перейти на мобильную версию сайта
да
нет

На рыбалку на Онежское озеро

архив

Взяли нормально: ящик «Застолья», ящик «Кузьмича», «Клюковки» для дамы и две бутылки «Карельского бальзама». Катер «Пелагея» покачивался у петрозаводского причала. У трапа, рассматривая пассажиров, хмуро курил капитан при усах и в вязаном свитере. Пассажиры выглядели неважно: для нас рыбалка началась еще накануне, в экспрессе «Москва-Петрозаводск» — без вагона-ресторана, зато с дорожным буфетом.

«Пелагея»

Когда-то это был военный корабль, рассчитанный на 250 десантников. Как они здесь умещались — загадка: на «Пелагее» три уютные каюты, кубрик, кают-компания, капитанская рубка и машинное отделение. Три года назад ржавеющий катер выкупили двоюродные братья Геннадий и Федор. Они покрасили его в синий цвет, напичкали электроникой и превратили в рыболовный аттракцион. На «Пелагею» загружается компания — как правило, восемь-десять друзей или сослуживцев — и на несколько дней отправляется в плавание по Онежскому озеру. Рыбачить в Карелии можно с мая по сентябрь, в другое время здесь довольно прохладно.

С виду корабль как был серьезной посудиной, так и остался. Кажется, будто мы действительно плывем по делам, а не на увеселительную прогулку. Капитан представляет команду: кок, механик, юнга, боцман. Концы отданы. Позади остаются портовые краны, речной вокзал и монструозные прибрежные скульптуры из городов-побратимов, которые здесь называют «Мыслящий тростник», «Толстомясая», «Дистрофики борются с паутиной».

Модус вивенди

На карте Онега похожа на растопыренную пятерню — в южной части озеро широкое, а на севере делится на многочисленные рукава-шхеры. С палубы оно вообще выглядит как море: здесь можно плавать часами, ни разу не увидев берега, а если начинается шторм — разницы совсем никакой. Мы идем на северо-восток — туда, где Кижи, острова с маяками и заброшенные карельские деревни. Навстречу, издавая приветливые стоны, плетутся пассажирские теплоходы — большей частью «академики» и «капитаны», но попадаются и великие писатели.

Скоро выясняется, что даже склонные к трезвому образу жизни люди, попав на рыбалку, не могут не выпивать: во-первых, обязывает жанр, во-вторых, дует пронизывающий ветер, в-третьих, делать все равно нечего — бить в корабельный колокол, рынду, быстро надоедает. Поднимать рюмки можно не только в кают-компании, но абсолютно везде: на корме за столиком, на носу у флага, в каюте на второй полке. Под равномерный стук двигателя первый тост произносят за Карелию, второй — за клев, третий — за бабушку Федора и Геннадия Пелагею, в честь которой братья назвали катер. Потом тосты начинают повторяться.

Утренняя зорька

По дороге в Петрозаводск Геннадий рассказал нам много рыбацких историй. На Онеге, узнали мы, щук, сомов и налимов не успеваешь вынимать из воды, причем экземпляры, не дотягивающие до двадцати килограмм, сразу выбрасывают. Нас обещали отвезти к заветной «луде» — большой отмели посреди озера, где, по слухам, происходит невероятный клев. Увы, судьба против нас. «В тех местах обещают шторм», — говорит капитан, как только мы ступаем на борт.

Часа через три «Пелагея» заходит в Сенную Губу и бросает якорь в двадцати метрах от деревни Гарницы. После плотного обеда мы берем удочки, спрыгиваем в две резиновые лодки и, помахивая веслами, разъезжаемся в разные стороны. В нашей команде четверо: у одного не клюет совсем (говорит, виновато место), другой никак не попадает червяком на крючок, третий поймал семь худосочных уклеек и лишь четвертая едва успевает подсекать крупных окуней — удочка так и мелькает в воздухе. Вторая группа возвращается на «Пелагею» с одиноким подлещиком. Хозяева говорят, что из-за метеорологических условий клев сегодня дурной, и договариваются на следующий день порыбачить на утренней зорьке. Забегая вперед, скажем, что о зорьке лучше забыть сразу.

История юнги

Вечером мы гребем к ярким окнам бани — греться. Для того чтобы как следует описать это мероприятие, нам, рассказчикам, пришлось бы разделиться — как иначе объяснить, кто за кем подглядывал, какие виды наблюдал и что за слова неслись при этом над ночной Онегой? Опустим подробности, но отметим, что после парилки мир хорошеет стремительно.

Дальнейшие воспоминания об этом вечере сохранились отрывочно. Когда «Застольная» кончилась, перешли на «Кузьмича» — его нужно было хитро разбавлять петрозаводским бальзамом. В четыре утра, проводив хозяев, мы выползли на палубу и приняли соседний маяк за спутник-шпион в бедственном положении.

В рубке тлеет огонек — там несет вахту юнга. Стучимся, показываем бутылку: «Не холодно тебе?» Лицо юнги светлеет. Через полчаса и двести грамм он уже травит морские истории. «Было дело, шли мы с туристами — и тут шторм, шесть баллов. Качает так, что вот-вот — и конец. Загнали пассажиров в кают-компанию, чтобы не визжали над ухом. Мне шкипер дал двустволку, поставил у трапа и говорит: «Если кто наверх полезет, стреляй сразу в голову». — «А зачем же… в голову-то?» — «А чтобы не смыло. У нас ведь как говорят: лучше труп на корабле, чем в озере». Потрясенные, мы спускаемся в каюту. Спим плохо: с закрытым иллюминатором душно, с открытым сыро. Нам снятся бури, крушения и уклейки с огнестрельным оружием.

