«Официально я теперь госслужащая» Софья Троценко о своей новой работе в мэрии Москвы

— Как так случилось, что вы попали в мэрию? В стан врага, так сказать.

— Собственно говоря, почему я пошла на это: за 5 лет работы в сфере культуры я одной из первых сумела превратить частную инициативу в серьезную институциональную работу. И поняла, что каких-то системных изменений в отрасли можно добиться только благодаря частным инициативам, которым будет оказана государственная поддержка.

— Но как вы в мэрию попали? Откуда появилась такая возможность?

— Произошло все случайно — по приглашению Ольги Юрьевны (Голодец, вице-мэр Москвы по социальным вопросам. – Прим. ред.). Мы встретились по одному вопросу, разговорились, и она сделала мне такое предложение. Это было в середине февраля, а с начала марта я уже всем этим занимаюсь. Направление, которое мне предложили, меня давно интересует — собственно, поэтому и сомнений не было никаких. Беспокоил только один вопрос: как сделать так, чтобы «Винзавод» не пострадал от моего ухода.

— То есть вы «Винзавод» бросили?

— Бросила — это неправильно сказано. Хотя с другой стороны, да: официально я теперь госслужащая и сотрудник правительства Москвы. Но на «Винзаводе» очень правильная система: у каждого проекта свой куратор и менеджер, и за 5 лет у нас сложилась потрясающая профессиональная команда. Я совершенно в них уверена. 

— Мы недавно сделали материал про молодых чиновников. Каждому задавали вопрос: как вы себе представляли чиновников, пока сами не стали одним из них? Я и вас об этом хочу спросить.

— Для меня долгое время чиновник был абсолютно недоступным человеком. Он отвечает за какой-то вопрос, который нужно решить, но ты не понимаешь технологию решения этого вопроса, не знаешь, чем он руководствуется в выборе того или иного варианта. То есть для меня «чиновник» равно «недоступность».

— А у вас чувство, что госструктура — это такой запредельный хаос, куда ты можешь что-то положить, и оно тут же исчезнет?

— Да, очень похоже. Но я же не первый год работаю в Москве, и до «Винзавода» у меня были проекты. Мне в разных сферах приходилось с чиновниками общаться, например, решать вопросы земельных отношений. И знаете, всякий раз возникало ощущение, что эти люди точно не хотят, чтобы что-то менялось к лучшему.

— И тут вдруг выяснилось, что все не так плохо, верно?

— Я только начинаю входить в курс дела. Мне абсолютно очевидно, что Голодец нацелена не на какие-то разовые пиар-акции, а на пошаговые системные изменения в социальном комплексе. И это то, чем мне бы хотелось в ближайшие годы заниматься.

— А как точно называется сфера, в которой вы будете трудиться?

— Это сфера дополнительного образования: все, что касается домов культуры, домов творчества, художественных и музыкальных школ.

— Тогда скажите: вот как быть с тем, что в музыкальных школах — за редким исключением — царит адская нищета? Почти везде стоят старые, негодные для занятий инструменты.

— Хороший вопрос. Я в первую очередь хочу запустить механизм обратной связи, собрать информацию. Разные мнения разных людей по поводу того, что, где и как нужно улучшить. Для этой цели будут использованы самые разные ресурсы — официальные сайты, страницы в фейсбуке, «Вконтакте», все что угодно. В результате система дополнительного образования станет более доступной, удобной и качественной. Я хорошо помню свою растерянность, когда с двумя маленькими детьми вернулась жить в Москву из загорода и начала искать секции и педагогов. Каждая мама в любом районе города должна знать, что рядом у нее есть театральная студия, художественный кружок, музыкальная школа, и должна понимать, как в эту школу можно ребенка записать и где можно оценить качество учреждения. 

— Это хорошее дело. Но вот спросите меня, что надо изменить в районной музыкальной школе, — и я отвечу: надо купить новые виолончели, новые рояли. То есть записаться в школу — полдела, а вот учиться в ней — проблема.

— Понятно, что я человек в мэрии новый, но уже есть ощущение, что недостатка финансирования нет.

— Значит, есть недостаток кадров, которые могли бы эти деньги…

— …правильно использовать.

— И где же эти кадры брать?

