«Поле само зачищает себя» Почему закрывается OpenSpace и что будет на его месте

— Первая, самая эмоциональная реакция на это известие — какого черта?! Понятно, что эмоция не к вам адресована, но все же: что стряслось? Извне закрытие OpenSpace — абсолютный «черный лебедь»; как ситуация выглядит изнутри?

— Решение о закрытии принял Вадим Беляев (владелец издания. — Прим. ред.), думаю, что о его мотивах лучше спрашивать у него. Для нас это, да, неожиданный поворот: осенью мы собирались перезапустить ресурс в новом дизайне и по такому поводу сильно изменить его содержательно. Но, конечно, не так радикально. То, что происходит сейчас, равносильно закрытию сайта: его задачи и тематика полностью меняются, он переходит на общественно-политическое вещание. То, что сделает Максим Ковальский, будет совсем не похоже на OpenSpace, каким его знают читатели. Уверена, что у него получится очень хорошо — но заменить то, что есть, нечем и некем. Это не потому, что мы такие распрекрасные. Просто за четыре года ничего другого на этой поляне не выросло — и в ближайшее время не вырастет, вот что грустно.

— Наблюдателям неизбежно захочется вписать произошедшее в цепочку медиасобытий последних недель: уход Филиппа Дзядко из «Большого города», уход Демьяна Кудрявцева из «Коммерсанта», закрытие Citizen K. Это ложное искушение? Закрытие OpenSpace — из того же событийного ряда или нет?

— При всей разности того, что творится вокруг в последний месяц (ну правда, где мы, а где Кудрявцев — слишком разные масштабы), — Филипп Дзядко прав, когда, комментируя отставки, говорит про гребаную цепь. Все так и есть, только цепь длинней и запутанней, чем кажется. Русские медиа (разные — частные и государственные, бумажные и электронные, рентабельные и убыточные) существуют сейчас в ненормальном режиме — в  логике ручного управления. Когда естественная картина деформирована, начинают твориться чудеса: вне обычной логики, вне предсказуемости. Вот полгода назад по политическим причинам уволили редактора знакового политического журнала. Казалось бы — какие последствия это может иметь для культурной журналистики? Ан нет. Все взаимосвязано, работает эффект домино — одна упавшая косточка заставляет сыпаться другие. Вот очередь дошла до нас.

— И все-таки: есть какой-то символический смысл в том, что все эти вещи происходят одновременно? «Зачистка информационного поля» — она происходит или нет, по вашим ощущениям?

— Ох, Александр, нет никакой зачистки, направленной извне — и это самое печальное. Кровавый режим ни при чем, ему и стараться не надо. Поле само зачищает себя, и делает это с пулеметной скоростью — сами видите, не успеваем считать товарищей. Это происходит по всему фронту, медийные отставки и перестановки только часть картины. Вот образовательная реформа, в результате которой школьникам придется обходиться без географии или астрономии. Вот издательство «Эксмо» сожрало АСТ, и Corpus, один из системообразующих издательских проектов десятилетия, оказывается на грани закрытия. Вот пермский культурный проект, который свернули и развернули, как рулон — что это было? зачем было начинать? зачем останавливать? Не дает ответа. Кажется, что мы наблюдаем какой-то физиологический процесс — непроизвольное, неконтролируемое сокращение мышц. Вот «Власть», Citizen K, OpenSpace: логика закрытий и перестановок разная, а результат один: вокруг становится все пустынней. И дело не в политике, не в коммерции, дело в интонации. Язык культуры с ее непрямой речью и неочевидной повесткой в одночасье потерял смысл для тех, кто принимает решения. Он и не был никогда в пакете первой необходимости, там где хлеб, колбаса и газета. А сейчас от него избавляются в первую очередь. Определенный тип разговора с читателем отменен. Надеюсь, временно.

— Официально обо всех подобных событиях обычно говорят на языке экономики: рентабельность, рекламоемкость и так далее. Стоял ли так вопрос в случае OpenSpace? Или это был чисто меценатский проект? Мне представляется, что сайт никогда не производит впечатление направленного на прибыль.

