«Копия верна» Аббаса Киаростами Упражнение с двумя неизвестными

Немолодой английский культуролог приезжает в Тоскану поднимать продажи своей книги «Certified copy» — толстого эссе о равноценности подлинника и подделки. В Англии книгу не заметили, итальянских провинциалов, интересующихся вопросом, тоже немного, зато в первом ряду вертится Жюльетт Бинош, пусть и обремененная не по годам проницательным ребенком. Отправив сына (который видит и маму, и англичанина, и всю мировую культурологию насквозь) учить уроки, Бинош переодевается в босоножки на каблуках, кидает в сумочку красную помаду и везет симпатичного писателя любоваться окрестностями. Его поезд отходит в 9 вечера — до этого времени они успевают сначала в шутку, потом всерьез проговорить и пережить 15 лет то ли собственной, то ли чужой семейной драмы, постепенно стирая грань между личной жизнью и ее имитацией. Ситуацию усложняет тот факт, что она француженка, а он не говорит по-французски.

Сюжет вроде бы взят Киаростами из собственной биографии, что не мешает «Копии» выглядеть упражнением в старомодном университетском постмодернизме — по крайне мере в пересказе. Героиня для наглядности оказывается владелицей антикварной лавки, торгующей дубликатами, и первым делом везет гостя смотреть фреску, которая до середины XX века считалась подлинником и стала только популярнее после разоблачения. Из того же учебника — и странная ролевая игра про супружеский кризис. Мысль о том, что фейк ничем не хуже оригинала, если не знать, в чем подвох, у Киаростами уже была в «Крупном плане», где нищий киноман изображал из себя иранского киноклассика Махмальбафа. «Копия» держится за эту идею подмены слишком крепко, чтобы по-настоящему запутать зрителя, хотя и пытается: герои вроде бы слишком много друг о друге знают, чтобы быть случайными встречными (с другой стороны — примерно все мужчины бреются раз в два дня, а всем женщинам обидно, если муж захрапел, до того как она надела кружевное белье).

Вся конструкция фильма — очень рассудочная и придуманная, но Бинош и играющий писателя британский оперный баритон Уильям Шимел легко поднимают ее в воздух (в основном, конечно, она, но вообще — оба хороши, при том что он никогда раньше не снимался в кино). Два немолодых красивых человека на фоне пейзажей ссорятся, мирятся, пьют вино и по большому счету валяют грустного, но дурака, по очереди изображают жертву, обманывают случайных свидетелей (в роли сочувствующего туриста — сценарист Бунюэля Жан-Клод Каррьер) и самих себя, и в итоге выясняют, что любого мужчины нет рядом, когда это нужно, и что при виде пары открыточных старичков у нее, при всем отработанном годами цинизме, на лице всегда отразится умиление, а у него — ужас.

Так как «Копия», кроме прочего, сертифицирует 70-летнего иранского классика в статусе эмигранта (в прошлом году он сказал, что никогда больше не будет снимать на родине), ее выходом, очевидно, надо датировать окончательную смерть «новой иранской волны» — из ее первого поколения жив, кажется, один Киаростами, второе или сидит в тюрьме, как Джафар Панахи, или деградирует на чужбине, как упомянутый Махмальбаф. Спор о том, что это было — расцвет поэтического кинематографа или просто чувствительные европейцы повелись на восточный лубок — по иронии созвучен с тем, из-за чего полфильма препираются Бинош и ее писатель. И пусть постмодернист Киаростами настаивает, что разницы нет, его собственный пример (человек в 70 лет сменил страну, язык, культурный контекст и сделал блестящую картину) все-таки говорит об обратном. Копия нуждается в рамке, табличке и странице в фестивальном каталоге. Подлинники гуляют сами по себе.