Костры амбиций

Фестиваль «Нашествие» второй год подряд происходит на ипподроме в подмосковном городе Раменское. На фестивале есть пиво, солнце и девушки в лифчиках. А также два десятка никому не известных молодых групп – помимо монстров вроде «ЧайФа», «Арии» или «ДДТ». После фестиваля эти группы становятся известными и талантливыми. Или никому не нужными, но все равно талантливыми. Или талантливыми, но нищими. Или нищими и бездарными. Они становятся, Валерий Панюшкин следит за тем, как они это делают, а Сергей Мелихов их при этом фотографирует.

50 пластинок в неделю

Два довольно немолодых брюнета в клубе «Шестнадцать тонн», за столиком, из-за которого только что ради брюнетов согнали влюбленную пару. Оба едят гадов. Того, который потолще, зовут Дмитрий Гройсман, он продюсер группы «ЧайФ», а теперь еще и фестиваля «Нашествие». Гройсман ест креветки с чаем. Курит.

Тот, что потоньше, – Михаил Козырев. Он начальник «Нашего радио», у него на руках серебряных колец больше, чем пальцев. Он ест улиток из специальной тарелки с дырками, кашляет и говорит Гройсману:

– Не кури, правда, что-то у меня, кажется, аллергия на дым. Да, Вова! – это уже начальнику компании Rise Владимиру Месхи, в мобильный телефон.

На столике между улитками и креветками лежит список участников фестиваля. По одному исчерканному листку на каждый из двух дней. Там, понятно, хедлайнеры, «ЧайФ» и «ДДТ». Гройсман сначала рассказывает, что по контракту лидеру «ДДТ» Юрию Шевчуку нужно нанять телохранителя, потом, – что лидер «ЧайФа» Владимир Шахрин говорит охранникам: «Да не расталкивайте же вы людей!», когда люди подходят с целью порвать Шахрина на сувениры. А еще – что на прошлом «Нашествии» Земфира ходила в окружении пяти охранников, а Гарик Сукачев аплодировал ей, когда она с охранниками пошла в туалет. Земфиры в этом году не будет. Земфира отдыхает.

– Что это вы делаете? – я киваю на листки между креветками и улитками.

– Расписание утрясаем. Знаешь, как трудно не поссориться с этими людьми? Они же не поддаются дисциплине. Они же купаться уходят за пять минут до выхода на сцену.

– Где вы их взяли столько?

– У нас, – говорит Козырев, – такой принцип. Да, Вова! – и снова мне: – На каждом фестивале мы даем шанс молодым командам.

– Да где вы их берете-то?

– На полке у меня лежат. Гигантский самотек. Да, Вова! Я слушаю по 30-50 пластинок в неделю.

– По сколько секунд ты слушаешь каждую пластинку?

– Не каждую пластинку, а каждую песню. Минуты по две, – преувеличивает Козырев.

– Главное, – Гройсман берет креветку за хвостик, – самую лучшую песню на демо поставить первой. И еще многие приносят диск, а там – ни как группа называется, ни телефона, ни имени солиста.

Есть еще одно обстоятельство. Между улитками лежит список. В нем два десятка молодых команд, с которых Козырев и Гройсман не взяли денег, которые ничего не должны за возможность сыграть на фестивале, которых просто послушали и рискнули поставить в эфир и выпустить на сцену.

– А как сделать, чтобы ты диск послушал?

– Ну… вот один человек позвонил тут мне на мобильный телефон и говорит, что нашел этот телефон в справочнике. Пришлось послушать. Группа Butch называется. Будут на «Нашествии».

План военной операции

Буч приезжает из Вологды. Бучем зовут Брюса Уиллиса в «Криминальном чтиве». «Zed’s dead, baby, Zed’s dead». Буч работает девушкой в церковном хоре и почти одновременно вышибалой на дискотеке. На клиросе непослушная прядь все выбивается из-под платочка. На дискотеке в драке ломают нос. Буч голодает. Буч приходит в телевизор и говорит: «Хочу работать репортером». Телевизионное руководство обсуждает промеж себя: мальчик Буч или девочка, а Буч тем временем снимает репортажи о том, как Ельцину делают операцию на сердце. Но все равно голодает. Буч придумывает себе правило: тратить в день не больше трех рублей. Однажды в Кремле во время торжественного выхода президента к народу Буч падает в голодный обморок. Сергей Ястржембский звонит в телевизор и говорит: «Чего это у вас журналисты в голодный обморок падают?» После звонка Буч получает должность специального корреспондента и зарплату, достаточную, чтобы за пять лет купить и отремонтировать большую трехкомнатную квартиру в тихом центре.

