украденная Библия, правильная жена, так же как и «нет, а че?» в ответ на вопрос армейского психолога, не мучает ли его совесть.

То, что делает Иствуд, — он отказывается смотреть на Кайла как снизу вверх, так и свысока, он становится с ним вровень. Он говорит, что люди, вернувшиеся с фронта, совсем не обязательно заслуживают восхищения, но обязательно — сочувствия. При локализации название лишилось эпитета «американский», и, хотя соображения прокатчиков наверняка были самыми примитивными, в этом есть определенный резон: это мог бы быть фильм о ветеране любой национальности и любой войны, что Фолклендов, что Афгана. Важно, что Иствуд не считает возможным его осудить, — в иствудовском кинематографе этим занимаются более могущественные силы, чем режиссер.