Венеция-2014 День третий: очернители

«Я мазохистка», — сообщает с улыбкой зрителям некрасивая женщина средних лет. Единственная ее одежда — толстая грубая веревка, опутывающая тело. Через минуту она широко расставит ноги и ляжет животом на стол, а невысокий усатый мужчина начнет охаживать ее по интимным частям тела — сначала плеткой, потом палкой и, наконец, купленной в магазине игрушек пластиковой ракеткой. «Мне всегда нравилось повелевать, а моему сексуальному рабу — подчиняться», — откровенничает другая, тоже далеко не юная, с крашеными волосами и в очках. В метре от нее голый и лысый джентльмен, к гениталиям которого привязано несколько килограммовых гирь, неловко раскорячившись и постанывая, моет посуду. Это далеко не самые откровенные кадры из нового фильма выдающегося австрияка Ульриха Зайдля «В подвале».

В принципе, даже те, кто в кино не ходит, твердо знают: арт-кино — для садистов и мазохистов. Кто еще добровольно будет смотреть на то, что российские законодатели назвали бы очернением, а то и как-нибудь похуже? Венецианский фестиваль не спорит со стереотипом, а радостно подтверждает его.

Вот Мохсен Махмальбаф, режиссер-диссидент из Ирана, давно живет и работает вдали от родины, где за свои взгляды может быть подвергнут политическому преследованию (как это случилось, например, с Джафаром Панахи). И не может успокоиться: нет бы заняться чистым искусством! Вместо этого он снимает в Грузии сатирический памфлет про диктатора, свергнутого разгневанным населением и бегущего вместе с малолетним внуком через всю страну от революционной толпы. Снимая «Президента», режиссер наверняка метил в Иран, но попал много куда. Как минимум украинский Майдан, да и многие российские реалии многократно приходят на ум, когда смотришь эту картину, действие которой происходит в «некоей стране на постсоветском пространстве». Правда, для пущей убедительности Махмальбаф цитирует «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, и архаичность его стиля начинает казаться почти карикатурной. Но по-своему интересны и растерянность именитого автора перед событиями современного мира, и его наивная решимость хоть как-то, пусть даже неуклюже, отобразить их на экране. В любом случае, у нас «Президента» вряд ли выпустят.

Как любят возражать очернителям настоящие патриоты, «а что, в вашей Америке разве лучше?» Если верить бывшему соотечественнику Махмальбафа, давно живущему и работающему в США Рамину Бахрани, — отнюдь. Его «99 домов» — житейский, но жесткий и бескомпромиссный триллер о молодом безработном отце-одиночке, изгнанном вместе с сыном и матерью-парикмахершей из родного дома из-за его неспособности выплатить банку ипотеку. Поселившись в дешевом мотеле, герой фильма начинает отчаянно искать новую работу — и находит ее в конторе того самого человека, который выкинул его семью на улицу. Сыгранный фактурным Майклом Шенноном король недвижимости — сам сатана во плоти, и очень убедительный: посасывая электронную сигарету, раздавая указания подчиненным и работникам, он не забывает посюсюкать с тремя дочурками или сказать ласковое слово отдыхающей у бассейна любовнице. Одновременно с этим рушатся судьбы сотен людей, которых этот успешный бизнесмен, не моргнув глазом, а иногда идя на подлог, превращает в бездомных. Впрочем, «99 домов» — бенефис другого актера, выступившего здесь в качестве сопродюсера Эндрю Гарфилда («Социальная сеть», «Новый Человек-паук»). Его слабовольный герой недолго выбирает между служением добру и злу, положением жертвы и хищника. Пусть на улицах провинциальной Америки не раздаются автоматные очереди — жить в капиталистическом раю, если верить этой яркой картине, ничуть не менее страшно, чем на развалинах бывшего СССР.

Старушка Европа тоже лишь кажется уютной тихой заводью, где подобных кошмаров не творится. «В подвале» Зайдля — упоительная энциклопедия человеческих странностей, трогательных и забавных, но гораздо чаще довольно жутких. Недаром жители Австрии, как сообщает статистика (этот факт и подсказал режиссеру тему для очередного возвращения из игрового кино в документалистику), проводят больше времени в своих подвалах, чем в гостиных. Фасады скучны, подполья увлекательны. С шокирующей откровенностью герои картины делятся самым интимным и важным для них: некоторых секретов лучше бы и не знать.

