Журнал Play

Что это было

Полноценный профессиональный ежемесячный (а в некоторые периоды — и ежедвухнедельный) музыкальный журнал с обстоятельной структурой. В самом начале Play предложил инновационный формат издания, в котором главное место занимают бесчисленные рецензии на компакт-диски, но с течением времени издание потихоньку пришло к классическому формату: в начале — новости, концертные анонсы и прочая актуальная текучка; в середине — большие тематические материалы и интервью; в конце — опять же рецензии в огромном количестве: каждый номер Play гордо выносил на обложку число отрецензированных альбомов («164 рецензии в номере!!!»), как будто существовали люди, которым и вправду могли быть интересны они все. Кроме того, к журналу регулярно прикладывались компакт-диски с музыкой — бывало, что и по два к номеру. В общем и целом Play был вполне самостийной попыткой создать в России журнал, аналогичный британским мейнстримовым ежемесячникам и в первую очередь изданию Q, — с соответствующим спектром тем и героев. Другой вопрос, что представители музыкальной индустрии не готовы были в достаточном количестве давать рекламу в печатные издания даже тогда, когда компакт-диски еще продавались. Третий — что у Play всегда были большие трудности с визуальной стороной дела (дизайн тут, в общем, отсутствовал, а когда присутствовал, порой казалось, что лучше бы его не было). И четвертый — что со стилистической и идеологической точки зрения неоднозначных материалов тут хватало. Так или иначе, Play появился в самом начале 2000-х, когда интернет еще не был распространен слишком широко, и, несомненно, сыграл важную образовательную роль, потому как грамотным компендиумом актуальных течений являлся в любом случае. Кроме того, через Play прошли примерно все люди, занимавшиеся в тот период музыкальной журналистикой и потом разошедшиеся по самым разным изданиям; его влияние на формирование профессиональной среды не менее существенно, чем на умы читателей. Константин Савоськин, бывший главным редактором Play почти с самого начала до самого конца (который случился в 2008-м), в 2010 году был убит в своей машине средь бела дня в Москве.

«Для меня история журнала Play началась очень буднично, безо всяких фанфар. В конце декабря 2000 года мне неожиданно позвонил Дмитрий Лилеев и сказал, что есть такой новый музыкальный журнал Play, он там является главным редактором, — и, мол, не хочу ли я туда писать. Все годы, что существовал журнал, я работал в «Пурпурном легионе». В штате я ни дня не был, хотя неоднократно туда просился.

Идея Play была очень национальной: коль скоро у нас на Руси очень любят читать рецензии на нововышедшие альбомы, давайте сделаем журнал, который будет в основном состоять из рецензий. Восемьдесят процентов рецензий, десять процентов новостей и десять процентов статей и интервью с артистами. Первое время еще было правило, что все эти статьи и интервью должны быть не длиннее одного разворота. Первые номера делались методом Союза писателей Северной Кореи, вплоть до того, что все рецензии были без подписей. К четвертому номеру все стало посерьезнее, появились подписи, верстка была подтянута, стала появляться какая-то реклама. Но тут случился в некоторым смысле крах. Главный редактор Дима Лилеев не то чтобы пропал, но решил отойти от дел и просто бросил ходить на работу и брать трубку. Я очень хорошо помню, как наш тогдашний издатель Юрий Цеберс рассказывал, как ходил к нему домой, подбирал какие-то камни и кидал в окна квартиры, чтобы Дима обратил внимание. Но Дима не обратил — и тогда главным редактором предложили стать Косте Савоськину.

Мы не позиционировали журнал как мейнстримовый. Но стилевой охват у него был максимально широкий. У нас, как известно, в журнале даже какое-то время был раздел о классической музыке, в который писал Михаил Фихтенгольц. За счет того, что мы сделали журнал с таким широким охватом, все семь лет существования ненависть к журналу Play была абсолютно беспрецедентна, как среди читателей, так среди и профессионалов.   