Потом Буч влюбляется. Разумеется, несчастная любовь. «У меня несчастная любовь, – говорит Буч телевизионному руководству. – Пошлите меня на войну». И едет на войну. Сначала в Албанию, потом в Косово. В Косово страшно. Там если кто узнает, что ты русский журналист, то тебя сразу убьют. Очень страшно. За один день Буч берет интервью у главного серба и у главного албанца. Это первое интервью Хашима Таши. И при этом Буч остается в живых. И едет в Ингушетию. Там грязь, лагеря беженцев, голод, дети плачут, беременные женщины, холера.

– В России война почему-то не так романтично выглядит, как в Европе, – говорит Буч.

Мы сидим в той самой трехкомнатной квартире в тихом центре. Буч с ногами на стуле. На коленке – шрам.

Да, забыл сказать, что Буч при этом всю жизнь поет. Это хобби. Однажды Буч приходит к телевизионному руководству и подает заявление об уходе. «У тебя с головой в порядке? – говорит руководство, а само думает, что Буч уходит, чтобы сделать операцию по смене пола, только непонятно, с какого на какой. – Чего тебе не хватает?» – «Я музыку хочу петь». – «Бред!»

В квартире есть ниша в стене. Буч там сидит и жмет на клавиши синтезатора и компьютера попеременно. На стене висит пробковая доска. К доске прикреплены четыре пучка бумажек.

– Это план военной операции, – говорит Буч.

Пучки бумажек озаглавлены так: «Диск не передан», «Переговоры», «Ожидание», «Ясность». Сначала Буч прикрепляет под заголовком «Диск не передан» названия всех сколько-нибудь значимых рекорд-компаний и радиостанций. Потом начинает придумывать способ передать свой диск в эти компании, причем не кому попало, а руководителю компании лично в руки. Диск записан с музыкантами группы «Маша и медведи». На компьютере нарезано 150 копий. На цветном ксероксе сделана обложка. Написан пресс-релиз. И 150 копий передано.

Это журналистская привычка: находить людей и заставлять их поговорить с тобой. Пока Буч работает в телевизоре, один начальник говорит: «Если ты журналист и не можешь за десять звонков найти мобильный телефон президента, то пойди и повесься». Буч не повесится.

В старом справочнике Буч находит домашний телефон Дмитрия Гройсмана. Гройсман никуда не переезжал. К телефону подходит дочь. «А Дмитрий Гройсман дома?» – «Папы нет». – «А дай мне, пожалуйста папин мобильный, это Буч звонит». Имя кажется девочке знакомым. Или голос кажется девочке уверенным. И Буч получает мобильный телефон Гройсмана. Теперь Гройсману легче послушать диск, чем отказать. Бумажка «Гройсман» на пробковой доске переезжает из рубрики «Диск не передан» в рубрику «Переговоры», потом в рубрику «Ожидание», потом в рубрику «Ясность». Ясность в том, что Буч будет выступать на «Нашествии».

– Это план военной операции, – говорит Буч.

– А где взять на военную операцию денег?

– А денег почти не нужно. Деньги понадобились бы, если б музыка была плохая.

Так мы разговариваем в трехкомнатной квартире в тихом центре. А Гройсман в клубе «Шестнадцать тонн» говорит:

– Тут фишка такая, что непонятно, мальчик это или девочка. Фишка – это главное. Ну не главное, но очень важно. Что-то, на что обращаешь внимание. Вот, например, есть еще группа «Мертвые дельфины», так у них фишка в том, что они из Чечни. Из Грозного. Они про войну. Нехорошо так говорить, конечно, но это фишка.

