«16 тонн»

Что это было

Появившийся в 1996 году на месте памятной шашлычной «Казбек» и уже забытой первой в Москве пиццерии, клуб «16 тонн» с первого дня удивлял грандиозным даже по нынешним меркам аттракционом — спрятанной внутри клуба пивоварней. Но когда в 2000-м к элю, сваренному из чисто английского солода, прибавились концерты в зале на втором этаже, стало понятно, что в городе завелось место, которое, как и пиво, сварено не по здешней рецептуре. В разные годы в «16 тонн» приезжали большие серьезные музыканты — начиная с японского дуэта Pizzicato Five, игравшего в Москве, как впоследствии выяснилось, свой последний концерт, и заканчивая грандиозным шоу группы The Residents, которых до этого зазвать в Россию не удавалось никому. Полный список выступавших в «16 тоннах» иностранных музыкантов за семнадцать лет существования клуба едва умещается на девяти печатных листа А4, набранных микроскопическим кеглем, — и для большинства это были первые русские гастроли. Здесь буянил и кидался на собственного менеджера с топором Марк Смит из панк-группы The Fall, а Голди играл, возможно, самый свой длинный в жизни концерт (начал в полночь, а закончил чуть ли не в шесть утра). Ребекка Уорриор из французского электроклэш-дуэта Sexy Sushi выступала топлес, призывая оголиться и публику, а Crystal Castles прятались от фанатов в баре на пристроенной веранде. Обо всем об этом администрация клуба вспоминает как об обычных трудовых буднях и в будущем обещает не снижать обороты, несмотря на санкции и прочую ерунду.

«Клуб придумали я и мой друг, с которым мы вместе учились в Московском институте электронной техники на физико-техническом факультете. Мы все тогда любили музыку, причем самую разную. Я, например, воспитывался на психоделике конца 1960-х, а кто-то из одногруппников слушал только русский рок — «Аквариум» и «Зоопарк». Не то чтобы мы прямо планировали, но, скажем так, мечтали о каком-то своем месте. И когда в середине 1990-х появились определенные финансовые возможности, как-то само собой так вышло, что мы купили пивоварню. И пока ее нам устанавливали, придумали, что у нас будет настоящий английский паб. Или клуб. Разницы мы тогда не чувствовали. Знали только, что будем варить настоящий английский эль из настоящего английского солода.

Москва в те годы стояла абсолютно пустая. Клубов, где бы играли ребята на гитарах, фактически не было. По крайне мере приличных, сделанных на каком-никаком уровне. Вот вы спрашиваете: как мы на это все решились, а мне даже как-то сложно ответить на этот вопрос. Никто из нас о риске не думал — даже вопросом таким не задавался. Все казалось частью какого-то единого логического процесса — происходило то, что должно было происходить. Мы строили традиционный паб и точно знали, что делать его должен англичанин. Мы заключили контракт с архитектурной компанией Andy Thornton Architectural Antiques из Лидса, очень известным бюро, у которого даже есть награда королевы за вклад в сохранение британских традиций. Весь первый этаж был сделан их руками. Все было привезено с Туманного Альбиона — вплоть до бригады, которая здесь работала. И чуть больше года мы проработали с первым этажом, параллельно строя второй.

Конечно, 1990-е годы были очень конфликтным временем. Нам пришлось приложить некоторые усилия, чтобы в «Тоннах» устоялась публика, которую бы мы хотели видеть среди гостей. Да, это было непросто. Но у нас была служба безопасности, которая при необходимости могла не только поговорить, но и убедить неразумных. Таким образом мы давали понять, что «Тонны» — наш дом, и хозяева в нем мы. Не сразу, конечно, но через какое-то время тактика эта возымела успех.

Вот честное слово, не знаю, как это все у нас вышло. Ну наверное, просто повезло. Клуб — наша собственность, всегда на самоокупаемости. Плюс команда людей, про которых сразу, как только они появлялись на горизонте, становилось понятно, что они все понимают, как ты, все видят, как ты, и про будущее, что важно, думают так же, как ты. Знаете, у нас были одни знакомые, которые тоже заказали интерьер у Andy Thornton и открыли бар на Новинском бульваре. Очень недолго он, к сожалению, у них просуществовал. Почему — неизвестно. А «Тоннам» в этом году семнадцать».

