«Эти умные, талантливые, сильные люди — они же все время без одежды ходили» Режиссеры и актеры «Интимных мест» — о сексе, фокусах, греческих богах и депутатах Госдумы

«В детстве папа мне выписывал французскую газету. Не знаю, откуда он ее брал в сибирской деревне, но она почему-то приходила к нам на почту, клянусь. Я не знала языка, но там была картинка французской семьи, они все были голые: мама, папа, дети — мылись в бане. Родители со мной ничего не обсуждали, но старались на видном месте оставлять такие материалы, чтобы я видела мир шире.

До «Интимных мест» я сняла короткий метр, в котором главным героем был Леша, фильм назывался «Травматизм». В нем мы без обиняков поговорили про секс, про измену. Эти вопросы меня очень интересовали, его, кажется, тоже. Мы вроде как закрывали гештальт в том фильме. Но оказалось, что проблему нельзя решить раз и навсегда, просто сев и сказав: «Слушай, ты перестал меня удовлетворять». — «А ты, ты ничего не делаешь, чтобы я захотел…» Такая фигня — опять будет плохо уже на следующий день.

Сюжетные линии в «Интимных местах» мы все придумали. Было важно, что действие происходит в мегаполисе. Что там, за закрытыми дверями? Хотели заглянуть в замочную скважину. Единственная реальная история во всем фильме — рассказ продавца автомобилей о том, как у него были отношения с лилипуткой-хулахупщицей.

Наш фильм пытаются политизировать, но мы открещиваемся. Политике здесь не место, а место человеческим фобиям и проблемам. Те люди во власти (и просто люди, которые ходят по улицам, но поддерживают их инициативы) — они травмированы, как героиня Юлии Ауг (чиновница, которая борется за нравственность. — Прим. ред.). Им надо помогать. Нам всем нужна помощь, домашняя тоже сгодится: обнять, поцеловать, заняться сексом. Иногда это лечит».

Также сыграл человека, который влюбился в любовника своей жены

«Мы показывали «Интимные места» в Ереване, на фестивале «Золотой абрикос». Потом при­шли на обсуждение с армянской интеллигенцией. Вскакивает хорошо одетый человек 35 лет и начинает кричать: «Что это такое? Вы агенты мирового разврата! Как такое вообще можно показывать в Азии?» Остальные ему: «Ты что, дурак? Что, Армения — это Азия?» Мы потом спросили, кто он, а нам отвечают: «Это хозяин местной службы знакомств».

Надо быть честным с самим собой. А то люди живут-живут, начинаются проблемы с сексом, и они себя успокаивают: «Секс — это не главное. У нас и так все хорошо: столько друзей, детей-то как любим…» Или человек говорит: «У меня такая интересная работа, я так ею захвачен, она так много мне дает — она дает мне постоянную занятость, а потом забойный отдых на Канарах». Нас приучали еще в Советском Союзе: секс не главное. Внушили это очень четко. Некоторые мои ровесники, люди сорока лет, узнав, о чем фильм, морщатся: «Фу, зачем это опять — сиськи-письки». Мы с Наташей со своими комплексами хотя бы пытаемся бороться — при помощи кино.

«Могут увидеть дети» — это сейчас самый главный аргумент. У меня все было в детстве проще: я жил с родителями в ФРГ и там на помойке рядом с магазином нашел голландский хардкор-порножурнал Love in Action, в котором было все и обо всем. Мне было 12 лет. Зато потом родителям ничего не пришлось мне объяснять.

Из сценария сначала не следовало, что мой персонаж — гомосексуалист. И актеры, которые приходили пробоваться на эту роль, спрашивали: «Но он же не гомосексуалист? Нет? Мы же читали сценарий». Был сильный страх. Только один сказал: «Не так уж много людей согласятся сыграть гея в нашей стране! Я один из них. Берите меня». Но он нам не подошел. Уже перед самыми съемками Бакур Бакурадзе (один из продюсеров картины. — Прим. ред.) говорит: «Так и не выбрали? Ну давай ты, Леша, сыграешь».