— По-хорошему, экономическая состоятельность издания — головная боль генерального директора и коммерческой службы, в этом и состоит задача: научиться продавать, в том числе и сложные, неочевидные вещи. Но это в ситуации, когда инвестор вкладывается в бизнес-проект; в нашем случае коммерческие задачи перед редакцией практически не ставились — а рынок всегда остро чует такие штуки. С другой стороны, скажу наконец вслух: мне хотелось бы, чтобы дело обстояло иначе, но мы живем в русле определенной традиции, от нее никуда не денешься. Ни один издательский проект из тех, что вошли в учебники и хрестоматии — от пушкинского «Современника» до символистских и постсимволистских журналов вроде «Весов» и «Аполлона», — никогда не окупался. Зато и в историю вошли не только те, кто делал эти издания, но и те, кто давал на них деньги. Никто не помнит, каким бизнесом занимался Рябушинский или Савва Мамонтов, но их имена как издателей «Золотого руна» и «Мира искусства» остались в памяти. Исключения — литературно-общественные журналы советского времени со своей, совершенно особой экономикой, ничем не напоминающей нашу, и популярные издания с сильной социальной составляющей — вроде журналов Некрасова и Салтыкова-Щедрина, которые в условиях цензурных репрессий замещали собой дыру на месте политических медиа. Про это раз и навсегда сказал Пушкин в 1830 году: «Чисто литературной газеты у нас быть не может. Должно принять в союзницы или моду, или политику». Как мы видим, сегодня пушкинский рецепт не работает: Citizen K брал в союзницы моду, мы — политику, это не помогло.

— Знаете, когда я впервые услышал про закрытие OpenSpace, я подумал, что все это сильно переворачивает условные представления о добре и зле, бытовавшие в определенном сообществе людей. Ну то есть было же расхожее убеждение, что частные меценаты, дающие деньги на издания во имя профессионализма, добра и красоты, — это хорошо, а «эффективный менеджмент», требующий рентабельность, — плохо. И тут оказалось, что все наоборот. Но на следующий день закрыли Citizen K — и стало просто казаться, что все превратилось в зло.

— Так ведь разницы никакой. Вот Citizen K убили эффективные менеджеры, которым проще закрыть, чем продавать. А «БГ» будут переформатировать меценаты (возможно, ошибаюсь, но когда журнал сменил хозяев, это понималось многими именно как благородный меценатский жест, как акция по спасению коммерчески рискованного предприятия: то, что он отобьется нескоро, казалось очевидным). Все, что сейчас творится, окрашено в тона такого невинного прагматизма — учитываются все интересы, кроме читательских.

— Собственно, а что дальше? Действительно ли уходит целиком вся команда? Относительно беспрецедентная ситуация, как кажется.

— Да, мы уходим все: редакция, техническая редакция и арт-дирекция. В нашей истории вообще много разного рода беспрецедентностей — то, что нас спасли, когда сайт остался без владельца, первая из них. Здесь как раз необходимо сказать, что Вадим поступает с нами очень благородно: помимо стандартных компенсаций мы получим дополнительное финансирование, которое позволит редакции проработать еще несколько месяцев на новом домене. Архив сайта тоже останется у нас. Мне кажется, что это хорошая возможность обновить и перепридумать нашу историю — и, может быть, найти для нее инвесторов. Работать будем всей командой, — у нас уже есть некоторый опыт совместного сопротивления обстоятельствам.

— Давайте поговорим о том, чем был OpenSpace, хоть и чертовски жаль употреблять тут прошедшее время. Дмитрий Ольшанский, который первым в фейсбуке разгласил весть о закрытии сайта, заодно определил его главный принцип как «писать о своих, для своих, во славу своих». Вы с этим согласны? К кому обращался OpenSpace?

— Обращаясь ко всем, обращаешься ни к кому. Как издания «для своих» или «о своих» на моей памяти описывались и Esquire, и «БГ», и «Афиша», и, конечно же, «Русская жизнь» Ольшанского. Даже Lifenews пишет о своих и для своих, только у него их гораздо больше. В нашем случае тех, для кого мы работаем, довольно много: бывает до миллиона человек в месяц. Если все они наши — значит, мы не зря старались. Беда, когда начинаешь писать для чужих, — невеселое это дело.

— Мне, на самом деле, всегда казалось, что OpenSpace существовал на очень любопытной нейтральной территории между изданием «для своих» (условно, материалы в духе коллективного обсуждения фильма «Два дня») и изданием, которое пытается рассказывать об этих «своих» всем или, во всяком случае, тем, кто этими «своими» как-то интересуется (условно, материалы в духе серии биографических очерков Семеляка или рубрики «Ликбез»).

