Умка, Федоров, Осипов, Сапрыкин и другие — о том, что для них значили песни Рида

«Лу Рида я открыл для себя примерно в седьмом классе самостоятельно, вопреки отговорам старших товарищей и, что немаловажно, задолго до интеллектуальной моды на поиски «крестных отцов» панк-рока. Аргументы  противников были те же самые, что в случае с Хэнком Уилльямсом («Если любишь  кантри, слушай Creedence, а не эту допотопную деревенщину») или с Отисом Реддингом («Какой противный негр!»). К Лу Риду относились как к второсортной подделке под Купера и T. Rex, он не был интересен ни простакам, ни умникам. Первые довольствовались Слейдом, вторые изучали Фрэнка Заппу, собственноручно выправляя неуды на пять с плюсом.

Лу Рид в громадной степени компенсировал недостаток нужных мне фильмов и книг, его скупая, полностью лишенная формальных уловок музыка давала пищу воображению и обостряла интуицию. Его совсем не хотелось пропагандировать и ему ни секунды не хотелось подражать, хотя обманчивый примитивизм его композиций выглядел соблазнительно. Мне некому было это доказывать, но музыка Лу Рида резко отличалась от того, что делали The Rolling Stones или The Doors, тем более Eagles или Pink Floyd. Он обладал иммунитетом от всенародной любви, а это для меня в ту пору было безошибочным признаком аристократизма.

В жанре, где массовый успех без … (профанации) невозможен, он занимался искусством в средневековом смысле слова. Будучи ровесником своих британских коллег, он обладал куда более богатым опытом, был глубже и строже в плане стиля и психологии. К нему не липла фестивальная мишура шестидесятых. Пластинки его спросом не пользовались, но всплывали регулярно. Даже одиозный двойник «Metal Machine Music» имел хождение на вшивых рынках Союза. Трудно представить, кому пришло в голову везти его сюда, но следить за поведением человека, который пытался избавиться от этого сокровища, было чертовски интересно. Потому что больше вы бы его не увидели.

Как все долгожители западной поп-культуры, Лу Рид должен был стать востребован, прежде чем прекратить свое физическое существование. Культовый статус никак не отразился на качестве его альбомов, каждый из которых по-своему интересен. Странствуя в юные годы, я таскал с собой его диски — «The Bells», «Street Hassle», «Transformer» c квартиры на квартиру, понятия не имея, что переживу создателя этих шедевров и кто-то еще спросит меня, что я о нем думаю. А я всегда готов, потому что Лу Рид звучит у меня в голове круглосуточно».

«Впервые я прочитал про Лу Рида в журнале «ОМ». Это было то ли в 1997-м, то ли в 1998 году. Там была заметка про альбом «Transformer», до этого я никогда о нем не слышал. На тот момент такие записи в Ростове-на-Дону было сложно найти, только в начале 2000-х я переписал этот альбом у одного приятеля-меломана. Потом эта песня из «На игле», когда Рентон погружается в наркотическую кому. Этот момент я пересматривал по несколько раз, он на меня произвел сильное впечатление, очень красивое кинематографическое сочетание получилось. Помню, что русский NME переводил различные чарты и там всегда были Лу Рид и The Velvet Underground. Тогда же часто писали про The Strokes, которые мне очень нравились, а их внешний вид и музыкальный аскетизм постоянно сравнивали с The Velvet Underground. Бритпоп к тому времени сильно надоел, и это был глоток чего-то нового. Одной из первых песен, которую я научился играть на гитаре, была «I’m  Waiting for the Man».