«В «Тонны» меня занесло в 1997 году. Я в то время очень дружил с Димой Нестеровым из группы «Свинцовый туман», Женей Каценельсоном из группы «Кошки Нельсона» и Таравковым Димой из Exe. Все это движение называлось «2000% живой энергии». Мы выпускали пластинки на «Инди Рекордс», был такой подлейбл у студии «Союз», и даже пытались проводить фестивали. Толчковой силой у нас был, конечно, Дима Нестеров, который умел проходить сквозь стены, двери и людей в том числе. Собственно говоря, в один прекрасный день Нестеров сказал: «Слушай, надо съездить на Пресненский Вал, поговорить с людьми, они хотят там что-то гитарное». И я поехал. Поднялся на еще не достроенный второй этаж «16 тонн» и познакомился с Сергеем Васильевичем (Деевым. — Прим. ред.), который перезвонил буквально через день с вопросом: «А давай вместе?» Я посоветовался со своими братьями по оружию, и мы решили, что такое сотрудничество будет для нас, бесхозных групп, крайне полезно. На открытии второго этажа в октябре 1997 года у нас играли, соответственно, «Свинцовый туман», «Браво» и «Моральный кодекс». Вел все это дело Игорь Верник, завидный в то время ведущий больших и малых светских мероприятий. Пришло очень много людей, что было абсолютно неизбежно в то время. 

Вообще мы довольно долго мучались с фейсконтролем. Наладился он далеко не в первый месяц работы. Оставляя на входе фейсконтрольщика, мы получали очень умозрительные решения: пускать или не пускать, модный или не модный. Нам, в принципе, никогда модными быть не хотелось. Актуальными — другой вопрос. Но мода всегда сопряжена с еще кучей всяких моментов, которые мы исключили для себя сразу. Мы знали, что хотим организовывать интересные концерты, варить пиво и делать хорошую еду.

Что касается концертов, то мы долго не понимали, как подступиться к интересующим нас артистам. Было очень понятно, как привезти Майкла Джексона, но совершенно непонятно, что делать с группами вроде Stereolab. Для этих целей мы призвали нашего дизайнера Володю Морозова, который реально хорошо разбирался в музыке и мог разговаривать не просто на английском, а на специфическом музыкальном английском. До этого нам казалось, что самым эффективным методом поиска музыкантов, это наши вылазки в Англию. Мы были слегка подслеповаты в тот момент: нам чего-то хотелось, но мы не знали, как это получить. И решили, что надо поехать туда, откуда нам чего-то хочется, и на месте уже пытаться это найти. Но все заканчивалось тем, что сначала мы шлялись по Лондону, потом садились в машину, ехали в Ливерпуль и шлялись по Ливерпулю, потом ехали в Эдинбург и шлялись там. В общем, результатом было лишь наше самообразование — мы смотрели на мир, клубы, пабы, общались с людьми, больше ничего. А Володя с помощью электронной почты сумел привезти в Москву The Residents. Вот это результат. Потом, правда, Вовка нас на время покинул, появился Паша Камакин, тогда еще юный музыкант из Великого Новгорода, лидер группы Parabellum, как и я, участник движения «2000%». Он с удивительной легкостью влился в коллектив, и сейчас «Тонны» без него уже сложно себе представить.

Первое, с чем нам пришлось столкнуться, когда мы начали привозить сюда иностранцев, — это то, что популярные российские коллективы стоят значительно дороже, чем интересные нам западные группы. Это было довольно приятное для нас открытие, потому что никаких заоблачных бюджетов на концерты у нас не было. Ситуация изменилась спустя несколько лет, когда по Москве стали открываться огромные клубы-«прачечные», которые начали приглашать иностранных артистов — в том числе и тех, которых мы уже привозили, — и платить им в десять раз больше, к их же собственному удивлению.

Если честно, то сейчас я мало что для клуба делаю. Просто присутствую, поддерживаю боевой дух товарищей — несу, поскрипывая, свои представительские функции. Это в самом начале мы все здесь жили: Сергей Васильевич командовал процессом, я занимался программой. При этом не делили меж собой поля действия, и Деев помимо кухни и обслуживания мог связываться с артистами, а я участвовать в тест-драйвах новых блюд. Это был ужас, если честно. Работы было много, времени мало, но при этом не было ощущения, что ты работаешь. За семнадцать лет, что «16 тонн» существуют, мы много чего вместе пережили. Жизнь менялась, у нас у всех появились дети, параллельно каждый из нас затеял что-то еще. При этом в самом клубе серьезных изменений не предвидится. Разве что страна изменится или вообще жизнь. Но это уже не будет иметь никакого отношения к истории «16 тонн».