— Ну нет, погодите. Обсуждение «Двух дней» и «Высоцкого» — это как раз материалы для очень широкой публики, хоть на статистику просмотров смотри, хоть на реакцию в социальных сетях. А прекрасные тексты Семеляка — это, по-моему, типичное о своих и для своих, способных оценить не только качество портрета, но и степень сходства. Но и то, и другое работало на одну задачу. Есть издания, функция которых в том, чтобы развлекать или информировать. OpenSpace существовал, чтобы вовлекать. Показать, что современная культура — это непростое, хитро устроенное и страшно интересное дело, о котором можно говорить и способом Гройса, и способом Семеляка. Создать, извините за выражение, опенспейс — место, где они могли бы соседствовать друг с другом, чего почти не случается в жестко сегментированном культурном и медийном пространстве. Конечно, мы не разрушили глухие перегородки — но смогли сделать их ниже, так что видны, как в реальном опенспейсе, все головы сразу: Гройс и Семеляк, Сорокин и Петрушевская, Десятников и Noize MC, Деготь и Тимофеевский, Кирилл Медведев и Черняков, Кашин и Лошак, Навальный и Пархоменко, Ценципер и Нусинова, Сокуров и Хлебников. И еще десятки имен: в эти четыре года для OpenSpace писали больше семи сотен авторов.

— С точки зрения читателя у OpenSpace никогда не было четкой идентичности, одного голоса — это была полифония мнений, обладатели которых были объединены разве что определенными социальными критериями и некоторым общим (очень широким) дискурсом. Вы так и задумывали? При этом было также понятно, что какие-то люди или точки зрения у вас появиться не могут — проговаривались ли как-то эти критерии?

— Вы правы — сайт так придуман и держался все годы на этой идее. Задумывалось все как федерация независимых государств — такой огромный, полностью отвязавшийся отдел культуры, который ушел из газеты в свободный полет, — и каждый может сам формировать себе повестку, сообразуясь с собственными представлениями о прекрасном и актуальном. У сайта нет определенной политической платформы (что позволяет желающим считать нас одновременно леваками и либералами — кому что больше не нравится). Но никакой набор не может быть безразмерным, и свои ограничения у меня есть. Они касаются не взглядов и идей, а скорее способов бытования в культурном пространстве, того, что находится в зыбкой зоне между этическим и эстетическим. Есть определенный тип авторского поведения, который я квалифицирую как варварский — примитивизирующий, уплощающий сложное и живое. Тут включается стоп-сигнал.

— Не все коллеги согласятся, но мне представляется, что одна из безусловных заслуг OpenSpace — введение рубрики «Медиа»: именно она во многом перезапустила моду на метакритику и медиарефлексию.

— Вы правы. Это сейчас раздел «Медиа» — непременная часть рубрикатора любого уважающего себя издания, над этим уже иронизируют колумнисты. А когда мы запускались, мы и правда были первыми. Не в том смысле, что завели разговор о медиа — с этим и без нас прекрасно справлялись деловые издания. А в том, что посмотрели на медиа не как на бизнес-машину с ее, прости Господи, ебитдой, а как на дело, которым занимаются конкретные люди. Только они по большому счету и были нам интересны. И не только те, что работают здесь и сейчас, но и те, кто определил ландшафт постсоветских медиа за последние 20 лет. Не надо искать тут объективности, мы писали прежде всего о тех, кто был интересен нам, о тех, чьи журналы и газеты мы зачитывали до дыр в 90-е, на чьих текстах росли.

— Не могу не спросить про W-O-S. Все-таки со стороны это смотрелось очень странно, почти шизофренично: вроде у W-O-S даже в названии фигурирует OpenSpace, при этом он сделан совсем по-другому и совсем про другое, чем вы. Как все-таки два проекта соотносились.

— W-O-S — редакторский проект Екатерины Герасичевой. Наша редакция не имела отношения к его созданию и работе.

— Насколько ваши установки совпадали с читательским откликом? Я к тому, что у OpenSpace ведь был открыт счетчик просмотров, и всегда было довольно четко видно, что рэпер Гуф аудитории куда интереснее, чем, условно говоря, писатель Анатолий Гаврилов. Вас это не расстраивало?

— Мне казалось и кажется важным существование среды, где читателю не нужно выбирать между Гуфом и Гавриловым. Больше того, в моей частной утопии Гуф (и десятки тысяч просмотров, которые он дает сайту) обеспечивает условному Гаврилову возможность быть прочитанным — теми, кому он нужен. Для Гуфа найдется место в других изданиях; с закрытием OS в его нынешней версии доступ к негромким и сложноустроенным вещам, о которых только мы и писали, будет перекрыт.