— Ну, где-где… Надо просто сделать «открытый вход». Сейчас, например, многие студенты исключительно ради самореализации пытаются организовать какие-то детские лагеря, кружки, занятия при школах, где они учились, или при вузах. Нужно, чтобы у людей, которым чистосердечно хочется заниматься детьми, была возможность делать это не где-то на ступеньках, а на базе финансируемого государством учреждения.

— У меня есть только один пример вот такого чистосердечного порыва делать что-то для детей. Мой друг Филипп Бахтин и его лагерь «Камчатка».

— Все только про Филиппа и говорят, просто он очень публичная личность. Мы с ним, кстати, уже успели повстречаться и обменяться мнениями.

— А других примеров, не публичных, что-то нет!

— На самом деле есть. Я это точно знаю, потому что заинтересовалась этим вопросом задолго до того, как попала к Ольге Юрьевне. Я искала для «Винзавода» людей, которым нравится работать с детьми, и перезнакомилась с достаточно большим количеством энтузиастов своего дела.

— Можете назвать имена или хотя бы рассказать про конкретные проекты?

— Например, есть ребята из Питера. Они сделали там детское телевидение и проект, который называется «Чемодан», и теперь хотят то же организовать в Москве. Есть выпускники МГУ, которые при лицее «Вторая школа» открыли театральный кружок. А есть бесчисленное количество географов и археологов, которые ездят с детишками в экспедиции и на раскопки. Их много, таких людей, и одна из моих задач — дать им знать, что их активность, их желание работать будут услышаны, поддержаны и реализованы.

— Я хочу открыть астрономический кружок. С чего мне начать?

— Пока что я не готова ответить правильно, а пустых слов не люблю. Но именно для этих целей — собирать предложения и пожелания от всех заинтересованных лиц, от родителей, педагогов — мы уже в понедельник запустим странички «Дополнительное образование в Москве» в социальных сетях. В некотором смысле это похоже на то, что мы на «Винзаводе» сделали: когда тысячи молодых людей — художников, дизайнеров — присылают свои проекты. Потому что уверены: их тут увидят, услышат, отсмотрят и — если проект окажется хорошим — реализуют.

— Мне кто-то из уже действующих чиновников объяснял, почему он выбрал госслужбу, а не бизнес. Якобы управляя собственной компанией, он бы работал лишь на самого себя, а тут — на целый город.

— В моем случае все наоборот. Когда я занималась «Винзаводом», то делала масштабные социальные всероссийские проекты. А теперь мне очень хочется, на основе анализа существующих проблем, попробовать в этой системе что-то поменять. Какие именно проблемы? Это отдельный и очень долгий разговор, в двух словах не расскажешь. Системные сбои в культурной политике, в порядке финансирования и так далее.

— Говорят, что первое, чем вы займетесь, будет Дворец пионеров на Воробьевых горах.

— Даже не спрашивайте пока о нем — я еще не занялась им вплотную, только изучаю вопрос. Совершенно нечего рассказать кроме того, что вы и так знаете: образцово-показательный Дворец пионеров, 75 лет уже функционирует, со всей Москвы туда дети заниматься приезжают. Единственное могу сказать, потому что знаю о переживаниях родителей: все сохранится, никаких продаж и перепрофилирования не будет.

— Заммэра по экономической политике Андрею Шаронову мой коллега Петр Фаворов задал вопрос, который я бы хотела переадресовать вам. Смысл его в том, что человек, попав внутрь системы, начинает смотреть на все вокруг другими глазами. К примеру — вот спектакль, то есть минус столько-то денег из бюджета. Или выставка, то есть плюс налог.

— Когда я занималась «Винзаводом», мне самой было сложно ходить на выставки. Автоматически включается профессиональный взгляд: а это как сделано, а экспозиция как устроена, а как они все это привезли? Каждый человек, который долго занимается каким-то вопросом, страдает от этого. Но я пока чиновник совсем молодой, на госслужбу принесу только опыт антикризисного управления: выстраивание работы с нуля, проектный менеджмент. Придется, конечно, учитывать массу новых ограничений, касающихся командной работы и документооборота. То есть это сложно.

— Боитесь, что не получится?

— Мне не страшно. Я как парашютист, который прыгает в первый раз. Ему не страшно, потому что он не знает, что его ждет. Второй раз, вероятно, страшнее.