Об этом никто не знает, но в конце весны 2002 года журнал Play въехал в свой первый кризис и, собственно говоря, мог бы прекратить существование уже тогда. Абсолютно безо всяких причин в редакции созрел заговор. Ряд сотрудников решили: мол, зачем мы делаем дурацкий журнал, в котором много слов и мало картинок? Давайте превратим Play в желтый журнал сенсаций и сливов, позовем в номинальные главные редакторы Вячеслава Петкуна, а Костю Савоськина прогоним. Заговорщики даже оформили бумагу и поднесли ее издателю. Но он, надо сказать, проявил недюжинное понимание ситуации и поступил как западный человек. Он предложил этим людям немедленно написать заявления об увольнении и делать такой журнал где-нибудь в другом месте.

В 2005-м руководство издательского дома Mediasign решило, что журнал Play должен приносить тридцать процентов прибыли. Учтите, что самыми доходными в Mediasign были журналы «Вышиваем крестиком» и Mountain Bike, так что ждать подобного от музыкального издания было странно. Злого гения, который погубил журнал Play, зовут Олег Аргиров. Этого человека взяло управляющим руководство, до этого со СМИ он никогда не работал. Они придумали новый слоган для журнала: «поп-культура и цифровая революция» — в самом журнале это свелось к тому, что к обложкам дисков в журнале стали ставить метки «качай». Что было бы нормально, если бы у журнала был договор с какими-то легальными поставщиками контента. Но его не было. И получилось, что журнал, который всегда отстаивал легальные носители, сам стал пиратским. Именно момент, когда журнал Play стал пропагандировать цифровые загрузки, стал началом его краха. Сразу же отвалились «Пурпурный легион» и Gala-EMI; перестали давать диски. Компакты и рекламу в итоге стали давать только Sony BMG и «Союз». Дальше началось самообеспечение.

Уже в 2006 году было ясно, что дело движется к концу, апатия нарастала. В результате в Play стали появляться какие-то дикие материалы: «85 лучших русских и советских рок-альбомов», сто каких-нибудь таких альбомов, сто каких-то других альбомов. Под конец это все начало срываться в штопор, когда устраивали голосование среди личностей, которые больше всего разрушили отечественную поп-музыку. Там были имена вроде Константина Эрнста и Андрея Малахова.

Я считаю, что Play доказал одну очень неприятную вещь для нашей страны: у нас музыкальное издание может быть только строго нишевым. В противном случае не поймут, будут нервничать везде. Еще, по-моему, довольно сильно всех раздражало то, что мы старались писать о музыке нормальным русским языком, а не какими-нибудь невменяемыми словосочетаниями, как в свое время Капитолина Деловая или большая часть журналов металлического спектра. Главное, что надо понимать: мы не претендовали на создание какой-то своей альтернативной реальности при помощи журнала Play. Мы пытались в меру прямо безо всякого кривого зеркала отразить то, что происходило в музыке». 

«Я писал в Play с третьего или четвертого номера. Еще через полгода я туда пришел на зарплату. Проработал полтора или два года и ушел, когда там они стали пытаться зарабатывать деньги по требованию инвесторов. Помню, что уволился, когда выяснил, что на следующей обложке будет «ВИА Гра».

Play делался практически на коленке и делался людьми, которые практически ни бельмеса не смыслили в том, как этот рынок выглядит на Западе. Все, разумеется, почитывали Q и Rolling Stone, но что такое рынок, никто не знал. К инвесторам пришел Лилеев, который работал в «Пурпурном легионе», и как-то им объяснил, что журнал пойдет. Когда мы начинали делать журнал, там работало человек десять — кто кого знал, тот того и позвал. Технические и творческие принципы диктовались разве что форматом рецензий, которым был задан очень жесткий объем. Не более того.

Я считаю, что самый первый формат Play — каталог рецензий — это вообще идеальный формат журнала про поп-музыку. Когда эта идея накрылась, а накрылась она несколько раньше, чем сам журнал, перспективы музыкальной журналистики в России умерли. Сейчас этот формат существовать не мог бы, конечно. Но если бы журнал завоевал определенную репутацию, если бы его не начали туда-сюда дергать и пытаться сделать лайфстайл, по крайней мере это бы сейчас ценилось как экспертное мнение и в каком-то трансформированном виде могло существовать — ну как определенный справочно-референтный материал. 

