Короленко — Лель

Иллюстрация: Marci Washington

Псой Короленко (Павел Лион) — певец, автор и исполнитель собственных песен. Солист и единственный участник группы «Единый». В свободное время занимается изучением творчества В.Г.Короленко. Кандидат филологических наук.

Катя Лель (Екатерина Чупринина) — исполнительница песен «Мой мармеладный» и «Муси-пуси».

Псой Короленко: — Я, когда меня сюда пригласили, не думал, что это интервью. Это слово меня пугает, потому что оно ассоциируется с чем-то журналистским. Я приехал не как журналист — я тоже музыкант. Но у меня есть вопросы, конечно. Вот я недавно прочитал книгу Дугина «Поп-культура, или Знаки времени», и там была статья про меня в разделе «Голоса и языки» и про Катю Лель в разделе, посвященном шлягерам. Мы так с вами виртуально встретились. Там есть причудливые философские толкования шлягера «Мармеладный». Но важно не то, что написано…

Катя Лель: — Важно то, что это где-то написали!

П.К.: — Важно настроение, интонации. Я когда прочитал ее, я думал о том, как хорошо, что есть авторы, которые способны преодолеть зацикленность современной культуры на ярлыках и лейблах, которые навешаны на композиторах. Чтобы понять, что есть единая вселенная музыки, в которой найдется место очень разным стилям и жанрам, — вот эта книга снимает нормальное противопоставление попса — непопса. Наносит удар по снобистскому, псевдоэлитарному отношению к культуре. Позволяет пройти между двух огней. Я хочу, чтоб мы с вами говорили о том, что такое шлягер и как его сделать.

К.Л.: — Да-да, я поняла, да. Попса превратилась в ругательное слово. Но когда наступает момент и насильно в страну врывается шлягер, который поют, — все! Он звучит из любой дырки, и все меняется. У меня было очень много смешных случаев. Например, на какой-то новогодней съемке режиссер говорила: «Ну что такое, кручу-верчу, я тебя хочу?» Я говорила не «тебя хочу», а «к тебе хочу»! Это не ругательное слово и не вульгарное. Если вы это понимаете в меру своей испорченности — это ваши проблемы. Я пою эту песню и не буду петь никакую другую.

П.К.: — Это не банально, а значит, и не пошло. Пошлость — это банальность.

К.Л.: — Потом меня позвали на новую программу, и я увидела эту режиссершу, и вдруг она начала подпевать! Она знала слова лучше меня! Пела и танцевала! Я говорю: вы же утверждали, это плохая песня, ругательная — так почему же вы знаете слова лучше меня! Они сами вырываются изо рта! Это потрясающее явление. С тех пор как я начала работать с Максом Фадеевым, я перестала бояться этого слова «формат — неформат». Не нужно бояться, нет границ. «Джага-джага» не брали на радио, «Муси-пуси» тоже, они говорили: «Что-то там вступление длинновато, гитарка не так». А Макс Фадеев, гениальнейший, посылал всех на фиг. Через две недели эти песни стали номер один во всех хит-парадах. Если эти песни поются, если они имеют простой смысл, хорошую музыкальность, легкость — они проникают в сердце, значит, ты угадал, значит, ты что-то сделал. Я счастлива, что у меня есть такие шлягеры, которые в каждом КВН, и я рада, что я являюсь законодателем новых сленгов в поп-культуре.