«В «Тоннах» я с того самого дня, когда мои близкие друзья обустроились в здании на Пресненском Валу и решили открыть в нем клуб. Я в то время иллюстрировал самиздатовские книги, рисовал карикатуры в журналы и газеты, графикой занимался. В «Тоннах» тоже поначалу работал дизайнером: оформлял меню, афиши в холл и приглядывал за интерьером, чтобы какой-нибудь безголовый менеджер не понавешал на стены уродливые светящиеся лайтбоксы, которые тогда были в моде. А в 1999 году у Славы Петкуна, нашего арт-директора, вышел крайне успешный альбом «Флора/фауна», начались гастроли. Совмещать концертную деятельность с работой в клубе ему было затруднительно, и назрела необходимость кому-то его подменять. В определенный момент подменять его стал я.

Надо сказать, что в концепт «Тонн» изначально была заложена идея регулярных клубных концертов иностранных групп. Насколько я знаю, в Москве никто до нас такими вещами не занимался. Хотя тогда все было проще — и в плане гонораров в том числе. Я даже не буду говорить, за какие деньги у нас играли Stereolab и The Residents, потому что никто не поверит никогда. Но это были ничтожные суммы, просто курам на смех. Музыканты ехали сюда не для того, чтобы получить куш, а славно провести время. В 2000-м мы с Сергеем Сергеевым (клубный промоутер, работал с «Солянкой», «Тройкой» и др. — Прим. ред.) привезли первых иностранцев — известнейший японский дуэт Pizzicato Five. Клуб был битком. Потом был концерт Yonderboi в феврале 2001 года. Довольно рискованное было предприятие — молодая группа из Венгрии, только вышел первый альбом, но выяснилось, что на Горбушке она довольно мощно была отпирачена, поэтому на венгров тоже был полнейший аншлаг. Вот тогда мы поняли, что идея привозных концертов работает.

Лично я сызмальства мечтал побывать на концерте The Residents. Оказавшись на позиции человека, занимающегося букингом артистов, я первым делом подумал, что круто было бы позвать их. При этом прекрасно понимал, что это мало осуществимо. За всю историю их существования с 1969 года у них было всего лишь пять мировых туров. Всего пять! То есть они практически не выступают. Я шарился по интернету и в нижнем правом уголке страницы на их сайте нашел формальный адрес «инфо-собака-резидентс-точка-ком». Ну и написал письмо типа «здравствуйте, пишут вам из Москвы». Когда через два месяца пришел ответ — «да, отлично, с удовольствием приедем в Москву», — это было так, как если бы я от Деда Мороза весточку получил. Помню, была страшная головная боль с их визами. 12 человек — четыре основных, певица, приглашенные музыканты, звуковик, световик, менеджеры, — и все из разных городов мира: трое летели из Голландии, трое из Сан-Франциско, один из Германии, другой из Чикаго, кто-то вообще откуда-то с юга. Уж не помню, как мы все это провернули, но однажды я поехал в Шереметьево, а там они — трогательные, пожилые и улыбчивые дядечки. Естественно, до концерта я их в лицо не знал (на протяжении всего существования группы участники The Residents скрывают свои лица под масками в виде огромных глазных яблок, никто не знает их имена и даты рождения. — Прим. ред.), а теперь не выдам. Зачем сказку рушить?

На концерт TheResidents 8 сентября 2001 года мы продали абсолютно рекордное количество билетов. Мы демонтировали и вынесли всю мебель со второго этажа, стекла закрыли фанерными щитами, чтобы не выдавили. Заблаговременно прекратили продажу билетов, но люди все равно шли. Мы говорили: «Братцы, вы не попадете в зал, не увидите ничего». Нам отвечали: «Плевать, мы хотим это слышать» — и стояли на лестнице. Артемий Кивович Троицкий после говорил: «Я всю жизнь пытался их привезти! Как тебе это удалось?!» Вот именно в ту минуту я реально понял, что мы в «Тоннах» кое-что можем. 