Новый год

Лето, Арбат, вечер. Очень жарко. Лидера группы «Мертвые дельфины» зовут Артур. Он одет в свитер. Он с сестренкой. Сестренка слушает наш разговор про шоу-бизнес, и когда я спрашиваю ее, интересно ли ей, она говорит: смешно.

Грозный был лучшим городом на Кавказе. Там был нефтяной институт, учиться в котором, если хочешь заниматься нефтью, было престижнее, чем в Москве. Веселый, тусовочный, богатый город, полный студентов. Как Бейрут до войны, как Сухум до войны, как любой молодежный, веселый, богатый и тусовочный город до войны.

– Теперь представь себе, – говорит Артур, – я лежу на земле в двухстах метрах от своего дома, в котором вырос, и в мой дом попадает снаряд, не мина из миномета – мина свистит, а, наверное, «град». И дом взрывается. Многоэтажный. Если отбросить страх, зрелище красивое. От голода умирал, от холода, жил в подвалах, много раз думал, что все, теперь точно все. К смерти привык. Деньги никому не нужны. Жизнь ничего не стоит. Тела друзей, с которыми играл в футбол, привозят на санях. Лица обглоданы собаками. Штурм Грозного в первую войну начался в новогоднюю ночь, ты помнишь? Как только стали выпускать мирных жителей, я уехал. Жил в Назрани, работал штукатуром. Сочинял музыку. Концерты давал по республике. На фестивале в Нальчике получил первое место за вокал. Там подошел ко мне певец Оскар и попросил написать для него несколько песен. Я написал. Я ничего с него не взял, так написал, как другу. Потом челночным автобусом приехал в Москву. Потом приятель понес мое демо в Rise. Оттуда позвонили и заключили со мной контракт.

– Ты на этот контракт живешь?

– Нет, за свою музыку я еще ничего не получил. Я аранжировщик. Еще я пишу на заказ попсовые тексты. Это засоряет мозги мне, но я пишу, за них платят.

– За что тебя взял Rise?

– Я оригинален. У меня фирменные мелодии, глубокие тексты. Чтобы стать гением, мне не хватает рекламы.

Михаил Козырев в баре «Шестнадцать тонн» подцепляет улитку вилкой и говорит:

– Классный парень. На концерте или на демо классно звучит. Но Месхи несколько раз пытались записать его чисто – на студии. Не получается. Как только чистую запись делаешь, драйв уходит.

Бедные люди

У меня три интервью в один день. Я встречаюсь с группой «7Б» на съемной квартире, где практически вся группа, включая директора, живет коммуной и спит на полу вповалку. Я встречаюсь с группой «Конец фильма» в «Китайском летчике», причем у лидера группы Евгения Феклистова не хватает денег даже на стакан сока. Наконец, в «Свалке» я присутствую на саундчеке группы «Смысловые галлюцинации». Уши болят. Очень громкие барабаны.

Все эти люди не сговариваясь утверждают одно и то же. Ну, начать с того, что продюсеры – как дети. Они не слушают музыку, которую им приносят для прослушивания, а смотрят друг на друга. И стоит какому-нибудь продюсеру заняться какой-нибудь группой, как тут же все остальные продюсеры тоже начинают эту группу хотеть и считать ее своим открытием.

Директор группы «7Б» Алексей Манжосов раньше работал на рынке в киоске звукозаписи. Он говорит, что народ никогда не покупал Леонтьева или Лещенко, а зато со страшной силой покупал Валерия Залкина.

– Я знаю, что будут слушать. У меня опыт. Поверь, «7Б» будут слушать обязательно.

– А кто такой Валерий Залкин?

– …я, знаешь, на студии «Союз» несколько дней их уговаривал взять Ивана. Прослушивания устраивал. Иван играет, они слушают и не могут представить себе, как это будет звучать, если записать хорошо.

Лидер Группы «7Б» Иван Демьян угощает меня блинами и рассказывает, как работал автослесарем под Воронежем, в деревне Таловая. И как записал три домашних альбома. И как потом переехал работать автослесарем в Москву. И как потом перестал работать автослесарем. И занимается теперь только музыкой.