В Play сбежались все те, кто просто хотел писать про музыку. Не было другого издания, где можно было не заботиться о том, модно это или не модно и как соотносится с политикой радио «Максимум». Можно было отводить душу, гнать все, что тебе нравится, в формате очень хороших и не очень длинных текстиков. Поэтому туда стекались люди, как в воронку. Это было дело, которым они всю жизнь хотели заниматься, а тут за него еще и платили.

Закончилось все так, потому что страна такая. Человек, который давал нам деньги, выяснил, что рекламу это не приносит. Он потребовал, чтобы журнал продавался. Сначала это был каталог рецензий. Потом это был каталог рецензий, к которому приклеили фотографии Моррисси в пиджаке, потом приклеилась еще «ВИА Гра», потому что инвестор решил, что они смогут рекламу создавать. Потом, кажется, уже другие инвесторы решили сделать из него глянцевый журнал. Естественно, что Play в связи с этим накрылся. Притом что Савоськин держал планку до самого конца и пытался делать музыкальный журнал.

Конечно, у каждого человека есть амбиции. Я помню, у нас были крики: «Так, давай раскрутим вот этого!» Впрочем, мы люди были здравомыслящие и прекрасно понимали, что с нашим тиражом раскрутить никого нельзя. Но пафос такой был, и мы иногда специально какие-то вещи педалировали. На мой взгляд, если честно, популярность Эдвардса из 16 Horsepower в России — отчасти наша заслуга, потому что мы пиарили каждую его пластинку, брали с ним интервью и так далее. Но ничего кардинального мы, конечно, не сделали. То значение, которое у медиа есть в Америке, в России нет и не будет». 

«Где-то на Горбушке я увидел один из номеров Play и написал письмо Косте Савоськину. Он тут же заказал мне текст про группу HIM, который должен был быть огромного объема, причем прислать его нужно было на следующее утро. Я собрался с силами и неожиданно его за ночь написал. Текст получился, откровенно говоря, довольно сомнительный, но у Кости были свои стандарты качества: почему-то он пришел в страшный восторг по поводу этого текста — это, собственно, была моя первая и единственная кавер-стори для журнала. Так и началось сотрудничество. Сначала я им писал как фрилансер, потом начал отвечать за рубрику «Кино», а после того как ушел Рондарев, стал курировать блок с рецензиями.

Савоськин боролся за то, что надо собрать максимальное количество пластинок максимально разных жанров, все их раздать разным авторам и потом собрать рецензии воедино и выпустить журнал. Изначально Play позиционировался как вестник для каких-то меломанов, которые пришли в магазин, не знают, что там стоит на полках, и им нужен какой-то ориентир. Потом все это начало обрастать какими-то статьями, фичерами — в общем, произошла мутация в направлении традиционного журнала. Но всегда ставилось во главу угла, что надо как можно больше написать всего про совершенно разные пластинки. В общем-то, в первой половине 2000-х такого рода информации и правда был совершенно очевидный дефицит. 

Мне было любопытно в Play работать с точки зрения получения информации и какого-то человеческого фактора. Когда я начал заниматься музыкальной частью, я оброс диким количеством каких-то приятных знакомств. Отдельное удовольствие всегда было ездить за дисками на «Союз», потому что там мне давали кучу металла и индастриала, которые меня на тот момент интересовали, а потом мы еще с сотрудниками «Союза» напивались водки. Это продолжалось не год и не два и было абсолютно чудесно. Конечно, всегда было интересно общаться с авторами. Был смешной график: ты сидишь на работе, у тебя огромное количество дисков. Сначала приходит человек, пишущий про джаз, и начинает рассказывать про Колтрейна. Потом — тот, кто по металлу специализируется, и вы с ним обсуждаете бутлеги Uriah Heep 1975 года, потом автор по электронике тебе читает лекцию про маргинальные разновидности детройтского техно. Это было любопытно: мы были объединены какой-то общей идеей и страстью, но при этом людьми были максимально разными. 

У меня был некоторый личный конфликт с Костей; собственно, мне не очень нравилась установка на зарабатывание денег. Деньги — это прекрасно, но установка эта иногда принимала какие-то совсем странные формы. Однажды начались разговоры, что если какой-то лейбл будет платить деньги , то мы будем их альбомы оценивать не на три звезды, а на пять. Мне это казалось странным, я даже провел какое-то время в спорах, будучи в силу на тот момент юного возраста идеалистически настроенным человеком. Я понимаю, что на главного редактора тоже давили инвесторы. Но я как-то не очень это понимал тогда и не готов был вникнуть в его беды. Мы слегка рассорились, и я ушел.