Еще была забавная история в начале 2001 года, когда в «Тонны» заехал Мэрилин Мэнсон. У нас вообще часто тусили люди, чьи концерты проходили на других площадках. Coil, Faithless, Марк Алманд — всех не упомнишь. А по четвергам мы традиционно устраивали концерты независимых коллективов — в частности, фестиваль электроники «Расскажи Чайковскому новости», который делал глава лейбла «Экзотика» Андрей Борисов. И вот в один из таких душевных вечеров звонит Михаил Козырев и сообщает, что он только что встретил в аэропорту группу Marilyn Manson и теперь думает, куда бы их отвезти перекусить. Естественно, зовем к нам. И вот на глазах у ошарашенных электронщиков, терзающих своих «муги», в зале рассаживается живописная инфернальная кодла в окружении гигантских негров-телохранителей. Я подсел к ним, мы разговорились. Мэнсон оказался приятнейшим собеседником с отличным чувством юмора. Я рассказал, что был на его шоу в Brixton Academy в 1998 году и что мощнейший был концерт, да и альбом «Mechanical Animals» был шедевральный. И вот мы сидим обсуждаем конструкцию его знаменитых сценических ходулей, а в этот момент диджей Андрей Панин заводит трек Макса Раабе и Palast Orchester. Мэнсон страшно оживился: «Ух ты! Что это за чума играет? Запиши мне, как называется!» После ужина, во время которого они истребили дикое количество наших фирменных куриных крылышек с домашним пивом, я предложил ему сфотографировать группу в холле клуба. Он отказался, заявив: «С группой не хочу, давай с тобой». Честно говоря, я не настолько тщеславен, чтобы мечтать о фотографии из серии «я и звезда», но было как-то глупо отказываться. А уже после фотограф Вася Кудрявцев рассказал, что Мэнсон в Москве сфотографировался только со мной. И с обезьянкой на Арбате. И больше ни с кем. А когда в 2005 году Мэнсон сочетался браком со звездой бурлеска Дитой фон Тиз, для меня не было особым удивлением узнать, что на свадьбе у них играл Palast Orchester. Макс Раабе потом в нескольких интервью рассказывал, что впервые Мэнсон услышал его треки в «одном московском клубе».

«Я много где работал. Восемь лет в Театре киноактера, десять с Олегом Николаевичем Ефремовым в МХАТе. В «Птюче» успел побыть, в клубе Bells. Но только в «16 тоннах» я понял, что такое дело жизни. Года полтора я параллелил — работал и в театре, и в клубе, но потом сделал выбор. Знаете, тут, в «Тоннах», изначально как-то очень удачно сложилась команда. Обычно в клубах текучка страшная, а мы тут все как приросли. При этом люди все с мозгами и со вкусом. Мы ведь иногда концерты делаем заведомо убыточные — иногда, чтобы артистов поддержать, а иногда, чтобы зрителя образумить. Например, был у нас фантастический концерт «Вежливого отказа». Прекраснейший коллектив, редко выступает, а в зале человек пять. И это, к огромному сожалению, вопрос нашего менталитета и культуры. Или другой пример. Нино Катамадзе устраивала благотворительный концерт в поддержку музыканта, у которого жена болела раком. Нужна были изрядная сумма на операцию. Все было нормально, люди пришли, но денег мы не добрали. И тогда Паша Камакин (промоутер клуба. — Прим. ред.) пошел и снял деньги со всех баров. Я помню этого дядьку, кажется, саксофониста, пожилого уже мужика, — он сидел плакал, потому что к кому бы еще он обратился, куда бы еще пошел в этом городе.

Вы понимаете, какая штука, работа звукорежиссера — это всегда личный контакт с музыкантами. С некоторыми устанавливаются настолько теплые отношения, что это перерастает в дружбу, и они это чувствуют. И работают за очень небольшие гонорары. Даже стадионные коллективы соглашаются работать у нас за полгонорара, за четверть. А все потому, что здесь они встречаются со своим зрителем. Сцена низко, музыканты и зрители на расстоянии вытянутой руки друг от друга — получается что-то вроде квартирников, которые давно уже никто не устраивает. Голди — отличный пример. Такой перец вообще! Сначала долго не мог выйти на сцену — канючил чего-то, а потом играл до шести утра. Уже люди устали, из зала стали уходить, а его невозможно было остановить. Но самый необычный концерт, который мне особенно запомнился, был у Егора Летова. Единственный его концерт в «16 тоннах». Знаменателен он был тем, что Егор не смог до конца допеть ни одной песни. Он был не совсем трезв (если не сказать больше), запевал и тут же засыпал, а зал уже за него доводил дело до конца. Естественно, в таком режиме концерт длился всего минут сорок, и мы опасались, что люди станут требовать деньги за билеты. Но все, кто пришли, потом говорили, что это было уникальное выступление. Во-первых, акустика (он выступал вдвоем со своим братом Сергеем), во-вторых, многие в тот день только узнали, что у Летова есть брат, прекрасный джазовый музыкант.