– А ешь чего?

– Блины.

Иван что-то бубнит про призвание. А директор его, Алексей, подтверждает, что и правда, каждую ночь Иван сидит на кухне, бренчит на гитаре, сочиняет новые песни, которых уже накопилось на три альбома. Призвание. Раньше вся группа жила у директора дома, но через полгода жена директора не выдержала и выгнала группу вместе с мужем. Теперь Алексей иногда встречается с женой где-нибудь в городе:

– Ну что, отдыхаешь от меня?

– Отдыхаю.

– Скучать еще не начала?

– Начала немножко.

«7Б» – это статья такая, по которой в военкомате комиссуют и не берут в армию. «7Б» – это шизофрения.

Дело к вечеру. Лидер группы «Конец фильма» Евгений Феклистов сидит в «Китайском летчике», не ест и не пьет и, внимательно разглядывая собственные руки, тоже говорит про бедность. Раньше, когда он работал программистом в Тарту, у него была машина. Сейчас нет. Раньше денег не было, конечно, но и долгов не было. Сейчас денег все равно нет, но зато долги такие, что за много лет не расплатишься.

– Но мы, – говорит Евгений, – не хотели бы, наверное, быть такими популярными, как Земфира. Вот она заявила, что будет отдыхать полгода. Это же как надо устать, чтобы отдыхать полгода? Нет, мы, наверное, не хотим быть такими популярными.

– Вы болели вирусным гепатитом? – я имею в виду песню Евгения «Желтые глаза».

Вместо ответа Евгений говорит о принципах своего творчества. Он говорит, что мир разрушать не надо – мир разрушен до нас.

– Представь себе прекрасную вазу сделанную великим художником. Вот эта ваза разбилась, а мы нашли один осколочек, другой осколочек и какую-нибудь собачью какашку. Соединили вместе, получилось интересно. Странное дело. У нас есть песня «Женщина, с которой я переспал». Эту песню никуда не берут. Потому что слово «переспал» непригодно для потребления. «Трахаться» можно, это слушатель поймет. А переспать нельзя.

Дальше начинается лекция про конец времен, про общество потребления. Слово «постмодернизм» не произносится, конечно, но подразумевается. Рядом с Евгением сидит пресс-секретарь группы Таня. Ей девятнадцать лет, она рыжая и стриженая. Глаза горят. Она сейчас поедет куда-то дальше со звездами в метро. Она говорит:

– Так круто: я, маленькая девочка, а нянчусь с этими большими дядьками, как с детьми. Через дорогу перевожу, собираю по всему городу. Напоминаю, чтобы поели.

Про бедность говорит и лидер группы «Смысловые галлюцинации» Сергей Бобунец. Я, правда, почти ничего не слышу после их саундчека. И Сергей думает, что говорит про успех, а сам говорит про бедность. Ну, начать с того, что продюсеры, конечно, как дети. Демо «Смысловых галлюцинаций» носили всем на свете, но никто не брал. Потом московские продюсеры приезжали в Екатеринбург искать таланты. Нашли Чичерину, а «Смысловые галлюцинации», которые пели с Чичериной в один день и на одной сцене, не нашли. Они гастролировали по области, когда позвонил Козырев и сказал, что ставит в эфир «Нашего радио» песню «Розовые очки». Никакой популярности Сергей не почувствовал. Никаких контрактов. Никаких дисков. Песню «Вечно молодой» взяли в саундтрек к фильму «Брат-2», но Сергею про это долго сказать забывали. Почти до самой премьеры. А потом вышел фильм. И продюсеры, как дети, стали рвать друг у друга, как совочек или ведерко в песочнице, то самое демо, которое двумя годами раньше их умоляли послушать, а они говорили: неформат.

Песню «Вечно молодой» Сергей петь не любил. И в эфир ставить не хотел. Ему казалось, что он слишком молодой, чтобы петь такую песню. Он думал, что песня повредит его имиджу. А я думаю, что молодые группы вредят себе, когда думают про что-нибудь – как оно повредит или поможет их имиджу.