Вот усатый добряк, музыкант любительского духового оркестра, ведет нас по своему подвалу, уставленному манекенами в нацистских мундирах и увешанному портретами Гитлера — самый большой и эффектный, как выясняется, много лет назад ему подарили на свадьбу коллеги, растрогав до слез. Теперь все вместе, облачившись в национальные костюмы, они пьют среди флагов со свастиками пиво, а потом берут в руки инструменты и играют свои любимые марши. А вот другая симпатичная бюргерша с гордостью демонстрирует свою подвальную коллекцию анальных затычек и дилдо. У третьего, немолодого уже, но подтянутого мужчины в свитерке в подвале тир: распевая во весь голос арии из опер Верди, Фриц Ланг (его правда так зовут) готовит мишени к стрельбе, а потом обсуждает с друзьями, как обнаглели турецкие иммигранты, которых и людьми-то назвать стыдно. Ну а еще одна женщина спускается в подвал, чтобы нянчить спрятанных там детей — пугающе реалистичных игрушечных младенцев, «спящих» в коробках из-под обуви на стеллажах.

В общем, любители порассуждать о распаде и гибели Европы найдут в выдающейся фреске Зайдля благодатный материал: вряд ли они смогут испытать ту своеобразную нежность к персонажам этой картины, на которую, несмотря на свою убийственную иронию, способен режиссер-гуманист.  

С другой стороны, такая динамичная развивающаяся страна, как Южная Корея, не утруждает себя тем, чтобы скрывать своих садистов в подвалах. В первых кадрах новой картины знаменитого Ким Ки Дука, лауреата «Золотого льва» двухлетней давности, компания благополучных молодых клерков убивает прямо посреди улицы старшеклассницу, замотав ей голову и лицо плотной клейкой лентой. Некоторое время спустя каждого из них, ведущего вполне счастливую жизнь, хватают и оттаскивают в укромное место члены таинственной организации — то ли военные, то ли сотрудники спецслужб, то ли мафиози; при аресте за убийц тоже никто не вступается. Там каждого из соучастников преступления долго и со вкусом пытают, выбивая не столько признание, сколько раскаяние. Одних потом убивают, другие сами кончают с собой, а зритель начинает догадываться, что мучители-мстители — вовсе не представители властей, а обычные ряженые. «Один на один» (так называется новый опус плодовитого корейца) — политическая притча с обескураживающе банальной моралью: насилие рождает насилие, и ничья правота не может служить его оправданием. Забавно, что старомодная нравоучительность находит сегодня такие экстремальные формы выражения — ведь и Ким, в свою очередь, осознанно осуществляет насилие, только уже над зрителем. Тот за это встречает его овациями.

С другой стороны, не менее теплые аплодисменты достались на долю Джошуа Оппенхаймера, одного из самых молодых и талантливых венецианских конкурсантов этого года. Американец, живущий в Дании, свои фильмы он снимает в Азии. Его «Взгляд тишины», единственный документальный претендент на «Золотого льва», продолжил тему, начатую два года назад нашумевшей лентой «Акт убийства»: раскрытие во всех деталях страшной массовой резни, случившейся в Индонезии в середине 1960-х, когда население целых деревень уничтожалось под предлогом борьбы с коммунистами. Идиллически-райские края, куда ездят отдыхать и европейцы, и американцы, и наши соотечественники, построили свое благополучие на крови. Если «Акт убийства» в причудливой форме документального мюзикла демонстрировал беззастенчивые признания палачей, то «Взгляд тишины» — в немалой своей части действительно безмолвный портрет выживших жертв и их детей. Им даже неловко вспоминать о массовых убийствах, в которых безвинно погибли их близкие: они молча смотрят в камеру, и зритель встречается с ними глазами во взаимной попытке понять, как такое могло случиться? Эта картина — поэтичная, медитативная, сопровождаемая не музыкой, но тихим стрекотанием цикад, — может служить эталоном современного неигрового кино, но, вместе с тем, отчетливо объясняет, что никаких способов бороться с творящимся на земле у кинематографа, да и любого другого искусства нет.

Разве что вытаскивать какие-то спрятанные вещи, как бы они ни были неприятны, из подвала. Нам бы тоже не помешало. Неужто в российском прошлом меньше убийств, за которые никто не понес наказания, чем в индонезийском? Разве мы не живем в повседневном страхе — боимся ли неконтролируемого насилия революций или тоталитарного уничтожения несогласных? Меньше ли жестокости на улицах Москвы, чем в подворотнях Сеула? Наши акулы ипотечного капитала вряд ли хоть в чем-то милосерднее американских. Не говоря уж обо всем, что можно отыскать в подвалах — да и гостиных — граждан РФ. Но кино обо всем этом пока что не снимается. Потому что нефиг очернять.