К 10-летию со дня смерти Михаила Круга

Прижизненный классик, король шансона, человек, которого хочется назвать просто и без выкрутасов «батей», десять лет назад ушел в мир иной. С тех пор с русским шансоном стали ассоциироваться совсем другие люди с совсем другими песнями. Сам Круг, между прочим, называл свое творчество «русским жанром», а вовсе не шансоном. И, по утверждению Вики Цыгановой, с которой в этом вопросе трудно не согласиться, вкладывал в свои песни всю душу. Это не голословное утверждение, цена которому — пятихатка перед многокилометровой поездкой в такси, и не просто добрая память об усопшем человеке, про которого не стоит говорить скверное. Это не сон, это все правда, все истина.

Петлюра, Сергей Наговицын, Михаил Круг — на рубеже веков один за одним ушли те ключевые единицы, которые были способны изменить развитие целого жанра, взращенного в итоге высокими чинами радиостанции «Шансон». Несвойственный шансону голос высокой певческой форманты у первого, эксперименты по внедрению современных музтехнологий на территорию затрапезного блатняка у второго и невероятная комплексная мощь песен у третьего — все это осталось в прошлом, не получив продолжения. Общими нашими усилиями, в конечном счете, все свелось к Михайлову и Ваенге — и надо понимать, что сам Круг прокладывал совсем другую тропку.

Творчество Круга, хрустя позвонками, автоматически выползает из жанрового гетто, из этой шансонной Колыбели Иуды с острым концом. Как ни крути, пресловутое обозначение городской песни в отношении к произведениям мэтра — лишь формальная характеристика. Он и выше, и сильнее, да и шире этого. Это чуть ли не самый интеллигентный блат-поп, который был у нас и который, судя по теперешним невеселым временам, еще не скоро появится. Усатый увалень в вечном галстуке-бабочке, готовый в любой момент получить награду сколь угодно высокой степени хоть от Папы Римского, знал свое дело на двести процентов: поляна вроде велика, на болото не похожа, но кулик здесь тоже один, и его первенство никто не оспаривает.

Часто приходится слышать обвинения в том, что Круга слушают только гоп-патриоты — под пацанские песни, дескать, только малахольные плебеи колбасятся, под воровской музон только «сопля пропашша» куражится. И впрямь, нельзя сказать, что Михаил Круг был поклонником художественных новаций или носителем нового эстетического начала, но ведь действительно: раз уж велосипед изобретен, наш удел — быть только конгениальными, как считал Юрий Олеша. Круг не проклинал предков, не начинал с нуля, не пытался порвать с традициями и не хотел какого-то радикального прыжка в будущее — он спокойно ориентировался на Высоцкого и Розенбаума, за выступлениями которого внимательно наблюдал, уже получив всероссийскую известность. А то, насколько изящно он перепевал песни Аркадия Северного вроде той же «Студентки» про косы и бантики, — о, это ювелирная работа, так Пэт Бун перепевал Фэтса Домино, схожим образом Уилльям Шатнер работал под Синатру.

Человек, который задолго до рэпера Тимати назвал российскую эстраду петушиной обоймой («засилье гомосексуалистов»), в отдельных песнях был конгениален своему кумиру Владимиру Семенычу. В определенной степени он был не шансонье, не бардом — он был поп-звездой без поп-сцены; Соловьем-разбойником, свистевшим вроде бы в правильную сторону, но звериным покриком косившим не ту травушку-муравушку. Простой водила из Твери Михаил Воробьев, пытавшийся стать то баянистом, то хоккеистом, а то и слесарем-ремонтником, в итоге оказался героем словесной рапиры и заставил весь русский мир плакать над красой Твери своей. Непонятно? Купите кассету — прокрутим немножко, там Круг свои песни поет.

Как минимум одна из сильнейших песен, когда-либо пропетых на русском языке, — за Кругом. Это «Кольщик» — эпической мощи обращение к татуировщику, по-своему великое в своей избыточности. Строчка «Мама, я не виноват! Наколи — и пусть стереть попробуют» выжимает слезы пуще диккенсовских книг о злоключениях подростков. А строка «Муж твой, мусор поганый по кличке «Сирень» из жестокого романса «Клава-Сирень»?! Среди местных кактусов, стремившихся уколоть силовиков посильнее, мало кому удавалось сделать подобные выпады не обидными, а скорее смешными. Тот же Юрий Хой, хоть и сам работал участковым, не раз с известным сладострастием подзуживал бывших коллег в песнях. В круговских вещах такое не заметишь.

Едва ли не лучшая роль криминального авторитета в постсоветском кино — опять же за Кругом. Его выход в сцене с Евгением Стычкиным из фильма «Апрель» феноменален, а одна реплика с участием фотографии Гоши Куценко стоит пары-тройки кинофильмов на подобную тему.

Легко поразиться и диапазону моментальных переживаний, которые испытываешь от прослушивания «Розы», «Кати», да и того же «Кольщика», в конце концов, — он там такой, что то за сердце хватаешься, то за нож. Отечественный крунер выступал в этих песнях неким Андерсеном от «Криминальной России», рассказчиком не от хорошей жизни. Обогащенный житейской мудростью голос словно по секрету сообщал тебе: «В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей». Но грусти, наперсницы таинственной мечты, при этом не возникало. Все нормально, тетя. Ты не бери на понт, не порти праздник.

А если вспомнить бьющие прямо в голову спокен-ворды в шансонетках «А сечку жрите сами», «Фраере» или «Девочке-пай»? Сам автор ставил себе в заслугу тот факт, что первым в жанре начал использовать такие речевые монологи. Известно и то, что отдельные блатные выражения для своих песен певец брал из случайно купленного словаря для работников НКВД 1924 года. Для тех же, кто не понимал, о чем идет речь в его песнях, Круг вкладывал в кассеты мини-словари блатного языка. Глядишь, в наше время одним из первых и голограмму бы завел для выступления на фестивалях. А то и Алешу Димитриевича с Петром Лещенко оживил, кто знает. Пел же Михаил про себя: «Был я с детства парень грешный — воровал в саду черешни».

Ни у кого больше фраза «я попутала рамсы» не прозвучала бы так нежно, ни у кого «лярвы» не пялят так глаза, а опера так не проводят раскулачку. И всенепременно хочется узнать, что это за тверская сводница Клавка Помидориха, кто эта центровая красючка Нина-Картинка— будто жизни без этого не будет; хочется одним махом забыть про все и махнуть в Тверь, в «Лазурный», где гуляет братва и не мешают мусора.

Десять лет назад Михаила Владимировича расстреляли в спину в собственном доме. Преступники не найдены, следствие ходит по кругу. Кто-то пьет, кто-то крепится, но слезы не сдержать.