«Необходимое убийство» Ежи Сколимовского Особенности экзистенциальной охоты

Три года назад у Сколимовского намечалось триумфальное возвращение с «Четырьмя ночами с Анной» — недотянутой европейской драмой про то, как свидетель изнасилования по глупости за него отсидел, и теперь ходит ночами смотреть, как жертва спит. На фильм в итоге удивленно подняли бровь, а автора предпочли забыть, не успев толком вспомнить. До этого он семнадцать лет ничего не снимал, сидел в Штатах, рисовал фигуративный экспрессионизм и эффектно выступил у Кроненберга в «Пороке на экспорт». Прошлогоднему «Необходимому убийству» после премьеры в Венеции устроили стоячую овацию, дали спецприз жюри и кубок за главную роль Винсенту Галло — и, надо сказать, заслуженно.

Галло играет «Мохаммеда» — в общем смысле араба, про которого белому человеку непонятно ничего, кроме того, что у него борода и он умеет стрелять. В самом начале его чуть ли не по случайности берут в неопределенном арабском ущелье, куда зачем-то лезут трое американских солдат, доставляют на базу и немного пытают. Потом переправляют в некую обледенелую восточноевропейскую страну (хотя понятно, конечно, что это Польша, с которой даже был соответствующий политический скандал), но на подъезде к местному Гуантанамо случается ДТП, и герой в снятых с конвоя ботинках бежит в кусты. На этом разговорная часть более-менее заканчивается — вместе с несложившимся диалогом культур: от начала и до конца фильма у Галло нет ни одной реплики, а из всех средств коммуникации — в лучшем случае мычание и первый попавшийся под руку предмет.

Все, что будет дальше, к истории про терроризм не имеет уже никакого отношения — это путешествие на край света и чистая поэтика выживания. Камера около часа наблюдает за тем, как изможденный, напуганный и лишенный дара речи человек в максимально чуждой ему среде и невыносимых условиях рвется к свободе — хотя бежать, видимо, некуда. За спиной до определенного рубежа люди с овчарками, потом пропадают и они, но легче от этого не становится. Галло переходит с бега на шаг, потом ковыляет, потом ползет, гложет от голода кору, где-то позади рассекают воздух вертолетные лопасти, и все возможные перспективы ограничиваются ближайшим пригорком. Сколимовский, который остросюжетное кино всегда снимал с каким-то смещенным фокусом, отрабатывает здесь примерно тот же прием — «Убийство» ни на секунду не теряет в саспенсе, несмотря на то что идущую по пятам вооруженную цивилизацию сносит куда-то на периферию кадра, а в его центре все чаще оказывается даже не Галло, а ствол дерева или замерзший ручей.

Рассматривать, как Галло постепенно превращается в веточку, мох, травинку и льдинку, безусловно, волнующий опыт — впрочем, для того, чтобы он мог зайти как можно дальше в лес, ему регулярно подкидывают что-то, что можно убить или съесть (лесоруба, муравьев или ягоды — хотя про них сразу понятно, что лучше не надо) и другие полезные для сюжета вещи: собачку, мужика с удочкой и кормящую тетку на велосипеде. Единственное слабое место «Убийства» в том, что сама идея снять фестивального «Рэмбо» — уже с изъяном: на фоне абстрактного минимализма слишком видно, как работает механика фильма действия, от которого Сколимовский-сценарист оставляет торчать даже не скелет, а отдельные сочленения. Все эти лесорубы с собачками, возникающие в самый нужный момент, подозрительно выглядят расставленными по фильму рудиментами жанрового кино — слишком необходимыми, в том же смысле, что и в названии (особенно собачка — хотя у нее здесь вторая по важности роль).

С кормящей теткой, к слову, происходит самая неприятная сцена — и из нее же вырисовывается самая ясная метафора. В истории о том, как чужака зажало между враждебно настроенными людьми и не менее недружелюбной природой, при всем желании вынуть ее из всякого политического контекста, сложно не заметить подстрочник про то, как Сколимовский представляет себе отношения Востока и Запада. Все блага цивилизации персонаж Галло вынужден (или способен) добывать лишь насильственным образом: украсть рыбку, снять с трупа варежки, и наконец, присосаться к груди. Абстрактный европеец смотрит на него с непониманием и испугом, а в последней инстанции (которую играет жена Поланского Сенье) могут разве что пожалеть, промыть рану, дать лошадь и выпустить за околицу. Правда, есть еще версия, что все кровопролитие (и в последних кадрах это слишком заметно) необходимо для чуть менее благородной цели: красное на снегу — это, все-таки, очень красиво.