Товарищ пляска

В 1986 году в городе Ленинграде, на углу улицы Ольминского и проспекта Обуховской Обороны, появился странный высокий человек в черном пиджаке. Человек застыл на секунду перед объективом фотоаппарата, а затем двинулся по своим делам. Странный человек в черном был частью ленинградской группы «Аукцыон», биография которой в тот момент состояла из нескольких концертов и нескольких только что написанных песен. Большинство знавших «Аукцыон» были уверены, что именно этот человек в «Аукцыоне» – и вокалист, и автор песен, и безоговорочный лидер. Хотя на самом деле песни группы были написаны другими людьми, и пели в группе другие, а этот человек просто плясал, играл на маракасах и кричал что-то невнятное в микрофон. 10 октября 2002 года группа «Аукцыон» выпускает альбом «Это мама» и дает по этому поводу концерт в ДК им. Горбунова. Большинство знающих «Аукцыон» уверены, что «Это мама» – первый за восемь лет новый альбом «Аукцыона». Хотя на самом деле новых песен на диске всего две, остальные – заново переигранные старые. Накануне выхода нового альбома, не являющегося новым, Олег Гаркуша, лидер группы, не являющийся лидером, снова появился на углу улицы Ольминского и проспекта Обуховской Обороны и застыл перед объективом Игоря Мухина, а затем отправился разговаривать со сценаристом и режиссером Константином Мурзенко.

– Когда ты стал таким, каким ты стал?

– В году, наверное, восемьдесят первом.

– А тебя обижали в школе?

– У меня был момент, когда мы с приятелем катались на плотах по речке и к нам пристали два хулигана, и эти хулиганы от нас долго не отставали, не только в этот день, они потом еще нас нашли и издевались над нами, я уж не помню, каким образом, но было жутко неприятно.

– Тебе когда-нибудь в детстве приходило в голову, что ты будешь заниматься рок-музыкой? Ты не играл в любительской группе?

– Нет, я в группе не играл. Я почти каждый день ставил пластинки, раскладывал какие-то коробки, кастрюльки, брал палочки и стучал, подпевал и, может быть, подспудно воображал себя певцом. Но так чтобы сразу была такая мысль, что я буду звездой…

– Давай вообразим, что группа «Аукцыон» с тобой 19-летним, с Леней 20-летним, со всем тем состоянием, которое было в каком-то 1983 году, собралась вчера. Записала четыре удачные песни, начали приходить рогатые пацаны, щас весь мир ляжет к вашим ногам…

– К нам и тогда рогатые приходили.

– К вам рогатые приходили тогда, когда легко было им сопротивляться. Представь себе «Аукцыон» на сегодняшней сцене.

– Я не могу тебе сказать, что бы было. Не знаю, изобретите машину времени. Мы в 1983 году вышли на сцену, играть вообще никто не умел… А со временем опять же профессионализм появлялся, с каждым годом все нарабатывается, постепенно, постепенно.

– Интересно от тебя слышать слово «профессионализм».

– Ты знаешь, мне часто говорят, что я обкуренный или пьяный, имея в виду, что движения у меня такие – не поймешь, что происходит. Но я думаю, что дело свое в общем-то я делал. Может, не всегда это было залу симпатично, но, по крайней мере, старался.

– Ты чувствуешь себя сегодня нужным как артист?

– Конечно. Я тебе могу столько примеров привести, когда люди говорят, что их дергает током на концерте, просто как в розетку они пальцы засовывают.

– Приходилось тебе встречать своих двойников?

– Бывало. Так косят под меня, что когда я еще во времена пития, захожу в «Жуки», на Жуковского, а мне говорят, ты уже был. Как это был? Ну был уже, выпил, тебя угощали. Это не я был! Какой-то человек пришел, сказал, что Гаркуша, его угостили, и он ушел. Бывают такие.

– А тебе детей приносили благословлять?

– Приносили, да. Это был мой, как ни странно, однофамилец из города Северодвинска. И я испытывал сильнейшую дрожь, потому что был с бодуна и в это время еще держал ребенка. Мне было и так хреново, а еще я заметил взгляд священника, очень внимательный, видимо, он все понял, я не то чтобы испугался, но осекся.

– И это в порядке вещей, то, что приносят детей, чтобы ты их подержал. Это, наверное, свойственно любой рок-звезде, но кому-то больше, кому-то меньше. Гребенщиков, наверное, отбивается от этих детей уже с ненавистью.

– С улицы детей особо не носят. Хотя как-то одна девушка в Волгограде с двумя детьми подошла, а мы в Волгограде до этого были один раз, и то это было десять лет назад, она подходит и говорит: «Вот я была на концерте, с мужем там познакомилась, а это мои дети. Этого зовут Леня, а это Олег».