Всем было приятно думать, что эта работа была сопряжена с какой-то культуртрегерской миссией. Но у меня, честно говоря, как тогда, так и сейчас есть огромный скепсис по поводу массового российского слушателя, поэтому я лично этим занимался в большей степени из эгоистических позиций. Мне было интересно общение с людьми, с которыми я по работе сталкивался. Безусловно, было бы приятно считать, что журнал на кого-то влиял и формировал чьи-то вкусы, но не в таких объемах, в которых имело бы смысл об этом говорить. Я был скорее удивлен тем, что многие читатели вспоминают о Play с какой-то острой ностальгией. Но я вообще достаточно скептически настроен по отношению к массе вещей, наверное, я немножко заблуждался.

Ничего подобного Play не было, а существовало множество людей, которые не могли молчать, им надо было высказаться. Потому и так много авторов. Но я не предполагал, что Play станет стартовой площадкой для каких-то журналистов, а просто смотрел на всех и получал удовольствие. Единственное, был смешной и сложный момент уже ближе к моему уходу, когда появился Сережа Степанов, Глеб Лисичкин, Горбачев — много людей, которые обладали схожими вкусами. То есть не было проблем с тем, чтобы пристроить пластинку Radiohead или Sigur Rós. А чтобы отрецензировать, я не знаю, новый альбом группы Stratovarius, приходилось поломать голову. Появилось огромное количество талантов, которые хотели писать про инди-рок или какую-нибудь современную исландскую музыку, а никаких маргинальных вещей обозревать не желали».

«Осенью 2003-го я приехал в Москву. До этого я работал четыре года на радио у себя на Урале — ну и мечтал о том, что приеду и буду работать в чем-то крутом. Какое-то время я ходил по адским собеседованиям — изданиям про железные дороги, про продукты. А потом внезапно меня позвали на собеседование в Play. Это уже было после того, как он убил NME, но до того, как открылся Rolling Stone, так что это был музыкальный журнал номер один. Я наплел огромную кучу лжи в своем резюме, про издания, в которых я работал, свой опыт столичной журналистики, про то, что я живу с 1995 года здесь, указал адрес и телефон моей подруги… Как потом я понял, Костя взял меня, потому что он психанул. Он поссорился с Артемом Рондаревым, как-то тот ушел скандально, и Косте очень хотелось показать, что не бывает незаменимых людей, что он может заменить его мальчиком с улицы.Это был непростой период в истории журнала, потому что уже тогда руководство пыталось как-то менять курс. То есть в первом же номере, с которого я начал, была обложка с группой «ВИА Гра». Потом через несколько месяцев появилась идея, что мы должны выходить вместо одного раза в месяц два раза в месяц.

Play не был подростково-развлекательным журналом, там работали очень крутые музыкальные критики, многим из которых было по сорок лет. Я на этом рынке был просто никто. Иногда я видел какие-то обсуждения в интернете, где люди поражались, что какой-то странный юноша с Урала со странным именем и фамилией (а Милослав Чемоданов — мои настоящие имя и фамилия) пишет в Play. Но очень быстро разговоры прекратились. Да, я приехал, никто меня не знал. Но я работал с девяти утра до двух часов ночи в редакции. Все уходили, метро закрывалось, а я пахал по двенадцать часов в сутки, выдрачивал тексты, пока не понимал, что они становятся почти идеальными.

В Play главным всегда был раздел музыкальных рецензий. Мы делали по сто музыкальных рецензий в номер. Все, что выходило в России на дисках, рецензировалось. На этом строилась часть имиджа журнала — здесь вы можете прочитать про все. Ты всегда найдешь пластинку, которую хочешь, у нас в журнале. Люди не только узнавали наше мнение про новый альбом группы Garbage — они от нас узнавали просто про существование разных других групп. Это сейчас у любого программиста в айподе неизвестные минимал-техно-диджеи, и исландские группы, и певицы из Гватемалы, тогда было по-другому. Нам приходили пачки бумажных писем, и там реально были совершенно дикие вещи типа: «Спасибо, что вы познакомили меня с группой «Наутилус Помпилиус». Какие-то совершенно сумасшедшие люди склеивали безумные инсталляции внутри. Это было довольно весело. Люди сейчас жалуются на тех, кто пишет комментарии к статьям в интернете, поверьте, эти люди находятся на предыдущей ступени безумия по сравнению с теми, кто готов писать бумажные письма. 