«Кассету The Velvet Underground с одноименным дебютом и «White Light/White Heat» я притащил домой в комплекте со сборником хитов ABBA и объяснял однокашникам, что больше от музыки в принципе ничего не нужно, вот эти две пластмассовые коробочки можно забирать с собой на необитаемый остров или отправлять в космос в капсуле. Лу Рид был таким ultimate bad boy, даже badass, и официальные бэдбои того периода вроде The Rolling Stones по сравнению с ним казались не опаснее детишек в костюмах пасхальных кроликов на детском утреннике. В 20 лет статус бэдбоя кажется самым привлекательным (да и в 35 тоже, кстати), поэтому я внимательно и скрупулезно изучал все бутлеги VU и сольники Лу Рида (целиком из них я слушал лишь два: монументальную безысходность «Berlin» и монументальный средний палец всем — «Metal Machine Music»), штудировал все, что писали о нем Лестер Бэнгс и Виктор Бокрис, носил темные очки в неосвещенном помещении осенними вечерами и пытался имитировать его произношение: «26 dollars in my hye-aand». Ну то есть да, я был прямо очень серьезно зациклен на Лу Риде и VU, он был моей ролевой моделью, и за это я прощал ему очень многие отклонения от клевого курса — а надо заметить, что Рид с возрастом мог выкидывать совсем неклевые коленца, посмотрите, например, реюнион The Velvet Underground 1993 года. Где-то весной 2001 года я увидел на стене афишку концерта «День рождения Лу Рида» в клубе «Полнолуние», пришел туда в означенный день, вцепился в организатора мероприятия, ныне покойного Диму Пилота из «Пилотов в дыму», и объяснил ему максимально доходчиво, что моя группа просто обязана была выступать здесь. А лет через пять-шесть мы с Митей Берхиным из Good Jumper устроили свою вечеринку под названием «Стань психическим с The Velvet Underground» в клубе Blow Up, и это один из немногих моих концертов, который я всегда вспоминаю с довольной ухмылкой во все лицо. We did have a really good time together, Лу, что еще тут скажешь».

«Так получилось, что The Velvet Underground я услышал чуть позже, чем разного рода хорошую резкую музыку, которая из него выросла (в диапазоне от Sonic Youth до группы «Зоопарк»), — и даже чем некоторые сольники Лу Рида; и это совершенно не тот случай, когда ты начинаешь исследовать генеалогию из каких-то архивно-исследовательских соображений, — я очень хорошо помню обстоятельства, при которых услышал «Venus in Furs», это звучало свежее и сильнее, чем все более поздние вариации и подражания, и звучит так до сих пор. Я недавно переслушал по случаю все четыре альбома VU, и от них по-прежнему такое пронизывающее ощущение, морозно-солнечное. Можно долго рассказывать про всемирно-историческое значение VU и про то, как они резко расширили возможности языка, на котором разговаривает поп-музыка, — но в общем это все энциклопедические подробности, и они никак не объясняют обаяния самой фигуры Лу Рида, его одновременно сдержанной и язвительной интонации, его непредсказуемости — и достоинства, которое он сохраняет даже в самых диких своих чудачествах вроде коллаборации с «Металликой». Это, по-моему, ровно тот случай, когда об ушедшем стоит говорить не с тоской, а с благодарностью, — пользуясь минимумом аккордов и слов, он сделал все, что хотел, и у нас есть счастливая возможность прожить какую-то часть жизни с альбомом «Berlin», или «New York», или «Transformer», или с ранними записями The Velvet Underground, и это, в общем, далеко не худший способ провести время, отведенное нам на этом свете».

«Вчера мне предложили написать статью про Лу Рида —могла ли я когда-либо об этом мечтать? Нет, не могла. Для этого нужен был какой-то эксклюзивный информационный повод. Например, чтобы я умерла. Но тогда я не могла бы писать статью, логично? Значит, чтобы умер Лу Рид. Совершенно исключенный вариант — такие персонажи умирают в последний момент. Нет, все же умер. Неприятный был, по всей видимости, человек. А кто приятный? Зато прекрасный. А кто прекрасный? Почитай, что уже почти никто. А будешь тут приятным, когда тебя в подростковом возрасте херачат электрошоком, чтобы излечить от бисексуальности. А потом ты должен сочинять по несколько песен в день, за копейки, без подписи. Как все равно рожать детей для чужих людей, на потоке, каждый день по несколько штук.(Кстати, говорят, песни получались все равно непродаваемые, мало кому нужные). Музыканты сволочи, публика дура. Никто ничего не понимает. Русским же языком им, а они не понимают. Спасибо Энди Уорхолу за наше счастливое детство — если б не он, не видать бы нам Лу Рида как своих ушей.

