Москва изнутри Дмитрий Ханкин о Поварской слободе

Понимаете, почему я выбрал это место для жизни? Вот это и есть то, что я называю «Москоу моего детства». Бриллианты действительности, ни на что не похожие. И по цветам дичайшее: синие ворота, розовые дома, желтое что-то виднеется.

Единственный новый дом в переулке. Построен корпорацией «Баркли». Это пример современной московской архитектуры, которая меня вообще не раздражает. Редкий случай, когда все сделано строго, правильно и интеллигентно. Такой дом мог бы стоять в Лондоне на Халкин-стрит, в Париже где-нибудь на Виктора Гюго или в Берлине в районе Потсдамер-плац. Нормально сделанный жилой дом, который уже частично заселен, несмотря на заатмосферные цены.

Раньше здесь была гостиница грузинского посольства, а в ней — уникальная столовая-ресторан, где готовил повар Резо. Здесь было дешево и сердито, но при этом упоительно вкусно. Помню хачапури по 30 копеек, огромные, в том числе аджарские. Жаль, но все кончилось. Теперь я здесь селю друзей, которых некуда положить. Что касается BB Café, то со временем оно стало вполне себе приличным.

Дом 1928-1926 годов постройки. Такие строили для сотрудников Академии наук. Здесь всего пять квартир, и это редкий пример уцелевшего кооператива тех времен. Примерно такой же дом есть в Знаменских переулках, но это уже другая география.

Я не знаю, кто создал этот сложный мир! Он абсолютно сайкоделик — во всех своих проявлениях. Обнимающиеся лягушки, CDR-дерево... Думаю, дети здесь реально съезжают и становятся невротиками. И всякое тут понатыкано, и все раскрашено в кислотные цвета — какая-то немного манга-сатанинская история. Однако садик богатый, но в этом районе правда все небедное.

С самого начала здесь была резиденция военного атташе Германии, потом — посольство Исландии. Это стопроцентная московская усадьба: одноэтажный дом с огромным стеклянным стаканом посредине, который просматривается насквозь. Сейчас тут пока никто не живет. Сам дом принадлежит УПДК — Управлению дипломатическим корпусом, — а исландцы переехали на соседнюю улицу. Думаю, им тут было тесновато. Хотя лично я не понимаю, как можно было бросить такую красоту.

Очень кайфовый дом — в детстве мы его называли «домом с кошками», — только что вполне удачно отреставрированный. Вообще у реставраторов есть два подхода. Первый — когда включается то, что я называю «улучшайзинг», и это губительно всегда. Второй — подход консервационный, который мне больше по душе. Этот дом явно реставрировали с умом. У него сохранился очень красивый, очень стильный вход — с кошками.

Один из кооперативов 1920-х годов, который, видимо, продолжает обороняться. Иногда по вечерам внутри адским синим огнем горят пара окон, то есть кто-то там все еще живет. А ведь это самый-самый центр Москвы. Жесть настоящая.

Самый красивый, на мой взгляд, перекресток в городе. С одной стороны — Хлебный пер., 20/3, неоготический английский дом, ранее принадлежащий золотопромышленнику Некрасову и построенный Романом Клейном. Сейчас тут резиденция посла Чили, а раньше жил посол Испании. С другой — бывшее посольство Грузии. Дом этот строил для себя архитектор Соловьев. Здесь у него была и студия, и мастерская. Соловьев сам был человеком талантливым, так еще и работал в паре со знаменитой русской художницей Марией Якунчиковой. Она рисовала все эти панно с пирамидальными тополями на римские темы. В доме отличный почтовый ящик в виде летучей мыши. После того как Россия разорвала всякие отношения с Грузией, здесь сидят швейцарцы, которые как бы представляют Грузию в Москве.

Дом-красавец, очень прикольный и вообще немосковский. Деды с бородами на фасаде мои любимые. Раньше здесь тоже какая-то Гвинея-Бисау жила, а теперь непонятно кто. Но «майбахи» подъезжают — пару раз сам видел. Вот такие особняки строили большие деятели московского модерна — Клейн, Кекушев, Шехтель. Они сохранились только потому, что, когда в 1920-е годы в Москву переехала столица и стали восстанавливаться дипотношения с разными странами, все эти национализированные особняки, в которых сидели то Политпросвет, то Красная армия, то еще какие-то опасные «Рога & копыта», стали отдавать посольствам. А потом — все, тю-тю! — населить их победившим пролетариатом или снести стало уже невозможно.

В детстве я гулял по этим переулкам кругами. Я вообще Москву знаю хорошо. Был у меня период романа с XVII веком, потом конструктивизм я обожал, потом понял кайф функционализма ранних 1960-х. В студенчестве я иногда подрабатывал гидом в «Спутнике» — водил всяких американцев и англичан. Я и сейчас всегда готов выступить этаким Чичероне в стиле Дюма-отца для какого-нибудь заблудшего иностранца. Вот, например, большой и дорогой доходный дом, в котором когда-то жил психиатр Ганнушкин, а сейчас — банк ВТБ.