По поводу рецензий мы правда много спорили. Я помню, как «Союз» собирались выпускать никому тогда еще не известную группу Franz Ferdinand. Так вот мы с Обозным когтями и зубами цеплялись в этот альбом, говорили, что это будет главная группа года. А Савоськин морщился и говорил, что это вторичная байда, The White Stripes, только хуже. Сейчас вообще другие реалии, но тогда ты понимал, что ты должен донести до людей, что есть такая группа, она крутая, не пропускайте ее, потому что если ты этого не скажешь, реально есть шанс, что они пропустят.

В 2003-м, когда я пришел, у Play был свой собранный костяк авторов. Но в результате ряда причин многие из них писали все меньше и меньше. Пришлось искать новых. Часто случались неудачи. Но методом проб и ошибок году к 2005-му собрался почти полностью новый костяк. Мы создали новое поколение журналистов. Людей, которых мы выбирали, которых мы как-то направляли, которых мы дрючили и тексты которых мы редактировали беспощадно. Отрадно видеть, что большинство из них сейчас составляют основу интеллигентной развлекательной журналистики.   

Как-то раз во время работы в Play я был с приятелем из «Московского комсомольца» на съемках одного фильма. Знакомимся с режиссером, приятель сообщает, что он — из «МК». Режиссер — ноль внимания. Спрашивает между делом, откуда я. Ну я отвечаю: «Из Play», — и тут режиссер прямо прыгать на месте начинает. Я фанат, кричит, и все такое. Заканчиваем репортаж, спускаемся в метро, и я замечаю, что приятель мой как-то мрачен и молчалив. Потом поворачивается ко мне и говорит решительно: «Зато в отличие от тебя я могу каждый день видеть моего читателя» — и показывает на лежащего рядом бомжа, укрытого «Московским комсомольцем».

Я ушел за год до того, как Play закрылся. Руководство стало совсем неадекватным, в первую очередь дирекция издательского дома. Они очень мало понимали людей, для которых мы пишем. Очень много стало каких-то неадекватных вещей. Вроде того, что автор говорит: «У Пола Маккартни очень хороший альбом, пять баллов», а дирекция говорит: «Компания, которая выпускает этот альбом, не дала нам рекламу — три балла». Я говорил: «У меня есть возможность сделать интервью с The Rolling Stones», нам говорили: «Нет, контора, которая их привозит, не дала нам рекламу, мы не будем делать с ними интервью». А они хотели, чтобы мы делали список из ста самых сексуальных певиц. В результате весной 2006-го я ушел. А где-то через год ушел и весь журнал».

«Я пришла работать в Play, что называется, по объявлению: на первой странице журнала было написано, что изданию требуется бильд-редактор, он же ответственный секретарь. Я плохо представляла себе, что это такое, знала только, что это связано с картинками. А поскольку моим любимым занятием тогда было ходить по концертам и фотографировать, я решила, что такая работа мне прекрасно подойдет. Отправила резюме, сходила на собеседование, где редактор Илья Чекинев долго расспрашивал меня, знаю ли я, что такое подверстки и как их оформлять, и была принята на работу.

В виду ограниченности бюджета многие фото приходилось запрашивать у лейблов или, понадеявшись на удачу, искать в «Гугле». Как-то незадолго до дедлайна мне было велено найти картинку с Элисом Купером. Я нашла прекрасное фото, но почему-то главному редактору оно показалось подозрительным. После расследования выяснилось, что на картинке был не сам Купер, а победитель конкурса его двойников. Ругали меня недолго. 