Вот сейчас вспомнил концерты The Fall. На саундчек Марк Э.Смит не приехал, а его директор сказал мне: «Убирай все мониторы». Окей, сняли мониторы. «И поставь пять вокальных микрофонов». Окей, вот микрофоны. Я думал, пять человек на сцене будет, а оказалось, что Смит во время концерта бегает по сцене — и то один микрофон снимет, то другой, то кинет его в зал, то засунет в бочку. То есть у него свой цирк. The Fall выступали два дня подряд. На первом концерте Смит был сильно пьян, и от него исходила какая-то сумасшедшая энергетика. У меня даже было такое ощущение, что я нахожусь на концерте, не побоюсь этого слова, Лу Рида. На второй день он уже был трезв и кача было меньше. Можно считать это нашей ошибкой, но мы, честно говоря, второй раз накачивать его керосином просто побоялись. Днем ранее он бегал по клубу с топором для рубки мяса и пытался прикончить своего менеджера. Топорик этот шеф-повар потом долго искал — мясо-то нужно чем-то рубить, но не нашел. А спустя где-то полгода я обнаружил это орудие за усилителями. Зачем-то он его туда спрятал».

«В «Тонны» я попала случайно. Я встречалась с молодым человеком, который дружил со Славой Петкуном и Пашей Камакиным, и когда он узнал, что в «Тонны» нужен человек, отправил меня на интервью. Во время интервью Камакин мне задал вопрос: «Что бы ты хотела сделать для клуба?» А я на тот момент очень хотела организовать концерт группы Plaid, которую слушала без остановки. Выяснилось, что наши музыкальные вкусы с Камакиным совпадают. На следующий день я стала арт-директором самого крутого музыкального клуба!

Эти три года работы в «Тоннах», пожалуй, были самыми безумными в моей жизни! Мы анонсировали клубные концерты Tuxedomoon, Senor Coconut, Mogwai, Tortoise, Lambchop, Stereo MCs, а параллельно организовывали концерты таких групп, как Scissor Sisters и The White Stripes на больших концертных площадках. Помню, как Роб Берч разминался перед концертом во дворе клуба — час он там бегал, с воздухом боксировал, и все боялись ему помешать. Отдельная, конечно, история была с The Fall. Они опоздали на собственный концерт на полтора или даже два часа из-за того, что пьяный Марк Смит заперся в гостиничном номере и не собирался оттуда выходить. Короче, концерт должен был начаться в десять, а начался в двенадцать. Марк приехал таким пьяным, что было совершенно неясно, как он не сваливается со сцены. Потом, говорят, он еще носился с тесаком за своим менеджером по кухне, но этого я уже, слава богу, не видела. 

Одна из моих любимых презентаций в «Тоннах» — это клубная премьера Гуфа и проекта «Центр». Был дичайший биток, парни как следует раскачали второй этаж, тут и там танцевали хип-хоп-чики — ну то есть полнейший уэст-кост! В какой-то момент я начала нервничать — на сцену в хаотичном порядке выходили разные рэперы, все смешалось. Я зашла в гримерку и спрашиваю: «Чуваки, почему все так? Почему вы не можете объяснить, кто за кем выступает? Где порядок, что за хаос?» А они мне: «Эй, мамаша, слышь, не психуй, все будет кул». 

В 2007 году я из «Тонн» ушла. Просто потому что устала. Ритм бешеный был — нас мало, концертов много. Просто безумие, но зато какое! В середине 2000-х «Тонны» были реальном местом силы, где аккумулировались все творческие силы Москвы. Заходишь и видишь: за одним столом сидит агентство «Мельница», за другим пиар-агентство Петкуна, тут музыканты, там диджеи. Делаешь круг по залу — и ты в курсе всех дел. Как сейчас фейсбук — все новости узнаешь в одном месте. Несмотря на то что в «Тоннах» я больше не работаю, для меня это по-прежнему второй дом, в который ты приходишь, а тут ничего не меняется и всегда хорошо».