Как Германия встречает беженцев из Сирии и Афганистана

В этом году Германия примет рекордное количество беженцев. В разных частях страны отношение к ним разное: в восточных землях традиционно сильны правые партии, на юге жалуются на то, что устроить всех невозможно.

В Гамбурге и Берлине, крупнейших городах страны, лучше слышно левых, призывающих помогать беженцам и не давать дороги правым демонстрантам.

В Гамбурге беженцев много лет селили или в лагеря на городских окраинах, или в общежития (со временем они оттуда переезжали в собственные квартиры). Но в этом году мест хватать перестало, и город оборудовал лагерь в одном из ангаров Экспоцентра. В соседнем ангаре быстро вырос центр сбора пожертвований. Изнутри он больше всего напоминает магазин IКЕА: те же башни из коробок с малопонятными надписями, указатели и разношерстная толпа народа, преимущественно молодого, снующая между ними. Вот уже несколько недель, как гамбуржцы свозят туда все, что может пригодиться в хозяйстве беженцам. Рядом с входной дверью — гигантский лист картона, на котором висит список вещей, которые нужны всегда: теплая обувь, предметы гигиены. 

«Я сам работаю в логистической компании, и когда я впервые пришел сюда, чтобы сдать старые вещи, то увидел, что волонтерам нужна помощь с организацией пожертвований. В первые дни вещи просто сваливали кучей на полу, и людям даже сесть было негде. Сейчас центр работает как полноценный склад, на каждой коробке есть QR-код, внесенный в электронный реестр.

Все началось, как всегда, с группы в фейсбуке — и за первые же две недели там набралось 8000 человек. О нас уже написали все крупные немецкие СМИ, и поток пожертвований просто огромный. Такого не бывало в Гамбурге с сороковых годов.

Мы полностью содержим жителей лагеря в ангаре — сейчас их 1300 — и еще отправляем пожертвования в другие лагеря в Гамбурге. Больше всего им нужны теплые вещи и обувь: у большинства нет ничего, кроме шлепанцев и футболок. 

В основном на складе работает молодежь, но много и тех, кто постарше. Мне кажется, что молодые ребята в Гамбурге считают, что работать в центре пожертвований — круто. Все тут знают про беженцев, и все видели новости из Венгрии. Конечно, многие при виде такого количества приезжих начинают беспокоиться о своей безопасности, но никаких агрессивных действий я не видел. Я много общался с беженцами, и у меня от них осталось очень хорошее впечатление — большинство из них сирийцы, и они говорят на двух-трех языках, очень благодарны нам за помощь и очень хотят работать и жить с нами. Это не неграмотные африканцы, которых показывают в новостях».

«Мы хорошо живем, и неплохо бы поделиться этим с другими»

После разговора с Морицем я надеваю резиновые перчатки (это здесь обязательно) и примерно полчаса вместе с другими волонтерами сортирую женскую одежду, которую пожертвовали сегодня: каждую кофточку надо аккуратно сложить и положить в стопку соответствующего размера на столе, отдельно футболки, топы, свитеры, блузки, тонкие кофты, платья и одежда для беременных. Волонтеры много шутят, обсуждают последние новости — говорят обо всем, кроме, собственно, беженцев. Моя соседка по столу — стюардесса, с которой мы разобрали целую коробку вещей какой-то крупной дамы, — рассказывает, что ее сюда привело: «Знаешь, я не очень хорошо разбираюсь в политике, но эти люди бежали от войны и потеряли все, что у них было. Такое ведь может случиться с каждым, они не виноваты. Они приехали в Германию, потому что это богатая страна, а мы сами, кажется, часто забываем, как хорошо живем — и что неплохо было бы поделиться этим с другими».

Война и бегство от нее — темы, которых избегают в разговорах и сами беженцы, все, кому довелось с ними пообщаться, в один голос утверждают, что им хочется одного — нормальной жизни. Именно об этом я слышу, когда говорю с волонтерами, преподающими беженцам язык. Многие такие уроки проходят в кафе Refugio — бесплатной чайной для беженцев, расположенной на южной окраине города, по соседству с несколькими лагерями. Обстановка напоминает университетский буфет: десятки людей разного возраста группками сидят за столиками, на некоторых столах грудами свалены флаеры и объявления об экскурсиях. Стоит постоянный гул голосов на нескольких языках. Бодрая пенсионерка ведет урок немецкого. Одного из ее учеников зовут Фарид. Его трудно принять за беженца: аккуратная стрижка, приличная одежда. Ему 24 года, он живет в лагере и ждет, пока оформят его бумаги, — и каждый день приходит сюда, чтобы заниматься немецким и заводить новые знакомства. Из Афганистана он добирался сюда 20 месяцев, через Пакистан, Иран, Турцию, Балканы и Австрию. Один — на машинах, на лодках и часто пешком. Он не очень любит рассказывать про свое бегство, про Гамбург ему интереснее: как только будут готовы бумаги, пойдет учиться на механика и останется тут работать.

