Больше ада «Москва 2017»

Судя по истерической реакции в интернете на фильм «Москва 2017», рассказывающий о судьбе раскаявшегося маркетолога, режиссеры Александр Дулерайн и Джейми Брэдшоу (ранее уже слегка наезжавшие на общество потребления в короткометражке «Офшорные резервы») достигли своей цели повергнуть слабонервного зрителя в состояние шока. Тем более виртуозно, что ничего сверхъестественного в фильме нет, как нет и ничего сложного, бредового или эзотерического в том языке, на котором он к тебе обращается. Тем не менее большинство «простых зрителей», спокойно воспринимающих добрую часть непроходимо тупой голливудской и отечественной продукции, именно на «Москву 2017» реагируют, как бешеная корова на красную тряпку («The Mad Cow» — один из англоязычных вариантов названия фильма), считая, что подобную чушь можно было снять только в состоянии наркотического опьянения.

Исходя из пары показателей рекламной эффективности — «вовлечения» и «внедрения», (известных еще по пелевинскому «Generation P», который «Москва 2017», ничуть не стесняясь возможности использовать наработки классика, поглощает и переваривает), — гневные обещания интернет-пользователей можно расценивать как признак успешного внедрения в сознание: «Мы запомним фамилию режиссера и никогда больше не пойдем на его фильмы» (хотя массового вовлечения в потребление картины это, разумеется, не гарантирует).

Впрочем, неизвестно чему — внедрению или вовлечению — больше обрадовался бы рефлексирующий маркетолог из «Москвы 2017» Миша Галкин (Эд Стоппард), после истфака МГУ устроившийся на работу в коммерческий ларек и блестяще осуществивший его ребрендинг с помощью крупной лаконичной вывески «Водка». В начале фильма маркетолог переживает творческий кризис и никак не может придумать удачную наружку и слоган для блокбастера «Belarus» — совершенно леденящего, судя по имеющимся вариантам рекламной концепции. Девиз, который герой наконец рождает в нечеловеческих муках, подошел бы и самой «Москве 2017»: «Никто не услышит твой крик». Например, крик американского босса героя (Джеффри Тэмбор), который не может привыкнуть к варварскому русскому обычаю требовать отдельной платы за каждый пакетик кетчупа в бургерной. Сквозь неуклюжие американские попытки понять русскую душу просвечивает сказочно-романтический взгляд авторов «Москвы 2017» на Россию — по версии Дулерайна и Брэдшоу, основоположником маркетинга является В.И.Ленин, нашедший уникальный способ продать людям советскую власть, посулив коллективное счастье. В фильме довольно часто попадается на глаза плакат с ленинским изречением «Из России нэповской будет Россия социалистическая». В финале картины, когда один из основателей параллельного кино Глеб Алейников в роли президента России зачитывает с экрана телевизора решение о запрете рекламы на всей территории РФ, оно в каком-то смысле реализуется: буржуазная Москва возвращает себе социалистический облик, очищаясь от рекламных щитов, за которыми почти скрылись сталинские высотки.

Маркетинг, способный не только управлять желаниями и увеличивать продажи, но и изменять мир, предстает в «Москве 2017» как разновидность колдовства и шаманства. Главный шаман камлает на частном острове в Полинезии — это всемирно известный маркетинговый гуру в исполнении Макса фон Сюдова, который начинает очередное совещание с коллегами словами: «Я хочу поговорить о любви» и констатирует огорчительный для него факт: никто больше не любит фастфуд. В широком смысле «Москва 2017» — это фильм о любви: не только о любви потребителя к брендам, но и в самом мелодраматическом разрезе — о романе русского маркетолога и американки (Лили Собески). То есть об альянсе русского иррационализма и мистицизма с американским прагматизмом, от которого рождается жирненький дебил, не способный заинтересоваться ничем, кроме любимых бургеров. Впрочем, к этому моменту «толстый» и «красивый» уже окончательно станут синонимами в соответствии с планом рекламного гуру, задумавшего изменить представление о красоте и тем самым вернуть любовь к фастфуду.

«Москва 2017» довольно сосредоточенно препарирует не только сознание потребителя бургеров и телешоу, но и потребителя фильмов, испытывающего при отступлении от привычной рецептуры абстинентный синдром, выплескивающийся в дружном вопле: «Че за бред?!» Его легко переформулировать в «Че за бренд?» в соответствии с авторской идеей о том, что брендам нынче расти особенно трудно, как никогда в истории — в сознании человека не хватает места, чтобы желать все новые товары. «Москве 2017» тоже непросто пробиться в зрительскую голову, занятую «Аватаром» и «Трансформерами», хотя авторы вроде бы честно прилагают усилия, чтобы подняться на должный визуальный уровень, вставляя в фильм галлюцинаторные спецэффекты. Гигантские переливающиеся пузыри, выползающие из-за шиворота у любителей фастфуда, и уродливые золотые червяки, нависшие над Москвой как символ атакующей человеческий мозг бешеной говядины, иллюстрируют жуткую мысль, которая вполне сгодится в качестве рекламного слогана: пока ты ешь бургер, он ест тебя.