Шум и ярость

Клоуны с мегафонами вызывают рак мозга и должны быть остановлены

Не знаю, что подумали вы, когда накрылись медным тазом гипермаркеты золота «Алтын», но лично я возликовал. На несколько месяцев — а может, и навсегда — мы избавились от клоунов, которые ходили по улицам с мегафонами и предлагали купить два ювелирных изделия по цене одного.

Если проводить параллели между загрязнением воздуха и осквернением звукового ландшафта, то один такой клоун приравнивается в моем рейтинге к мусоросжигающему заводу. Каждое объявление в метро — к одному КамАЗу. Каждый звонок телефона в кинотеатре — к весеннему разливу канализации. У меня в запасе еще много колоритных сравнений.

Уровень аудиогрязи в России таков, что в ней можно захлебнуться. Каждый ларек у метро считает, что, если он не поставит на прилавок магнитолу с радио «Шансон», его существование останется незамеченным. Каждый таксист крутит в своем драндулете сборник «сведи с ума пассажира». Каждый ресторан включает одну музыку в телевизоре и другую — в динамиках. Меня всегда предостерегали от теорий заговора, но тут, как говорил Теофил Норт, я готов взвесить факты.

Брайан Ино однажды посетовал на то, что человечество совершенно не умеет наполнять звуком публичные пространства, и придумал для этого специальную ­музы­ку — эмбиент. С тех пор прошло тридцать лет, однако у нас концепция эмбиента не прижилась. В «Википедии» статья «Soundscape» переведена на польский и галисийский, но не на русский. То есть виноваты мы сами: в среднестатистическом смысле жителям Москвы совершенно наплевать на звуки, которые их окружают.
Все это приводит к катастрофическим последствиям. Половина городской фрустрации связана со звуковым ландшафтом. Слух все-таки остается вторым по значимости средством восприятия действительности, а первое средство, зрение, и так находится под давлением — особенно после того, как сняли леса с гостиницы «Москва».

А ведь есть в мире города, где звуковая среда устроена правильно. Например, ­Токио с тобой буквально разговаривает — не как приятель, конечно, но как дружелюбный робот типа R2D2. Ты бродишь по подземному лабиринту — и откуда-то издалека голос сообщает тебе, куда ты сейчас выйдешь. Поднимаешься на платфор­му — и каждый прибывающий поезд играет свою собственную мелодию. Покупаешь чай в автомате — и тот благодарит тебя голосами героев Миядзаки. В токийском метро нет аудиорекламы, и никто никогда не разговаривает по телефону в вагоне.

Японцы выработали все эти правила, потому что иначе совместная жизнь нескольких миллионов человек на такой маленькой территории превратилась бы в ад. Она и так иногда напоминает ад — например, по утрам на станции Синдзюку, когда железнодорожные служащие в белых перчатках уминают пассажиров в вагоны. У нас ад точно такой же, но почему-то считается, что, раз уж ты все равно застрял в толпе, еще одна порция говна тебе не повредит, и люди, главная цель которых — не задохнуться, все утро слушают лекцию про некачественные продукты по завышенным ценам.

Как справляться со всем этим ужасом, я, признаться, даже не представляю. Как только ты выходишь из такси, водилы снова включают свое радио. На место каждого павшего клоуна приходят — я уже видел на Арбате — двое других. Единственный надежный способ отфильтровать звуковой мусор — это отгородиться от мира наушниками размером с колесо. Но тогда, наверное, надо покупать еще и противогаз.