Совсем другую историю я слышу от Али — сирийца лет сорока. Он показывает на телефоне карту родной Латакии, показывает улицу, на которой стоял его ресторан — Али много лет работал поваром. Но этим летом он бежал в Турцию, а оттуда морем в Италию, на остров Лампедуза (именно там оказывается большинство лодок с беженцами, сумевшими преодолеть Средиземное море). Оттуда он сумел перебраться на материк, а в Милане сесть на поезд и добраться до Германии, и ему тут нравится намного больше, чем в Италии. Немцы, говорит Али, намного дружелюбнее и куда более открытые, чем итальянцы. Хотя, надо отдать им должное, они не строят заборов, как венгры. В Гамбурге он пару месяцев и ждет документов. Несколько часов в неделю подрабатывает в турецком ресторане (хоть это и запрещено).

Большинство волонтеров в кафе — живущие по соседству пенсионеры и их знакомые. Я разговариваю с Гизой, дамой лет 50, которая работает в страховой компании и помогает в кафе по выходным. Она говорит, что пришла сюда вместе с подругой, которая уже вышла на пенсию и работает здесь каждый день.

«Мы всегда поддерживали левые партии, и когда началась эту история с беженцами, то решили помочь нашему другу Михаэлю, открывшему это кафе. Я работаю на кухне, болтаю с посетителями, помогаю им с бумагами. Многих мы успеваем неплохо узнать — оформление бумаг для получения вида на жительство длится много месяцев (хоть по правилам и положено три), все это время они живут в лагерях, и, конечно, многие приходят сюда к нам, чтобы подучить немецкий и пообщаться.

Европа, конечно же, не может принять всех, кто бежит от войны или нищеты. Но я все равно не понимаю тех консерваторов, которые говорят, что Европа должна закрыть границы. А люди в Средиземном море пускай тонут, что ли? Хотя я могу понять тех европейцев, которых пугает наплыв мигрантов: если государство станет тратить деньги на беженцев, то нам самим меньше достанется — и, например, пособия по безработице могут урезать. Хотя сейчас этого не происходит. Я не из тех людей, кто видит наплыв мигрантов в Европе исключительно в розовом свете: конечно, с одной стороны, хорошо, что они привозят с собой свою культуру и обогащают ей нашу, но они не знают всех тонкостей жизни в Европе, большинство едет из бедных стран со страшной коррупцией — что, если они заразят этим и нас? Но, с другой стороны, я помогаю волонтерам в этом кафе и вижу, что большинство беженцев — очень милые и трудолюбивые люди. Вы видели, как быстро они учат язык? За три месяца заговорить по-немецки — это же очень непросто! Я точно знаю, что сама никогда бы не смогла так же быстро выучить арабский. Я пыталась — у нас тут проходят занятия раз в неделю, и язык мне нравится, особенно письменность, но до чего же он труден!»

Волонтеры занимаются с беженцами не только немецким, но и английским. С одним из преподавателей, Иэном, мы встречаемся в кампусе.

«Я преподаю английский и немецкий уже много лет, и сейчас у меня трое учеников из числа беженцев. Один из них, Ахмед, успел стать мне другом — мы разговорились еще в первую встречу, когда он сказал, что тоже болеет за «Ливерпуль». С тех пор я пару раз водил его в бары, правда, в эту субботу мы случайно оказались совсем рядом с демонстрацией левых радикалов. Я был бы не против рассмотреть их поближе, мне было любопытно, но он так заметно испугался, когда рядом разорвалась петарда, что мы тут же ушли. Ахмед, кстати, совсем не вписывается в то стереотипное представление о беженцах, которое так любят тиражировать британские СМИ. Во-первых, он христианин (что облегчает походы в паб). Во-вторых, он совсем не похож на бедного необразованного попрошайку: у себя в Сирии он был финдиректором в небольшой фирме, у него была своя квартира и машина. Сейчас он потерял все и бежал в Европу, но он очень хочет поскорее начать работать и налаживать новую жизнь. Ему уже почти сорок, и я понимаю, почему он не говорит о том, чтобы переждать гражданскую войну в Европе и потом вернуться домой. Эта война еще неизвестно сколько продлится, а ему уже не двадцать лет — кому хочется в очередной раз начинать новую жизнь в пятьдесят? И я хорошо понимаю беженцев, которые не остались в соседней Турции или Ливане, а бежали в Европу: в этих странах беженцев сотни тысяч, намного больше, чем здесь, и у них нет никакой надежды на нормальную жизнь».