— Дурная просьба, но все же — какие для вас самые памятные материалы OpenSpace, если их реально перечислить?

— Нет, не буду пока — мы попробуем сделать это вместе со всей редакцией, когда будем закрываться. Это будет совсем скоро, остались даже не недели, а дни.

Вадим Беляев

владелец OpenSpace

«Это решение я принял достаточно давно, уже не помню когда. В настоящее время, если уж поддерживать какой-то ресурс, то он, на мой взгляд, должен быть более общественно значимым. При этом я признаю безусловную ценность OpenSpace — и, соответственно, мы договорились с редакцией о том, чтобы у них была возможность продолжать делать этот ресурс в том виде, в котором он существовал. Во всяком случае — какое-то время. Я не знаю, кто бы мог сейчас купить OpenSpace. Если бы у меня были такие предположения, наверное, я бы им помог. Но в том-то и дело, что у меня таких покупателей нет.

Правда ли, что по условиям, при которых мы расстаемся, в распоряжении редакции остается архив, а сотрудники получают компенсацию на полгода вперед? Да, это правда. Архив мне, конечно, тоже интересен, но им он сейчас нужнее.

Меня не смущает то, что в последнее время у изданий, имеющих ярко выраженную общественно-политическую повестку дня, возникали проблемы. И что журнал Citizen K, перестав быть глянцевым изданием, закрылся — тоже. Наоборот, для нас освобождается место. Я надеюсь, что новый OpenSpace будет общественно-культурным сайтом. По-моему, культура — это нечто большее, чем сайт об искусстве.

W-O-S? Он как раз и про культуру, и про общество, просто он сфокусирован на более узкой аудитории — это, как правило, люди одного возраста и одного круга. При этом, на мой взгляд, он чисто просветительский.

Точные цифры, сколько я потратил на OpenSpace, называть не буду — но я не считаю, что я эти деньги потерял. Что вообще его купил, тоже не жалею. У нас с ним было два прекрасных года».

Максим Ковальский

новый главный редактор OpenSpace

«Если вы посмотрите на нынешний OpenSpace, там из восьми разделов шесть посвящены искусству в широком смысле, тому, что традиционно называется культурой. А два — «Медиа» и «Общество» — другим вопросам. Вот представьте себе, что раздел «Общество» становится втрое больше, соответственно «Культура» скукоживается. Это и есть изменение концепции — превращение культурного сайта в общественно-политический. Я являюсь противником тематического рубрикатора. Деление мира на «Политику», «Экономику», «Зарубежную жизнь», «Культуру», «Спорт», «Погоду» — формат, известный нам из программы «Время», — мне не близко. Поэтому, думаю, раздела «Общество» не будет вовсе. Но это не значит, что мы будем мало писать про общество.

Мое мнение — что материалы в целом должны быть короче, но это сейчас, на берегу, я так говорю, а когда я приду в редакцию, то жизнь может оказаться умнее меня: я увижу пять гениальных текстов огромного размера и поставлю их. Это такое общее место — что в интернете не нужно делать сильно длинные материалы. На уровне здравого смысла я придерживаюсь этого мнения, но это не значит, что у любого материала я буду отрезать первые двадцать и последние восемьдесят строк. Новых авторов я успел позвать, но они не успели ответить, так что пока рано об этом говорить.

Смущает ли меня, что под меня разгоняют прежнюю команду? Смущает, конечно. Но всегда можно найти формулировку более или менее эмоционально заряженную. «Ради тебя выгоняют людей на улицу, нравится ли тебе это?» — нет, это мне не нравится. Но это не такая ситуация, на мой взгляд. Владелец решил перепрофилировать сайт, это его право. Прежняя редакция получает возможность делать свое медиа в другом месте, а здесь возникает новый сайт — по наполнению. Безусловно, формулировка, которую вы произнесли, возможна, и для меня это некий моральный груз. И сон у меня ухудшился, если вы интересуетесь моим здоровьем».

OpenSpace в текущем виде проработает до 30 июня. Редакция во главе с Марией Степановой приняла решение зарегистрировать новый домен и работать там в течение нескольких месяцев. Туда же будет перенесен архив OpenSpace с мая 2008 года по июль 2012 года