Робинзон и Пятница

Проснувшись около полудня, мы видим, что «Пелагея» сердито тарахтит вдоль шхер. Капитан мрачен. «Накрылась вся навигация, — тихо говорит Геннадий. — GPS, эхолот, радио — ничего не работает». Юнги не видно. Мимо проплывают освещенные солнцем ели и надменная карельская сосна.

Через час «Пелагея» швартуется у пристани Кижей. Мы бывали здесь раньше и не ждем от музея ничего нового, однако лишний раз почувствовать под ногами твердую землю всегда приятно. Впрочем, быстро выясняется, что насчет острова мы неправы: в ранний час, когда туристические теплоходы еще не успели выгрузить ежедневный американо-японский десант, Кижи выглядят странно, с оттенком сюрреализма. За исключением девушки в ларьке, военного на велосипеде и мохнатой собачки неизвестной породы мы не встречаем на острове ни одного живого существа; складывается впечатление, будто все деревянное зодчество — избы, баньки, церкви — было принесено сюда ураганом из страны Оз. Валяясь в траве, мы дегустируем «Зарецкое светлое», «Кижское» и «Онего». Позже Федор рассказывает, что выложенные по всему острову деревянные тропинки — вовсе не элемент местного дизайна: они служат для защиты от змей. Оказывается, прогулка в чистом поле Кижей может стать фатальной для всякого живого существа без специальных штанов и болотников.

Подосиновики

Плавание продолжается. Еще несколько километров по озеру — и мы встаем у острова Малый Леликовский. В заброшенной деревне Леликово, без электричества, но с церковью Иоанна Предтечи 1886 года постройки, нет ни одного постоянного жителя — лишь жена капитана перебирается сюда на лето. Пока кок готовит шашлык, а хозяйка замешивает тесто для пирогов, нас отправляют за грибами: высаживают на соседнем островке Мяль, машут рукой и обещают забрать через пару часов — как раз, говорят, проголодаетесь. Ровно через два часа мы сидим на опушке среди огромной кучи боровиков, подосиновиков и лисичек, пытаясь вспомнить, с какой стороны мы сюда пришли и где, собственно, нас обещали встретить. Еще через пятьдесят минут на поляне появляется запыхавшийся капитан. «Ну наконец-то я вас нашел», — ворчит он и делает пригласительный жест в сторону моторки.

Темнеет быстро. Мы греем руки на самоваре, едим шашлык с рыбными пирогами и смотрим то на звезды, то на сотовые телефоны — удивительно, но они работают даже в карельской глуши. Капитан говорит, что пока мы ходили за грибами, команда предусмотрительно расставила в озере сети — неприлично все-таки с рыбалки без рыбы возвращаться. В полной темноте мы делаем несколько профилактических кругов на веслах и расходимся по каютам. Утром катер отправляется в Петрозаводск, а разжалованный юнга остается на берегу — пьянства на вахте капитан не прощает.

Самое страшное

Механик разложил на корме походную коптильню. Из металлического таза он достает форель, сига, налима, ловким движением выдирает из них внутренности и бросает на горячую решетку. В воздухе мелькает окровавленный нож. Из картонных ящиков выглядывают брезгливые рыбьи морды. На «Пелагее» все делают за тебя — готовят за тебя, копают за тебя червяка, ловят за тебя рыбу. Иногда хочется, чтобы и пили за тебя тоже.

В рубке мы с капитаном наблюдаем за бушующей стихией. Волна идет такая, что стоит провести на носу несколько минут — и душ можно не принимать. «Скажите, Сергей, что может с нами случиться ужасного — такого, что будет действительно страшно?» — «Ужасного? — капитан задумывается. — Об этом не говорят, но если откажет винт и сломается руль — все, пиши пропало». Мы киваем и спускаемся в кают-компанию: до Петрозаводска еще километров десять, можно и перекусить. Свежекопченая рыба вкусна до обморока — на следующий день облизывать пальцы будет вся редакция. Посреди обеда тембр окружающего шума неуловимо меняется. «Что такое?» — кричим мы из трюма в палубный люк. В отверстии появляется бледное лицо Федора: «Накрылся двигатель».

Капитан перекрестился

Вечером мы осторожно поднимаемся по ступенькам московского поезда. «Долго будет Карелия сниться», — уверенно сообщает монументальный плакат напротив вокзала. Он явно подозревает и о «Застолье», и о поломке, и о пришедшем на помощь буксире с двумя бабами за штурвалом. Из-за рыбы в купе негде поставить ноги: даже проводник, человек явно пьющий и бывалый, смотрит на нас с уважением и предлагает чай вне очереди. Поезд трогается. Капитан делает прощальный жест. На лице у него написано искреннее облегчение.

Как добраться

На поезде до Петрозаводска (из Москвы купе — 568 р., СВ — 1 248 р., из Петербурга купе — 311 р., СВ — 687 р.)

С кем ехать

«Пелагея Тур» телефон в Москве (095) 924 41 61, в Петрозаводске (8142) 72 78 65, www.pelageya-tour.com

Сколько стоит

Катер берет до 10 пассажиров. Сутки аренды (с питанием, одеждой, снастями и трансфером от поезда до причала) стоят 800 у.е. Оптимальная продолжительность поездки — 3-5 дней. Железнодорожные билеты в стоимость не входят

Ошибка в тексте
Отправить