П.К.: — Я вот хочу вам навстречку рассказать такую же историю. Я сталкивался с такими же проблемами, только с другой стороны. У вас — «Попса, примитивно!», у меня стереотип моей песни, якобы это какое-то искусство для очень продвинутых гуманитариев, филологов, поэтов. Это неправда. Мои песни точно так же для всех — если в них присутствуют цитаты из каких-то навороченных пластов культуры, они нужны не для того, чтобы «А ну-ка угадай!». Если человек знает — это бонус для него, если нет — главное, чтоб была душа. Мне тоже пришлось пройти через искушение ярлыком. А песня, если это хорошая песня, — она для всех. У меня есть история, которая в точности повторяет то, о чем вы мне говорили. Я выступал на концерте памяти Майка Науменко. В основном пелся рок, и я был последним номером. И я вышел со своим синтезатором Casio примитивной модели, который я называю гармохой, на котором я играю, так сказать, примитивную музыку в манере уличного пения — не надо никакой группы, аранжировки. И какой-то человек в зале подошел вплотную к сцене и кричал: «Фак! Фак! Плохо поешь! Уходи!» И когда закончилась программа, он меня нашел в гардеробе и говорит, волнуясь: «Я хочу вам сказать, вы пели очень херово, вы просто поразили меня!» Я говорю: «Ну, может, не в настроении был, может, хреново пел, может, вы плохо слушали». И вдруг меня осенило: вот я пришел на концерт памяти моего любимого Майка, кто-то в последнем сете поет хреново, но мне и в голову не придет его разыскивать в гардеробе и ему об этом сообщать. «Значит, я чем-то вас зацепил», — говорю. «Да, — говорит, — интересно». Я пошел и купил ему три моих диска.

К.Л.: — Если ты раздражаешь — значит, ты прав, важно, чтоб была реакция! Как, знаете, говорил Макс Фадеев: «Наступит момент, когда они сами к тебе все придут, не проси ни у кого ни о чем». Главное — дождаться, когда они сами придут, будут за тобой бегать, и ты спросишь: «А где ж вы были раньше?»

П.К.: — К счастью, нам приходится иметь дело не только с ярлыками, а и с огромным количеством положительных оценок, любви. У многих нет открытости к разным жанрам, разноцветности, многоголосью. Но есть люди, которые идут поверх всего этого!

К.Л.: — Был случай, когда мой друг, известный стилист Александр Тодчук, был в Испании, и там мировая дискотека, все зажигают — и вдруг «Джага-джага»! У него радости полные штаны! Он прибегает: это моя подруга! А ему говорят: да что вы, это же Катя Лель! Известнейшая певица!

П.К.: — Я услышал вашу песню, и подумал: это поет человек, который твердо все знает и не является креатурой продюсера! Как сказали о Лермонтове: это пишет власть имущий! Который знает, что он делает это для искусства и что популярность шлягеров — это только эквивалент объективного склада души. Мы с вами знаем, что мы уже там! Песня живет! Вы уже ассоциируетесь с понятием классики — не на 10 лет, а навсегда! С другой стороны, вот Пушкин: его не знают за рубежом, выходит, он — маргинал! Поэтому классика — относительное понятие. Вот как бы вы рассказали про традиции музыки, которые для вас актуальны, какие певцы-поэты для вас важны? Что для вас вот эта классика?

К.Л.: — Что мне очень близко по стилю — моя любимая Шаде. Я чувствую ее энергетику, темперамент. Где бы я ни была, в какой точке мира, если я слышу ее голос, я понимаю: это знак, это моя судьба.

П.К.: — А из поэтов? Любые века и страны!

К.Л.: — Нравятся Блок, Лермонтов, Пушкин.

П.К.: — У меня была история, когда уже 10 лет подряд я пел на 90 процентов свои песни. Но вдруг я понял, что можно сочинять песни на стихи русских поэтов — Бунина, Лермонтова, Пушкина и так далее. И вдруг они звучат как наши песни, как современные. Реально новая энергетика, перекрашивание, и это так свит, муси-пуси, мармеладно!

К.Л.: — Это да. Если бы я пела только «Джага-джага» или «Муси-пуси» — это одно, но у меня есть песни «Долетай», «Не скучай», «Я люблю тебя». Там же глубокая лирика, там нет вульгарного текста, там есть очень глубокий смысл, который трогает.

П.К.: — Что бы вы хотели сделать в ближайшее время совершенно новое? Какой будет совершенно другая Катя Лель?

К.Л.: — Буквально вот на днях уже начну работать над новым материалом. Это то, что во мне жило буквально с детских лет, — это Офра Хаза.

П.К.: — О, ничего себе!

К.Л.: — Я ее обожаю, просто обожаю, колорит, энергетика!

П.К.: — Ух, мы этого просто ждем, я поражен просто!