Рэйф Файнс: «На улице меня не узнают. У меня же есть нос»
Знаменитый британский актер, который привез на фестиваль «Новое британское кино» свой второй фильм, рассказал Антону Долину о собственных режиссерских опытах и пути от Волан-де-Морта к шефу Джеймса Бонда.
- В вашем втором режиссерском фильме «Невидимая женщина», который вы привезли в Москву, вы снова, как и в дебютном «Кориолане», сыграли одну из центральных ролей — и не кого-то, а Чарлза Диккенса. Для вас это так важно, самому играть в собственных фильмах? Это же двойная работа, разве нет?
- Так и есть. Это лишь усложняет все дело. Когда я готовился снимать «Невидимую женщину», сказал себе, что на этот раз сниматься сам точно не буду. Дело трудное, неблагодарное. Но когда я вчитался в сценарий Аби Морган, то просто влюбился в персонажа Диккенса. Автор книги о последней любви писателя Клэр Томалин рисует его во всех сочных деталях, не без провокации, и ее палитра настолько широка и разнообразна, что трудно было противостоять искушению. Я говорю «искушение» как будто это что-то болезненное, но, вообще-то, что может быть более здоровым, чем желание актера сыграть выигрышную роль? Признаюсь, я сражался с собой. Нашел другого актера, долго его уговаривал; тот задумался, потом ответил отказом. А все вокруг меня уговаривали: «Давай, ты будешь лучше всех». Помню, мы сидели с Аби у меня на кухне, и я попробовал читать диалоги — а она в ладоши захлопала. Клэр ей вторила: «Только ты должен играть Диккенса, никто другой». Что сказать? Все-таки моя роль не самая главная. В общем, я себя простил. Может, это был не такой уж плохой выбор.
- Конфликтов у Файнса-режиссера с Файнсом-артистом не возникало?
- Постоянно возникали, и вопрос кастинга был первым из них. Вообще, режиссура — это постоянная борьба с собой, но я считаю это нормальным. Знаете, сам по себе я режиссировать не в состоянии — именно поэтому мне необходимы несколько ассистентов и продюсеров, чтобы помогать в этих внутренних конфликтах. Без них я никогда не был бы в состоянии сыграть хорошо в собственном фильме. В голове роится так много всего разного, невозможно сделать выбор. Особенно к концу рабочего дня. Сняв «Невидимую женщину», я укрепился в намерении продолжать заниматься режиссурой. Но никогда больше не сниматься в собственных картинах. Или… долго не буду. А потом посмотрим.
-
1/4 -
2/4 -
3/4 -
4/4
- Вы снимались у потрясающих режиссеров — от Питера Гринуэя до Уэса Андерсона. Можете сказать, что у кого-то из них чему-то особенному научились?
- Они такие разные, что сравнивать невозможно, и уроки, которые я брал у них, тоже из разных областей. Вероятно, самым вдохновляющим в череде этих потрясающих опытов был опыт работы со Стивеном Спилбергом в «Списке Шиндлера». Стивен потрясающе подкован с технической точки зрения, а в остальном доверяется инстинкту, и меня это в свое время поразило. Он обходится без сложных указаний актерам, предпочитая простейшие команды, и это здорово: «Нет», «Лучше», «Еще раз», «Вот, отлично» — не более того. Его необходимо чувствовать, и его собственное чутье не описать словами: он моментально реагирует на фальшь и не допускает ее. А, например, Дэвид Кроненберг, у которого я снимался в «Пауке», вообще почти не разговаривает. При этом обходится всего парой дублей, и я постоянно нервничал: то, не то? Уэс Андерсон, наоборот, перфекционист, он снимает дубль за дублем, но тоже доверяется инстинкту. Контроль, точность, детальность, невозможность изменить даже запятую в написанных им репликах — но зато можно импровизировать с разными интонациями, варьируя их до бесконечности и чувствуя себя совершенно свободным. А бразилец Фернанду Мейрелиш — я играл у него в «Преданном садовнике» — разговаривает не с актерами, а с оператором, постоянно меняя угол зрения камеры. Уроки… Да, конечно, я учусь у них. Думаю, эта учеба — навсегда, я никогда не буду считать, что достиг их уровня.
- Вы здорово балансируете и в театре, и в кино между классическим материалом — от Шекспира до Чехова — и современной драматургией. А душа у вас к чему больше лежит?
- И к тому и к другому. Шекспир — главная причина, по которой я когда-то решил стать актером. Моя мать дала мне его почитать, когда я был еще ребенком, и отвела меня в театр, показала классические экранизации… Никогда Шекспир не был для меня какой-то скучной школьной обязаловкой. Он всегда был живым, настоящим, понятным; его мощь производила нешуточное впечатление. А вот Диккенса я оценил уже в зрелом возрасте. С другой стороны, оценил же! Может, это и к лучшему, сегодня я им зачитываюсь. Но я не вижу необходимости сталкивать Шекспира или Диккенса с современными драматургами. И старые мастера, и новые говорят о современности. А если бы не говорили, никто бы их не ставил и не смотрел.
-
1/4 -
2/4 -
3/4 -
4/4
- Скажите, как вы живете все эти годы с Волан-де-Мортом? Вы смирились с его постоянным присутствием?
- Да я не думаю об этом, даже и не помню о нем! Пока не выйду на какую-нибудь пресс-конференцию.
- А на улице?
- На улице меня не узнают. У меня же есть нос.
- Вы, как поклонник классической русской литературы, должны знать, что один из главных ее шедевров — повесть Гоголя о человеке, оставшемся без носа.
- (Смеется.) Кажется, слышал. Надо подумать об этом.
- А как вы согласились сыграть шефа Джеймса Бонда М в «Координатах «Скайфолл» Сэма Мендеса? Это же Волан-де-Морт номер два, роль, которая неизбежно приклеится к вам надолго?
- Я никогда не чувствовал себя пленником Волан-де-Морта и вряд ли стану пленником М. Сэм пригласил меня сыграть в «Координатах «Скайфолл», и я никак не мог — да и не хотел — отказаться. Знаете, что для меня и Сэма писал один и тот же сценарист, Джон Логан? Мы с ним работали на «Кориолане». Мы все как-то легко нашли общий язык. Ну а что? М — прекрасная роль. Неужели Джуди Денч бросила тень на свою репутацию? Наоборот, она оказала нам честь, согласившись сыграть М. Почему бы мне не принять от нее эстафету? Предложение привлекательно и в творческом, и в коммерческом смысле, вокруг приятные люди — Барбара Брокколи, Сэм, Дэн Крейг, которого я считаю лучшим Бондом всех времен. Надеюсь, я неплохо вписался в компанию.