Лу Рид был очень красивый. Мне страшно нравился. Я хотела быть похожей на Лу Рида. Фотографировалась в подходящих ракурсах и сочиняла песни на двух аккордах, которые требовалось играть долго и одинаково, чтобы впадать в транс самим и затягивать туда публику. И петь немножко мимо, плывущим голосом. Некоторые считают, что Лу Рид не умеет петь и что голос у него неприятный. Не знаю, по-моему, офигенный голос (очень трудно в этой заметке удержаться от ненормативной лексики, но, как представишь себе точки на месте необходимых слов, сразу воздерживаешься). А не попадает в ноты он нарочно или как бы нарочно — от этого все плывет, и получается такая обаятельная, увлекательная черная меланхолия. Полагаю, что это андрогинное качество, не свойственное ни женской, ни мужской природе, — возможно, поэтому оно есть, например, в некоторых образцах музыки диско. Темный коридор, синий свет, бокал с соломинкой, разноцветные таблетки, покачивающаяся фигура в конце туннеля.

Плохая получается заметка. The Velvet Underground была моей любимейшей группой, сольный Лу Рид — «Transformer», «New York», «Berlin» — заслушан до дыр на всех возможных носителях. Писать о любви гораздо сложнее, чем о ненависти, стебаться — проще всего.

Нам тут сообщают, что Лу Рид всю жизнь хотел быть актером, а раз это не получилось, стал реализовываться в песнях, где можно каждый раз перевоплощаться в разное и так далее. Странно. По-моему, нет человека более далекого от актерства и перевоплощений, чем Лу Рид. Он всегда был самим собой, практически одинаковым, неизменным, как бы ни пытался выскочить в другие варианты. В последние годы записал несколько неудачных альбомов, видимо, отчаянно пытаясь хотя бы под конец хоть как-то измениться. Слушать невозможно, по крайней мере лично я не смогла. Но я уважаю эту свинскую упертость, это сволочное, непробиваемое желание во что бы то ни стало гнуть свою линию, мочить эти соляки на перегруженных гитарах, сколоченные криво, просто и крепко, как самодельный стол. Очень еврейское качество: это я — и все тут. Учиться чему-то буду, только если сам захочу. Кто не спрятался — я не виноват. Спи спокойно, дорогой товарищ Рабинович. Очень мы с Гришей Фельдманом мечтали привезти тебя в Москву. В какой-то момент это казалось почти возможно. Нам будет определенно не хватать твоей саркастической ухмылки, внимательного взгляда, надтреснутого плывущего голоса под монотонное биение двух простых аккордов. Нам, впрочем, уже давно этого не хватает, практически всегда, так что ничего нового. Ничего страшного. Умер, шмумер, лишь бы был здоров. Тай-чи за час до кончины — это по-нашенски. Так держать».

«1974-й. Я учусь в школе, и мне попадается концертный диск «Rock'n'Roll Animal». Он был на удивление жутко дешевый, хоть и фирменный, — то есть в это никто не врубался абсолютно. И я тоже не врубился. То есть я знал, что есть The Velvet Underground, но эта музыка звучала настолько примитивно, что в мозгах советского школьника этому ну никак не было места. Что такое минимализм, понять на фоне десятиметровых портретов Брежнева было невозможно. Хотя мне, конечно, запала в душу «Heroin» — самая длинная вещь, которая была фактически сыграна на двух аккордах. Это действительно был такой звериный рок-н-ролл — наверное, Рид меня ему и научил. Склейка. В 90-м году я купил его пластинку с Кейлом «Songs for Drella» — и вот ее уже полюбил просто неистово. Понял, что не все так просто, что Уорхолом, наркотиками и вонючим обоссанным нью-йоркским подпольем все не ограничивается. Склейка. В конце 90-х в Россию приезжал тот же Кейл, я пошел на пресс-конференцию и стал задавать ему вопросы. И если про Happy Mondays он говорил легко и весело, то от ответов про Рида и The Velvet Underground постоянно уходил. Так я до этой истории дотронулся лично и понял, что там не все еще перегорело. Склейка. Буквально несколько месяцев назад я купил своему ближайшему другу в подарок юбилейное издание первого альбома — ну того, который с бананом. Там пять дисков, ну и конечно, любопытство взяло верх. И оказалось, что четвертый и пятый CD — концертные. И вот только тогда я по-настоящему впервые понял, насколько сильно они опережали свое время, насколько были впереди эпохи. И для меня Рид — это главным образом не «Berlin» и другие признанные альбомы, а вот эти непонятные бутлеги. Если же говорить об их влиянии на русскую музыку, то да — глобально это прежде всего БГ и Майк. Но если копнуть глубже и смелее, то я бы сказал, что первая волна ижевской электроники — «Стук бамбука в ХI часов» и далее — пытались что-то похожее на The Velvet Underground делать в электронике. Это с одной стороны, а с другой — мне кажется, это было важно еще для всяких «там-тамовских» групп вроде «Монумента страха», «Югендштиля» или «Пупсов». Не столько по звуку, сколько по духу — полунаркоманскому злобному Питеру начала 90-х это было близко».

