Канны-2013 Ретро Джеймса Грея, «Облачный атлас» Джармуша, садомазо Романа Поланского, стран

«Выживут только любовники»

В конкурсной картине Джима Джармуша Тильда Суинтон и Том Хиддлстон играют Адама и Еву — двух вампиров, принадлежащих друг другу с начала времен. Адам, рефлексирующий суицидал, живет в Детройте, из которого уже высосана жизнь, и коллекционирует гитары. Ева (скорее его мать, чем жена) скрывается от суеты в Танжере в компании Кристофера Марлоу (Джон Херт) — такого же вампира и дилера первоклассной крови. Бог знает кого могут восхитить шутки Марлоу про то, как он писал «Гамлета», — абитуриентов филфака, возможно. Подобных простеньких ребусов особенно много в начале (ближе к концу Ева воспользуется паспортом на имя Дейзи Бьюкенен, которую каннская аудитория полторы недели назад наблюдала на открытии в фильме База Лурманна, — в такие мгновения кажется, что коллективное бессознательное можно потрогать руками; фестиваль — это ведь не только фильмы, это еще их неслучайно подслушанный разговор между собой). 

В свои шестьдесят Джим Джармуш снял поразительно подростковый фильм, который поначалу кажется унылым и претенциозным — как гитарный запил или «Облачный атлас». Но (как и в случае с «Атласом») по прошествии времени, если не покинуть зал и let the right one in, замечаешь, что внезапно порабощен этим ночным миром. Здесь у Евы лицо и тело актрисы, которая не изменилась за последние тридцать лет; здесь по вечерам надевают темные очки; здесь простых смертных презрительно называют зомби, но убивать их стараются только в случае крайней необходимости, потому что иначе — «so 15th century»; здесь есть свои беспредельщики (как сестра Евы в исполнении Мии Васиковски) — и, наконец, любовь здесь длится вечно, а выживают только бессмертные.

«Венера в мехах»

Роман Поланский продолжает тему инфернальных существ — как в конкурсе (см. «Возмутитель спокойствия», «Выживут только любовники»), так и в собственном творчестве. Дьявол, разумеется, — это женщина; «хорошая новость — тебя парализовало, плохая — ухаживать за тобой буду я». Конкурсная «Венера в мехах» (как и двухлетней давности «Резня») — адаптация театральной пьесы, на этот раз Дэвида Айвза, который превратил книгу Леопольда фон Захер-Мазоха в диалог двоих: мужчины и женщины, писателя и актрисы, человека и дьявола. К драматургу (Матье Амальрик, феноменально похожий на Поланского), проводящему в театре кастинг, под вечер внезапно вваливается незнакомка (Эмманюэль Сенье) — грубоватая, затянутая в кожу, мокрая, по имени Ванда, тезка героини Мазоха. Герой против воли начинает прослушивание, фрагменты «Венеры в мехах» становятся частью опасной игры, в финале — жутковатая, но правдоподобная метафора отношений полов. Публика хохотала весь сеанс — здесь шутки потоньше, чем у Джармуша; такой Comedy Club для утонченных натур.

«Иммигрант»

Конкурсный «Иммигрант» (а скорее — «Иммигрантка», потому что главная героиня — женщина, беженка из Польши в исполнении Марион Котийяр) не биография предков Джеймса Грея, в начале XX века уехавших в Нью-Йорк из местечка под Киевом, но выбор темы как минимум не случаен. Уже по высадке на острове Эллис в устье Гудзона (там приезжих фильтровали иммиграционные службы; Грей в интервью говорит, что он первый режиссер, который снимал на натуре, до того остров воссоздавали в других местах) девушка разлучена с сестрой, больной туберкулезом. От депортации героиню спасает скромный мужчина в костюме (Хоакин Феникс) — как выясняется позже, управляющий в притоне (хозяйкой которого является пожилая женщина в исполнении Елены Соловей, уже несколько раз игравшей у Грея), слабый, жестокий и одновременно великодушный и мягкий человек — манипулятор и спаситель в одном лице. Его соперником в борьбе за сердце девушки становится фокусник Орландо (Джереми Реннер) — у него, как и у главной героини, был реальный прототип, маг и медиум Тед Аннеман, изобретатель многочисленных техник и трюков. Грей вместе с оператором Дариушем Хонджи воссоздает Нью-Йорк, запечатленный на картинах американских художников первой половины прошлого века, и в начале фильма и эта атмосфера, и постепенное погружение в ад женщины, приехавшей за счастьем, почти завораживают — кажется, что Грей снял свой лучший фильм (или — «наконец снял хороший фильм»). Но ближе к концу внимание камеры окончательно переключается на неврастению Хоакина Феникса; способность этого актера изображать глубокое немотивированное внутреннее страдание хорошо известна, и смотреть на это еще раз не то чтобы совсем под другим углом — скорее утомительный, чем увлекательный опыт.

«Танец реальности»/«La danza de la realidad»

Последним пунктом в программе «Двухнедельника режиссеров» стала новая картина Алехандро Ходоровского. «Танец реальности» — в том же смысле автобиография чилийского режиссера, в какой «Амаркорд» — автобиография Феллини. Сравнения неизбежны, в центре внимания — собственное детство в маленьком приморском городке и визуализация полузабытых фантазий, впрочем, визуализируют эти два режиссера все-таки по-разному. Здесь тоже много сцен, которые невозможно будет забыть (атака полуголых поющих инвалидов; сотни птиц, пожирающие сотни рыб). Фильм начинается как серия гэгов: мать Алехандро не разговаривает, а поет оперным голосом; отец его — сталинист, проводящий собрания компартии в борделе с трансвеститами; он же — старшина местной пожарной команды: когда умирает их собака-маскотт, талисманом назначают маленького Алехандро. Серия анекдотов (довольно смешных) обрывается в тот момент, когда отец отправляется в столицу, чтобы убить диктатора Ибаньеса, — в этот момент начинаются испытания, которые приводят его и зрителей к не самому очевидному выводу: поклонение тиранам и ненависть к тиранам — одно и то же; перекрученные жилы, следствие фрустрации, страха перед утратой маскулинности. Сталин, Ибаньес и отец — один человек, который нуждается в очищении страданием. В финале сам Ходоровский (который и до этого несколько раз появляется на экране с монологами, обращенными к себе прежнему), одетый в черный костюм и фиолетовую майку, прячется за спиной у смерти, которая уплывает на баркасе в открытое море.