Один из моих любимых домов в городе. Его построил архитектор Борис Великовский, дедушка моего друга-приятеля, тоже большого архитектора и дизайнера Димы Великовского по кличке Велик. Построен был для купца первой гильдии Владимира Грибова — он очень хотел, чтобы его дом был похож на дом Гагариных на Новинском бульваре, который построил Бове. Все это вместе отсылает нас к настоящему московскому ампиру. Сейчас здесь находится резиденция посольства Бельгии. Его и ее превосходительство я знаю лично — мне приходилось бывать у них. Бельгийцам, честно говоря, нужно отдать должное — дом сохранился идеально. Интерьер, паркет старинный — все в прекрасном состоянии. Еще у них прекрасный сад, в котором иногда устраиваются фуршеты по каким-то культурным поводам. Садик выглядит очень по-московски: рябина и тут же елки, тополя, вязы.

Cамому старому в Москве дереву более 200 лет. Это вяз-долгожитель, который, правда, кажется, помер от жары в прошлом году. Но это не проблема — пусть все равно стоит. Ведь всегда приятно знать, что в городе есть что-то, до чего никакому Кузьмину с Лужковым не добраться. Ни кондиционер ему на фасад повесить они не могут, ни «карандаш» на крышу поставить. И никакой «свин-строй» вместо него не залепит ничего и никогда. Надеюсь. Тут же памятник Бунину — он жил по соседству. Здесь же, на Поварской, находится Литовское посольство. В начале XX века там работал поэт Юргис Балтрушайтис, который помогал всякой талантливой и угнетенной российской интеллигенцией упрыгивать от красных. Я знаю анекдот забавный. В ресторане маститого и великого Бунина знакомят с молодым Балтрушайтисом. Огромный литовец протягивает руку и громко говорит: «Балтрушайтис». Бунин испуганно вздрагивает: «Спасибо, я — уже».

Через Поварскую раньше стояла церковь Святых Бориса и Глеба, очень почитаемая в Москве, давшая название Борисоглебскому переулку. Церковь взорвали в 1930-м году, а дом священника инкорпорировала «Гнесинка». Вообще в этом районе всегда кто-то на чем-то играет. Если летом встать с утра пораньше и пройти по Мерзляковскому переулку, то услышишь, что еще и поют. И поют, и играют до десяти вечера! Во дворе памятник Елене Фабиановне Гнесиной. Скульптор Бурганов, проныра, сваял. Не буду ее фотографировать. Прохожу тут обычно с закрытыми глазами, чтобы не видеть.

Мне очень нравится усадьба князей Гагариных. Вот таков московский ампир в его лучших проявлениях! Уже, правда, послепожарный, так как в 1812 году эта часть Москвы выгорела наглухо, до черных труб. Вообще ничего не осталось. Здесь одна из самых стильных ампирных решеток со стрелами, очень лаконичная. Я ее очень люблю и рад, что она пока осталась нетронутой. А то многие другие ворота и решетки уже давно уперли на реконструкцию в район Раздоров.

Очень кайфовый, хоть и немножко перегруженный, на мой вкус, модерновый особняк с сохранившимися витражами, дубовыми лестницами, старыми медными люстрами. Архитектора Льва Кекушева работа. На заднем дворе очень красивый гараж — бывший каретный сарай — с лошадиными головами над дверями. Раз в год, во Всемирный день музеев все эти особняки открыты для посещений. И новозеландцы лишь в прошлом году впервые пустили к себе людей. Я сходил — мне понравилось.

Интересное конструктивистское здание. Сейчас это Театр киноактера, а раньше это был Дом культуры и творчества политкаторжан. Было такое достаточно влиятельное в 1920–1930-е годы объединение людей, которые парились на царской каторге и сидели в разного рода царских исправительных заведениях, этакие питомцы императорской пенитенциарной системы. Надо сказать, что среди них были не одни только большевики. Прямо за ним виднеется Дом Минатома — сталинский, весь в резьбе, — где жили соратники Лаврентия Палыча по созданию русской атомной бомбы.

Прямо напротив ЦДЛ — еще одна замечательная московская достопримечательность, магазин Leform, куда я часто и с удовольствием захожу. Даже не купить, а просто посмотреть. Да, вот такая у нас деревня. В принципе, деревня внутри города — это не так уж и не плохо. Более того, так устроено большинство городов: в Лондоне это Челси, в Нью-Йорке — Гринвич-виллидж, в Париже — Марэ или 6-й квартал. Ты неделями можешь висеть, не выходя за пределы своей слободки.