Нет смерти для меня

На экраны выходит фильм Алексея Балабанова «Груз 200» — самое жестокое и безысходное кино, когда-либо снятое в России. Действие фильма происходит в 1984-м в провинциальном промышленном городе, где дочь секретаря райкома оказывается в руках маньяка-извращенца. История Балабанова, конечно, не про конкретных людей, это смертный приговор стране, где даже повседневный быт построен на подлости, равнодушии и людоедстве. И тем не менее есть конкретный человек, которому досталось в этом фильме больше всех, — главная героиня, Анжелика. Ее играет вчерашняя студентка Агния Кузнецова, и глядя со стороны, не вполне понимаешь, как после этой роли она не сошла с ума.

— Вы в кадре водку стаканами хлещете, а в жизни пьете?
— Ой, нет, я не по этой части. А в кадре мне воду наливали.
— В титрах указано, что фильм основан на реальных событиях. Вам Балабанов что-то рассказывал?
— Я не спрашивала, а он не говорил ничего конкретного. Может, что-то такое и было, причем, может, даже и не одна такая история, время-то какое было.
— Я в 84-м году, о котором в фильме речь идет, только родилась, поэтому не помню советских реалий, на меня картина произвела впечатление исключительно своей жесткостью. Вам 21 год. Для вас это о чем фильм?
— Я думаю, это фильм в первую очередь про то время, это взгляд режиссера на ту страну, на то, как она погибла и почему. В фильме же не только жесть. Там есть политическая линия, проблемы отношения к родине, есть линия больной любви главного героя — маньяка к девушке, вообще — линия жестокости.
— Мне кажется, у Балабанова внутренняя склонность к насилию — вспомнить только «Про уродов и людей».
— Ой, а, например, Ходорковский!
— Ходорковский? А что с ним?
— Тьфу, Тодоровский… Нет, Ходоровский. Ну режиссер, фильмы его — «Святая кровь», «Крот». Вы не смотрели? Вот там такая патология! Такие кровавые истории! По сравнению с ним балабановская история очень мягкая и реалистичная. Этот режиссер, он, кажется, даже запрещен, там всегда такая жесть, главные герои — уроды или карлики, ужас, в общем.
— Вы не боитесь, что с вами может произойти то же самое, что с Элизабет Беркли, когда после жестких по тем временам «Шоу-герлз» Верхувена ее ни в один фильм больше не брали?
— Ну не знаю, у меня вот в августе новые съемки, меня позвала в свой первый полный метр молодой режиссер Лера Германика. Картина про трех школьниц.
— Ларри Кларк такой?
— Ну да. Девятиклассницы, проблемы замкнутости, одиночества, девочки стоят на пороге взрослой жизни. Будет такая психологическая драма без всякого трэша, хорошие диалоги, мне нравится. Любовь, становление, отношения с родителями.
— Похоже на фильм «Детки»?
— Ой, нет, не так все грязно. «Детки» мне очень не нравятся. Что это такое — наркотики, СПИД, я трахалась — ты трахался…
— На просмотре «Груза 200» всем интересно было — откуда в сцене с трупами вы взяли столько мух?
— Какие-то специальные люди привезли огромные сетки, в них сидело несколько сотен мух, их выпускали, включали вентиляторы. А мухи были жирные, ленивые, помирали прям на нас. Они были какие-то искусственно выведенные. Нас всех еще мазали специальной гадостью, чтоб мух приманивать.
— А труп?
— Труп — это мой однокурсник, Костя Балакирев. У нас на картине работал замечательный гример, Косте даже делали специальную маску трупа.
— Вы очень здорово играете, так и не скажешь, что это ваша первая роль.
— Ну когда есть смысл, когда есть что играть, какие-то эмоции, какие-то ситуации — это всегда выигрышно. Правда, озвучивала меня другая девушка, из Питера, я с ней, если честно, даже не знакома. Балабанов так решил, а я не стала спорить.
— Вас в «Грузе» много голой показывают. Вы не стеснялись?
— Как ни странно, не стеснялась. Балабанов всех лишних людей с площадки выгонял. Вообще, это было самое легкое.
— А что было тяжело?
— Ужасно тяжело было снимать сцену в бане, когда убивают Суньку и насилуют Анжелику. Мы зашли в баню в 6 вечера и вышли в 9 утра. Но самое трудное было снимать проезд на мотоцикле.
— О, это самая впечатляющая сцена!
— Это было в Череповце, там химкомбинат, вонь, оранжевый дым, у всех людей красные лица, и все пьют через марлевые повязки. Я сидела в машине и закрывала нос. Еще перед нами пускали машину с огромными колесами, и мы на мотоцикле за ней ехали — пыль, дым, крошка в лицо! А еще там климат меняется моментально — то дождь, то жара, везде развалины, дым, сразу «Сталкер» вспоминается.
— А вот артист, игравший маньяка, Алексей Полуян, он в жизни какой?
— В жизни это самый добрый, мягкий, нежный, понимающий человек. Я его обожаю. Он меня познакомил со своей дочкой, ей столько же лет, сколько мне. Очень милый, деликатный человек. Ему Алексей Октябринович все говорил — не улыбайся! Не надо! Чтоб Журов не давал никакого обаяния.
— А вот мне интересно — ваша героиня умерла, как думаете?
— Предполагается, что все-таки да. Хотя, быть может, она сломала себе запястье, вытащила руку. Я думаю, кстати, что она выжила.
— Я смотрела и думала: хоть бы он ее убил, она же все равно уже умом тронулась.
— Я как-то не задумывалась об этом до сих пор, если честно. Видимо, да, надо было ее убить.