Прозрачные вещи

В Москву с лекцией приезжает Рем Колхас — пожалуй, самый авторитетный современный архитектор. Сотрудник бюро Колхаса OMA Анастасия Смирнова по просьбе «Афиши» расспросила шефа о городах и их будущем

— Ваша московская лекция называется «Beyond» — на русский язык одним словом не переведешь, что-то вроде «за пределами». Я замечала, что слово beyond часто встречается в ваших текстах.

— Дело, наверное, в моем вечном желании выйти за пределы профессии, за пределы общепринятого мнения о том, чем архитектор должен заниматься. Например, сегодня все, что касается программы здания, его функции, мало обсуждается — говорят лишь о форме. Мне это кажется очень поверхностным. Ведь важно в конечном итоге — как здание работает, как архитектура существует, например, в социальном контексте и в политическом.

— Как же вас следует называть — архитектором, урбанистом?

— Красота урбанизма в том, что он предлагает новые возможности. Архитектура же, наоборот, вечно твердит: это нельзя и то невозможно. Я архитектор, но я всегда на стороне урбанизма. Разработка возможностей, сценариев увлекает меня куда больше, чем дизайн как таковой. Дизайн в конечном счете — это дело вкуса, который может подвести.

— Вас всю жизнь интересуют города — как сложноустроенные организмы. В книге «Delirious New York» вы предложили понятие «культура перегрузки», имея в виду бешеную энергию, которую аккумулируют большие, задыхающиеся от стресса города. Как, по-вашему, проблемы разных городов мира похожи или все-таки отличаются в зависимости от страны, климата?

— Лет десять назад я бы сказал, что да — в Европе, Азии, Африке с городами происходят похожие вещи. Сейчас, мне кажется, все очень меняется, идут какие-то новые процессы, еще толком не исследованные. Например, культура перегрузки уже вовсе не так актуальна. Наоборот, появляются города, живущие как бы вполсилы. Скажем, многие городки горной Швейцарии, куда люди приезжают только на каникулы, большую часть года стоят пустыми — этакие города-призраки. В Эмиратах, где я много работаю, целые городские районы пустуют — или жители ушли на заработки, или путешествуют, или просто живут в загородных домах. Все больше людей сегодня существуют как бы в нескольких местах одновременно, а потому в городах наблюдаются своеобразные приливы и отливы населения… Это рождает новые ритмы, новые требования к организации жизни.

— Вы сейчас пишете книгу про африканский город Лагос — гигантский, совершенно безумный метрополис в Нигерии. Там какая-то уникальная ситуация сложилась? Или, наоборот, Лагос — это характерный пример определенного типа города?

— Когда мы с моими сотрудниками из AMO (специальное исследовательское подразделение в офисе Рема Колхаса. — А.С.) только начали заниматься Лагосом, нам казалось, что это город-хаос. Никак не удавалось отследить логику его бешеного развития и разрастания. Но потом мы поняли: все, что казалось спонтанным, живописно случайным, на самом деле инспирировано той программой, которую в 60–70-е годы развивали в Лагосе известные международные архитекторы-модернисты. С первого взгляда не разберешь, но, оказывается, город — в общем-то, любой город — очень долго живет по каким-то старым паттернам, даже если поверх наслаивается масса всего нового.

— Москва, например, тоже слоеный пирог из программ, схем, планов разного времени. Но еще это — столица огромной страны, где соседствуют гастарбайтеры и госчиновники, большие деньги и крошечные пенсии, страшно дорогое жилье и очень плохие дороги. Что архитектор или планировщик может поделать в городе, где большинство проблем с архитектурой не связаны?

— Как раз пример с Лагосом показывает, что осмысленные программы действительно способны организовывать жизнь города как бы помимо архитектуры. У меня сейчас в этом смысле прилив оптимизма. На Ближнем Востоке мы работаем в нескольких городах и делаем предложения, сравнимые по энергичности с урбанизмом 60–70-х. Может быть, наши идеи заработают не завтра — тут, очевидно, нужно время, но это комплексный, концептуальный урбанизм. Раньше-то нам отводилась скорее роль провокаторов.

— 60–70-е годы для вас — очевидно интересная тема. В чем сходство той эпохи с нынешней?

— Идеологического сходства нет. Тут дело просто в возросшем спросе на новые города. Лихорадочное желание строить новое в Китае, Эмиратах, бывших советских республиках рождает спрос на программный урбанизм, который как раз был в ходу в развивающихся странах — в Африке, в частности, — лет 30–40 назад. При этом сегодня даже в самых консервативных странах понимают необходимость учитывать соображения экологии, важность долгосрочного планирования — это очень влияет на градостроительство.

— Москвичи переживают, что атмосфера уютного старого города сегодня стремительно испаряется. Жители Москвы — они же не исследователи-урбанисты, которые могут самые уродливые дома и районы трактовать просто как еще один период в развитии города, тоже достойный анализа и изучения.

— Да мне тоже как городскому жителю многое не нравится. Повсюду полно невнятной, банальной, посредственной архитектуры — как правило, коммерческой.

Тут нужны объединенные усилия писателей, художников, архитекторов, социологов, которые бы помогали городу противостоять законам рынка. В Европе, кажется, уже всем становится понятно, что рынок не всесилен. Есть новое понимание какой-то коллективной пользы — вот экология, опять же. Я понимаю, что в России слово «коллективный» имеет, наверное, неприятные коннотации, но что делать, город — дело коллективное.

— В России у вас сегодня всего один проект, который длинно называется: «Музей XXI века: концептуальный мастер-план для Государственного Эрмитажа». Этот проект про архитектуру, урбанизм или он за пределами и того и другого?

— Работая в последние годы в Китае, я много думал над тем, что вообще следует делать с прошлым, ведь «охрана исторического наследия» в консервативном смысле себя явно не оправдывает. К проблеме прошлого нужно подходить как-то иначе, стараясь улучшать то, что я называю метаболизмом городов. В Европе города разрастаются вширь, а их старая ткань не подлежит пересмотру — в результате образуется много мертвых участков, которые не генерируют энергию. Я уверен, что города необходимо осторожно редактировать. Главная задача — создать гибкую программу переосмысления существующих структур: что именно стереть, что использовать заново и по-другому. Ведь на самом деле нет никакого противоречия между модернизацией и сохранением, это может быть единым процессом.

Проект для Эрмитажа — музея огромного, как город, — я надеюсь, поможет нам опробовать такую программу в масштабе музейного комплекса. Мы не собираемся ничего там перестраивать, разрушать или встревать со своей архитектурой. Речь идет о том, чтобы придумать, как существующие изумительные помещения, залы, комнаты использовать иначе. Я архитектор, но считаю, что совсем не обязательно строить что-то новое, чтобы добиться нового качества: например, музей будущего можно создать из музея настоящего — просто переставив акценты. И, возможно, по окончании этого проекта я буду готов сказать то же самое и о городах.