Персонажей для обложек выбирал главный редактор. До моего прихода попадались совершенно прекрасные персонажи, например Огри из Skinny Puppy. Подозреваю, что это была инициатива Обозного. Когда я начала работать в журнале, герои обложек были более мейнстримовыми. Новогоднюю обложку я не забуду никогда: дизайнер любовно поместил главных поп-звезд того года в елочные шары, и в таком виде они украсили декабрьский, кажется, выпуск. Несмотря на праздничную идею, выглядело это несколько странно».

«Однажды я уехал работать социологом на выборах в город Магадан и сидел там при минус тридцати два месяца. В Play я уже к тому времени писал как фрилансер, Rockmusic.ru, где я работал до того, уже закончился. В общем, в Магадане мне нужно было сидеть еще два месяца, но я вымерз окончательно и написал письмо в редакцию Play, что я дико хочу работать у них постоянно. Мне сказали — приезжай. Первое время я занимался сборником, который прикладывался к журналу, а потом ушел Обозный и я стал заниматься рецензиями.

Сборники, приложенные к журналу, появились еще до меня и существовали до последнего номера журнала. Там от каждого трека было тридцать более-менее показательных секунд. Их давали лейблы. Когда я пришел, все лейблы были российскими. Сниппет никогда не считался чем-то предосудительным, их давали без проблем — но их надо было на шестьдесят минут шестьдесят треков, это было делать утомительно, не говоря уж о том, чтобы слушать. Поэтому через некоторое время я стал делать сборники с полными треками, по восемнадцать в номер. Там мы уже стали хулиганить, потому что большие треки давали только русские артисты, а из мейджоров только Sony и «Союз», и я стал связываться с западными независимыми лейблами. Они эту схему знали хорошо и присылали нам промокопии охотно. Помню, нам пришло промо первого сингла Editors и мы его тоже зарелизили, когда их никто не слышал.

История Play не была линейной. В какой-то момент журнал заходить два раза в месяц, потом обратно возвращался к ежемесячному; в последние годы он выживал с названием MP3 Play. Культовый статус Play обрел именно тогда, когда он обозревал все. Потом журнал стал двигаться ближе к Uncut и Q, Костя это всячески декларировал. Появлялись интервью, появлялись утомительные подверстки. Сложнее всего всегда было с обложками, потому что на нормальные фотографии денег никогда не хватало; в частности, был целый год, когда мы каждый номер на обложку ставили какой-то топ. Сто лучших треков про дырявые носки, пятьдесят лучших мужчин в музыке и все остальное. Я даже сейчас нашел обложку: безобидная совершенно Нелли Фуртадо, а внизу написано «597 треков для скачивания», на другой — «579», «718». И вот эта феерическая обложка — на ней нарисован какой-то непонятный телефон и написано «999 треков, без которых нельзя». Эта мегаломания была возведена некоторое время в абсолют, приходилось с этим мириться. Мы даже делали какие-то совсем странные вещи типа «10 самых усатых артистов».

Я был на одном фестивале, который Play организовывал, не уверен, что были другие. Назывался он «Русская сборка». Всякие музыканты присылали альбом на рецензию, мы из них выбирали кого-то хорошего и делали сборники. Это было в «Б2», помню, там играли Silence Kit. На самом деле русская музыка так или иначе начала появляться еще во время жизни Play — у нас были The Krolls, Cheese People, Dvar, Punk TV; еще не хипстеры, но уже хорошие ребята. У нас были какие-то странные амбиции открывания новых артистов, которые ни к чему не привели. Тогда не было трамплинов и вообще лифтов, мы просто находили, что нам нравилось, и про это писали, но им некуда было особо подниматься.

В конце работать было нервно, издатель давил довольно-таки сильно — в плане обложек, в плане всего. У нас был не самый лучший арт-директор, не самый лучший выпускающий редактор, с которым было невозможно общаться и даже по телефону говорить. Когда началась эра mp3, мы просто стали прямым текстом писать, что музыку можно скачивать, а не покупать. И в этой ситуации сам жанр рецензий был уже не очень нужен, потому что если у тебя и так бесплатный доступ, ты можешь кликнуть на кнопку и послушать. Мы занимались каким-то совершенно мартышкиным трудом: индустрию не обслуживаем, делаем вид, что мы типа не за деньги, а за музыку. Все это было немножко абсурдно. И в какой-то момент закончилось».