Вопросы Тревелоги

Жанна Агалакова, Джереми Кларксон, Матвей Ганапольский, Марлена де Блази, Грег Мортенсон, Элизабет Гилберт — что общего у всех этих людей? То, что все они написали книги о путешествиях и/или опыте-взаимодействия-с-другими-цивилизациями; что все эти книги в данный момент находятся в списках бестселлеров; и не просто находятся, а занимают — в последнее время уж точно — чуть ли не половину этих самых списков. Все только и делают, что читают книги о путешествиях. Маргинальный то есть жанр — на наших глазах, за несколько лет — превратился в доминирующий.

Превратился-то превратился, но штука в том, что какого-то общепринятого слова, которым обозначался бы этот очевидно особенный, отличающийся от других тип книг, — нет.

Путевые очерки? Книги о путешествиях? Тревелоги? Художественные путеводители? Тревел-райтинг?

Результат этой лакуны в таксономии — несусветная путаница в магазинах. «Все, что я знаю о Париже» Агалаковой и «Стивен Фрай в Америке» продаются в «Москве» в «Путеводителях»/«Страноведении». «Чао, Италия!» Ганапольского и «Мир по Кларксону» Джереми Кларксона — в «Публицистике». Пол Теру и Свен Линдквист — в «Зарубежной прозе». В Доме книги Агалакова стоит в «Регионоведении», а Фрай — в «Художественной публицистике».

С какой стати?

Почему бы не завести наконец — раз уж всем очевидно, что эти книжки важные, что они не мертвый груз, что люди приходят и покупают именно их, — почему бы не завести для них специальные отделы и полки; шкафы! Шкафа, в которых окажутся впритирку друг к другу очевидным образом однотипные книги. «Фрегат «Паллада» Гончарова. «Венеция — это рыба» Скарпы. «Одноэтажная Америка» Ильфа и Петрова. «Простаки за границей» Марка Твена. «Стивен Фрай в Америке». «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» Пирсига. «Семьдесят минуло» Юнгера.  Все те книги, которые сейчас раскиданы по  разным отделам либо — что еще хуже — сосланы в чисто прикладные путеводители.

Почему бы не признаться себе, что нет ничего дурного в том, чтобы написать на этих шкафах одно простое слово, термин: например «тревелог»? Вот что мешает легализовать его — легализовать и начать употреблять его там, где он действительно нужен?

На самом деле вопрос об общепринятом термине — вопрос не только таксономии, товароведения, но и «памяти литературы», жанра.

Ведь следующие никитины и гончаровы (ну хорошо: агалаковы и ганапольские), которым издательства, осознавшие, что такого рода литература хорошо расходится, будут заказывать новые книги — на что они будут ориентироваться при выборе типа письма, манеры высказывания? Ведь должен же у них быть в голове какой-то социальный и идеологический контекст, стоящий за определенным типом письма. Ведь можно им указать на какой-то канон. Ведь не должны же они каждый раз выдумывать жанр заново. Что будет у них в памяти? «Регионоведение»? «Художественная публицистика»?

Наконец, если признать термин «тревелог» легитимным — и создать в магазинах соответствующие секции — это помогло бы самим издательствам; они бы увидели, что розница реагирует не на отдельные книги, а на целый жанр, и без лишних опасений запускали бы издательские программы.

Ведь куча этих самых «потенциальных-бестселлеров»-тревелогов не издана (Зебальд, Кракауэр, Гимлетт, да мало ли; у каждого большого издательства должна быть такая серия, «авторская», под имя составителя, или просто редакторская, неважно). И еще куча — издана, продана давным-давно и не переиздается. Помните, «Афиша» делала серию «Библиотека путешествий» — книги, которые прилагались к «Афише–Мир»? Не самые последние книги на свете — «Искусство путешествий» Алена де Боттона, «На все четыре стороны» А.А.Гилла. Где все это? Их невозможно достать; серия меж тем умерла — и никто не подхватил ее; просто потому что ни издательства, ни магазины не понимали, как им продавать такие книги, кто их, собственно, будет покупать.

Теперь половина вопроса решилась сама собой: нашлись сами собой те, кто будет покупать.

Но вторая половина — все равно осталась.

ГДЕ.

Где-где: в ТРЕВЕЛОГАХ.