Сергей не любил ту самую песню, с которой начался для него успех. Успех, правда, связанный с кучей неудобств – типа отсутствия туалета на концертной площадке, тараканов в гостинице, необходимости ехать на концерт ввосьмером в шестиместной «Газели». Но зато теперь Сергей купил себе навороченную гитару, которую, правда, сразу почти разбил на «Максидроме». Еще они всей группой купили компьютер.

А квартиру не купили. Машину не купили. Вся страна поет «Вечно молодой, вечно пьяный», а денег хватает только на аппаратуру, запись в студии и один видеоклип.

Это Сергей про успех рассказывает.

– А раньше, – говорит, – я вообще не знаю, чего мы ели. Всегда находился человек, который свято верил в нас и поэтому кормил.

– Ну ладно. Как все-таки добиться успеха?

– Не верить никому. Часто бывает, что люди принимают слова, сказанные про их музыку в рекорд-компаниях, за чистую монету. Продюсеры говорят что-то, чтоб музыканты от них отстали, а музыканты начинают верить продюсерам, менять название группы, переписывать тексты, переделывать аранжировки. Не надо.

Готовься к войне

Михаил Козырев и Дмитрий Гройсман заканчивают ужинать в клубе «Шестнадцать тонн». К столику подходит Вячеслав Петкун, лидер группы «Танцы минус». У Петкуна тоже ведь, наверное, бедность, потому что – кроме музыки – он работает еще и артдиректором клуба «Шестнадцать тонн». А еще он помогает группе «Парабеллум».

Может быть, я ошибаюсь, но по-моему, Козыреву и Гройсману не очень хочется говорить сейчас с Петкуном, потому что Петкун станет просить, чтобы группу «Парабеллум» взяли на «Нашествие». А Козырев и Гройсман в прошлом году уже эту группу на фестиваль брали. И ничего не произошло. Альбом не записан. Концертов мало. Группа стоит очень дешево. Но не могут ведь Гройсман и Козырев вот так взять и отказать Петкуну. Он ведь известный музыкант. Понятно же, что группа «Парабеллум» с протекцией Петкуна – это значительно больше, чем просто группа «Парабеллум».

Петкун сначала сам было выгнал «Парабеллум» из клуба. Они жили в Великом Новгороде и решили записать демо. Позвонили в Петербург начальнику Tequilajazzz Евгению Федорову и попросили его стать саундпродюсером их первой записи. Федоров долго смеялся, говорил, что все молодые группы как сговорились: все зовут его саундпродюсером своей первой записи. Но согласился.

– Жень, – сказал тогда в телефон лидер «Парабеллума» Павел Камакин, – а у нас еще басиста нет, может подыграешь?

Федоров опять долго смеялся, но подыграл.

С этим демо Камакин пришел к Петкуну в «Шестнадцать тонн». Петкун сказал, что группа «Парабеллум» – говно, и никогда не будет выступать в «Тоннах». Камакин ответил, что это не «Парабеллум» говно, а, наоборот, «Танцы минус» говно, обиделся и ушел.

А потом Камакина выгнали с квартиры за неуплату, он сидел в кафе на улице, а мимо шел Петкун.

– О, Паша! – сказал Петкун. – У меня тут товарищ уехал, ты не мог бы пожить в его квартире и пополивать цветы? Вообще, я теперь решил помогать группе «Парабеллум».

И стал помогать. И «Парабеллум» потом выступал в «Тоннах». А еще один человек купил Камакину студию, где он теперь записывает бесплатно себя и еще, за маленькие деньги, других молодых музыкантов. «Ночных снайперов», например. А еще Камакин работает фотографом. Фотографирует мебель и хорошо зарабатывает. И ему, конечно, хочется выступить на «Нашествии», но если Козырев и Гройсман не возьмут Камакина, то Камакин не помрет с голода, и не бросит заниматься музыкой, и не перестанет даже записывать альбом.

Петкун садится за столик и спрашивает, в какой день на «Нашествии» выступает «Парабеллум». Козырев отвечает:

– Слава, если ты думаешь, что для них действительно важно быть на «Нашествии»…

– Конечно, для них важно.

– Ну давай подумаем.

– Давай подумаем.

Думают.