Я заранее планировал сделать Наташе предложение на «Кинотавре». Накануне церемонии закрытия нам сообщили, что мы получим диплом Гильдии кинокритиков. Я подумал: «Классно, сделаю предложение на сцене». И вот мы выходим, а вместе с нами выходят получать призы Гильдии киноведов Федорченко и Манский — в общем, ­целая толпа. Я нащупал в кармане кольцо и руку опустил: «Ну ладно, в такой обстановке лучше не надо. Потом, на пляже». Но буквально через несколько минут нас неожиданно вызывают получать приз за лучший дебют, и я понимаю, что мы будем на сцене одни. Тогда-то и сделал ­наконец ей предложение».

Сыграла галеристку, которая терпит измены мужа и заводит роман с горничной

«Знакомая кастинг-директор, Юля Павлова, которой я очень благодарна, как-то сказала: «Хочешь почитать один сценарий?» Беру, читаю и понимаю, что я умру, если это не сыграю. Не помню, сколько я прошла проб. Сказать, что Юрий Колокольников (теперь мой обожаемый, а тогда мы даже не были знакомы) вел себя на пробах адекватно, — значит не сказать ничего. Нюхал мои сапоги, открывал холодильник, пил кефир, хватал мою сумку — успел обыграть все, что было вокруг. Я на него смотрела так: «Ничего, и тебя вылечат». И Наташа, и Леша мне потом уже сказали, что именно такой глаз, мамкин, нужен был для роли. Съемки уже начинались, нужно было принимать решение, Наташа с Лешей нервничали, я так просто издергалась, звонила: «Ну как, утвердили?» Когда уже нужно было утвердить актрису, ребята прижали Бакура Бакурадзе: решай. А он ушел в туалет, вернулся и сказал: «Олеся Судзиловская будет».

Когда мы играли нашу любовную сцену с Динарой Янковской, Бакур был на съемках и придумал поставить ширму, чтобы мы были отгорожены от съемочной группы. С Динарой было два дубля, причем бесконечных — минут по 20. Никто не останавливал — безумие! Наташа невероятно чувственный режиссер. Она даже не говорила — жестикулировала. И я ее, как мне кажется, не только понимала, но и чувствовала.

Как мы придумывали мою героиню? Параллельно я снималась в другой картине, волосы были свекольного цвета, поэтому для внешнего решения роли ничего не пришлось придумывать — от привычного блондинистого краснодорожечного образа Олеси Судзиловской мы были предельно удалены. Многие меня в картине не узнают, многие говорят: «Ой, это ты была?»

История, рассказанная нами, — о том, что наши истинные лица находятся где-то ниже нашей талии. И еще — о любви. Я играла про любовь!»

Сыграл фокусника, в которого влюблена семейная пара

«Мы все удивлены, что фильму дали прокатное удостоверение, — то есть рады, конечно, но через удивление эта радость происходит. На самом деле там же персонажи такие милые — лузеры, как и все мы. Мой герой — объект желания семейной пары, и жены, и мужа (их играют Алексей Чупов и Екатерина Щеглова. — Прим. ред.). Лучик света в темном царстве. Он у меня фокусник — маг и волшебник по профессии. Я брал уроки, учился, потому что нужно было показывать свою карточку визитную по-волшебному; оказалось, фокусы — сплошное вранье. Героя зовут Сергей Сергеев, как моего хорошего друга, который делает миксы для «Солянки». Мне напечатали кучу визиток — девочка на шаре, а сбоку написано: «Маг, иллюзионист». Я потом дарил их Сереже.

У меня самый невинный персонаж — мы снимали одну обнаженную сцену, но ее даже не вклю­чили в финальный монтаж, так что я не засветил причиндалами. Мне кажется, все немного стеснялись. У меня не было совместных дней с Юрием Колокольниковым, но, насколько я знаю, как раз он себя чувствовал спокойно и раскрепощенно. Говорят, ходил весь день с голым … по площадке — смущались все вокруг, но я свечу не держал. У нас когда были сцены такого рода, все лишние люди просто выходили. Мне было гораздо сложнее в холодное утро ходить в плавках мокрым вокруг бассейна и на асфальте стоять.

Леша Чупов в нашей связке был больше актером, чем режиссером, и из интима сцена с ним была самая жесть. Такого опыта у меня не было точно. Леша хороший чувак, но не настолько. Но в итоге никто пидораса-то и не сыграл — все довольно невинно снято, вроде как сон. А с Катей Щегловой мы очень много целовались — нацеловались, я был очень рад. Она еще была не замужем».