– Поучительная история.

– Нет, много разных случаев. Люди на концертах знакомятся, зовут потом нас на венчании выступить.

– Соглашаетесь?

– Да. У нас как-то в Киеве несколько лет назад был очень смешной концерт, вроде закрытого. Человек, который искренне любит группу «Аукцыон», и его девушка полюбила. У него все любят «Аукцыон», и шофер его. Он – владелец ликероводочного завода. Вот он своей невесте и сделал подарок.

– А был случай, что вы отказали? Вот пришел какой-нибудь упырь и говорит, я так люблю вашу группу, а тебе стыдно.

– Я так воспитан, что не могу сказать человеку, что он урод, сразу в глаза.

– Что ты не любишь?

– Хамство. Вот когда мне хамят…

– Перебивают…

– И перебивают. И больше всего ненавижу такое высказывание, когда мне встречный-поперечный говорит: «О, какой ты старый», – бесит это меня. Я считаю, что человек не имеет никакого права говорить даже в шутку о возрасте. Я, конечно, не девушка. По фиг мне, но это неправильно. Я его не знаю, а он подходит и говорит: «Какой ты старый». А один раз я в маршрутке ехал, и мужик сообщает: «Какой же у тебя большой живот».

– У тебя большой живот?

– Нет, ну сейчас он у меня умялся, ну какое собачье ваше дело до моего живота.

– К вопросу о соблазнах. Не было соблазна оградиться от этих людей тем, чтобы тебя у подъезда встречала большая машина?

– Этого, знаешь, я боюсь больше всего. Я вот честно признаюсь, когда мне охрану приставляют, мне как-то неуютно, когда они рядом со мной.

– Сколько пиджаков ты сменил за время своей сценической карьеры?

– Около пяти. Один, самый знаменитый, висит до сих пор.

– Первый?

– Думаю, второй или третий. Трудно сказать, они все так были поизношены, рукава до дыр.

– Ты экспериментировал с другими сценическими образами?

– Экспериментировал, не катит. Кожу пробовал – не катит. Что-то в ней нехорошо мне. И это очень важный момент, чтобы ботинки не жали, чтобы носочки чистенькие были, чтобы шнурочки были другого совершенно цвета, чем обычно. И галстук совершенно безобразного вида. Это мне нравится.

– Скажи, а принимаешь ли ты участие в записи пластинок?

– Если Леня Федоров позвонит и скажет «надо», я приду. Навязываться не буду.

– Но они могут без тебя справиться?

– Могут. Но я не обижаюсь, червоточинка есть, конечно, небольшая, ну что ломать зубы? зачем? Нет так нет.

– Как ты борешься с депрессией? Ты же снова не пьешь?

– Я не то что снова не пью, я не пью с того момента, когда мы с тобой последний раз виделись. Это было 6 лет назад – 22 июля 1996 года.

– Как это ты так запомнил?

– Потому что следующий день считается моим вторым днем рождения. Вообще, каждый сильно пьющий должен запомнить тот день, когда он последний раз пил.

– Ты шесть лет назад перестал пить и продолжаешь заниматься тем же делом, за что ты держишься теперь?

– Трезвый взгляд отличается так разительно, что это с ума сойти можно. Мы, к сожалению, забываем тот детский момент, когда мы ничего не выпивали, не пили, не кололись. Ничего. Мы же были здоровые, невинные, чистые.

– Ты становишься ребенком, когда выходишь на сцену?

– Конечно.

– А остальная группа?

– Ну это я еще не знаю.

– Как ты не знаешь, ты с ними живешь все время. Вот Федоров – ребенок?

– Ленька – да.

– Но старые песни «Аукцыона», которые он сейчас поет, все взрослее. Им 10 лет, и они звучат по-другому.

– Это даже обсуждать нечего – достаточно посмотреть на лицо Федорова. Так театрализовать лицо невозможно. Это все внутреннее, и у меня то же самое. Когда я на сцене, у меня непонятные какие-то божественные силы. Спортсмены подходят и говорят, сколько кругов я бегаю вокруг стадиона. Нисколько не бегаю.

– А плохие концерты у вас бывают?

– Нет.

– Неужели ни одного проваленного концерта не было?

– Я тебе еще раз повторю: есть настоящее, есть ненастоящее, как бы ты себя ни малевал, как бы Филипп Киркоров ни малевал самолеты и на заборе ни писал «Самый умный человек в этом мире – это я», – он все равно не добьется той народной признательности.

– Перед каким самым маленьким залом играл «Аукцыон»?

– Четыре человека в Германии – четыре бармена.

– Отыграли концерт?

– Полностью.

– Все то же самое?

– Да. Очень долго.

– Ну и как бармены?

– Ну как бармены? С ума сошли.