«Лу Рид, помимо того что был автором большого количества великих песен, лично для меня всегда служил некой точкой отсчета, периодически необходимым напоминанием о том, что гигантские по значению вещи могут (и, видимо, должны) быть обезоруживающе простыми по форме. Неслучайно его музыка отмечается противоположными, казалось бы, тегами: «панк» (или «протопанк») и «арт-рок». Это как раз тот случай, когда нет противоречия. Его работу с Metallica я постарался не заметить, очень жаль, что она стала последней пластинкой. Но в любом случае у нас останутся остальные — и это чистейшая материя».

«Я только что вернулся из Перми, где показывал знакомому сайт Discogs. Там, когда ты выбираешь определенного исполнителя, есть полный список всего, что он делал, — все, в чем он прямо или косвенно принимал участие. Для примера я открыл страницу Лу Рида — и там позиций было около пятисот. В том числе абсолютно диких — вроде немецких сорокапяток, каких-то шлягеров 1971 года, где автором значился Лу Рид. Непонятно на самом деле, правда это или нет, но факт в том, что про него постоянно продолжают всплывать какие-то удивительные истории и находятся разные странные записи, которые он делал еще не будучи Лу Ридом.

Вообще, я в Пермь первый раз приезжал в 2007 году и познакомился там с какими-то гаражными панками — кончилось все тем, что к 6 утра все уже совсем напились и пели хором на кухне «I'm Waiting for the Man». Есть какой-то объединяющий момент в Риде — не все его знают, но все, кто знают, относятся к нему с определенным таким душевным подходом. И для меня тоже это очень важный персонаж. Сначала я The Velvet Underground для себя открыл — это было еще во времена модемного интернета — и мне тогда казалось, что про эту группу вообще никто ничего не знает. Я собирал всякие газетные вырезки, все, что мне про них попадалось. Потом я попал на Горбушку и нашел там всяких странных персонажей, которые продавали его бутлеги, ауттейки. И я стал копать дальше, начал слушать его сольные вещи. Правда, дослушал года так до 1985-го, дальше не смог. Но все равно — он всегда оставался одним и тем же Лу Ридом; ровно таким же, каким он после The Velvet Underground стал. Я в какой-то момент перестал за ним следить, недавно только наткнулся на видео его совместного проекта с Metallica, открыл, через 20 секунд закрыл — но все равно понял, пусть мне самому это (может, в силу снобизма) не очень, все равно он там остается самим собой; то есть это именно Лу Рид с «Металликой», а не что-то иное».

«Когда я был маленьким, лет в 16, взял у подруги кассету The Velvet Underground «White Light/White Heat», потому что у нее была черная обложка и название группы мне понравилось. А я тогда вообще в музыке мало что соображал, и первое, что я подумал, — эти парни сделали такую противоположность «Сержанту Пепперу», ну то есть я подумал, что вот есть яркая и подробная хай-фай-картинка, как в культовом альбоме The Beatles, а есть грязная и пофигистская музыка крутых парней, с просто черной обложкой и белой надписью, и между двумя этими пластинками кружится вся современная музыка, и черненькая мне явно ближе. Я до сих пор не могу понять, как он все это пел, я никогда так не смогу, никто не сможет, эта … (равнодушная. — Прим. ред.) манера, вообще без позы, просто какой-то обдолбанный мужик что-то рассказывает и так завораживает своей историей, даже если ты мелкий мальчик с разбитым кассетником в Хабаровске и еще по-английски ничего не понимаешь».