Сыграла замужнюю женщину, которая влюбилась в фокусника

Мне сначала не понравился сценарий, но очень понравилась Наташа. От роли я пыталась сначала вежливо отделаться или кого-то вместо себя им предложить. Мне показалось, что это какой-то трэш будет, — сейчас-то мы видим, как это сделано, а тогда я читала просто слова: кого-то тошнит, кто-то кого-то … В русском кино это вообще рискованно — может оказаться полным говном. Поскольку я художник, а не актриса, я подумала — чего я буду ввязываться? Хотелось, в общем, … с этой ситуации. Потом я пришла к ним на встречу, увидела всю компанию, они мне безумно понравились, и я решила, что надо с ними все делать, потому что они хорошие. И талантливые.

Моя героиня — это человек, который всегда был зажат. Она вообще не жила своей жизнью, боялась мужа, а потом ее все …, и она стала сама по себе. Мы снимали сцену втроем — муж Наташи Леша, Паша Артемьев и я, все лежали голые. А прямо перед кроватью сидит Наташа с монитором и орет: «Так, плейбек, Катя занимается сексом, Паша занимается сексом, все — упала, перевернулась!». Даже изнутри было понятно, что происходит что-то очень смешное.

Я на съемках все время выпивала очень много, потому что я болела. Чтобы не чувствовать боли, я все время пила коньяк. Не была технически пьяной, но состояние — все время смещенное. Это и есть самая смешная история со съемок.

Сыграла чиновницу, которая живет с вибратором и борется за нравственность

«Моей любимой эпохой в детстве была Древняя Греция — вся эта цивилизация, боги и герои. Прекрасная романтическая эпоха. И я все время думала о том, что эти невероятно умные, талантливые, сильные люди — они же все время без одежды ходили. И для них это не было проблемой. Я думала: «Как круто! Ты же ничего не можешь скрыть, никого не можешь обмануть!» Ты можешь скрыть только то, что у тебя в душе.

Когда мы снимали фильм, мой персонаж ­казался приветом из архаического прошлого. Мы смеялись, что это такие обкомовские тетки — не то что уходящая, ушедшая натура. Фильм делался год, и вдруг они начали появляться и разговаривать — все эти Милоновы-Мизулины. Доходило до какой-то мистики: у меня было ощущение, что они украли наш сценарий и теперь по нему шпарят. Никак не могла себе представить, что моя Людмила Петровна окажется пер­сонажем сегодняшнего дня. Жизнь догнала наш фильм.

В «Овсянках» и «Небесных женах луговых мари» (во всех трех картинах с участием Юлии Ауг содержатся сцены разной степени откровенности. — Прим. ред.) тоже есть шокирующие моменты, но там все было проще. Там магический реализм, и всегда за него можно немножко спрятаться — или не спрятаться, но как будто начать существовать в магическом мире. Можно умереть, можно быть другой, тебя могут сжечь, могут быть какие угодно обряды. А тут реальная женщина. Я себе представила, как она живет, — и мне по­настоящему стало страшно. У каждого из нас есть определенные зоны одиночества и моменты неприятия — когда ты себя настолько сильно не принимаешь, что в твоей жизни не остается места никакой сексуальности. Потому что ты сейчас такая старая, такая толстая и такая некрасивая, что боже мой, ты никому понравиться не можешь.

Пользуются ли такие обкомовские тетки вибратором? Думаю, да. Вернее, даже не думаю — знаю. Люди, они ведь уходят. Люди говорят: «Извините, пожалуйста, мне пора». А вибратор ведет себя предсказуемо и так, как нужно. Какой смысл контактировать с людьми?

Мне сейчас прислали по-настоящему интересный сценарий. Моя героиня — уже очень больной человек, пытается как-то привести себя в порядок, параллельно занимается какими-то делами. Там есть несколько нежных постельных сцен. Сценарий мне очень понравился. Присылают договор, а в нем пункт, в котором я, оказывается, отказываюсь сниматься в обнаженном виде и прошу найти мне дублера. Я так сильно удивилась. Говорю своим агентам: «А зачем?» Да, мне нужен дублер, но только в одном случае — если исполнение чего-то на самом деле грозит моей жизни. Если прыжок с крыши определенным образом поставлен, то я его совершу, наверное. Но я точно не буду принимать участие в гонках на автомобилях, потому что я точно знаю, что я могла бы с этим не справиться. Я стараюсь себя не сохранять, не защищать. Если ты актер, то какой смысл ­себя закрывать, от чего-то ставить блоки?»