Малая земля. Продолжение

Бирюкова: Жуковский
Казанская железная дорога, которая ведет в Жуковский, не такая, как все. Переходя ее, сначала надо посмотреть направо, а уж потом – налево. Левосторонняя она, как в Англии. Хотя из детства я смутно помню, что дело не в англичанах, а в немцах: мол, это они ее в какие-то стародавние времена построили, а перестроить нам ее так и не удалось.

Рядом есть еще одна железная дорога – знаменитый летний детский аттракцион, расположенный между станцией Отдых и Кратовским озером. Всего три остановки с какими-то оставшимися с советских времен пионерскими названиями, поросшим лопухами дедушкой Лениным, билетами по пять рублей и развитой субкультурой контролеров-тинейджеров.

Если верить местным краеведам, и большая дорога, и маленькая – следы былой жизни, в которой здешним транспортным хозяйством управлял Николай Карлович фон Мекк. Он приходился сыном той самой Надежде Филаретовне, на деньги которой Чайковский писал свои симфонии. Так у меня с детства и повелось: гляжу на рельсы – вспоминаю музыку Чайковского.

Но вообще-то главный вид транспорта в городе Жуковском, понятное дело, совсем другой. И это даже не транспорт, а градообразующее понятие. Здесь если кинотеатр – то обязательно «Звездный» или «Взлет», если самый старый ресторан – то «Спутник», если главная рыночно-магазинная улица – то Чкалова, если памятник – то самолету МиГ-21, если музей – то истории покорения неба. «Рожденные ползать» – так на официальном сайте города называется рубрика, где вешают новости про пойманных наркоманов и обезвреженных воров-форточников.

Город совсем новый, хотя поблизости, чуть не доезжая до Жуковского, есть одна знаменитая древность – псевдоготическая баженовская церковь 1789 года. Сам Жуковский образовался в 30-е, название свое получил в 1947-м – в год столетия со дня рождения отца русской авиации Николая Егоровича Жуковского. Жуковский был одним из привилегированных научных городов с улучшенным снабжением, уютными анфиладами сталинских арок и самодеятельным симфоническим оркестром. Жизнь здесь строилась вокруг самолетов, а полигоны и аэродромы были такой же естественной городской необходимостью, как детская площадка.

Многое из этого, кстати говоря, сохранилось и даже расцвело. На полигоне Летно-испытательного института имени Громова проходят всяческие аэрошоу, ради которых путаную сорокакилометровую дорогу от Москвы чуть ли не выкладывают милиционерами. Да и самодеятельный оркестр, который теперь такой же советский раритет, как детская железная дорога, играет себе и играет.

И еще стоит до сих пор недалеко от центральной площади дом с неоклассическим портиком и надписью «Дом ученых ЦАГИ». Ученые цаги когда-то представлялись мне симпатичными неуклюжими созданиями на длинных цапельных ногах. Честно говоря, долго не хотелось привыкать к мысли, что никаких цаг нет, а есть Центральный аэрогидродинамический институт, из-за которого, собственно, весь город и построен.

Гид
Кофейня «Хемингуэй»
(248) 748 35, Гагарина, 2
Абсолютно среднестатистическое московское кафе, точная копия любого «Кофе Хауза» – для страдающих ностальгией
Кафе-бар «Леший»
781 42 90, 554 22 48, Театральная, 10
Полная противоположность предыдущему – коряжисто-сказочные интерьеры и официантки-феи
Музей истории покорения неба
(248) 556 69 50, Чкалова, 41
Как написано на городском сайте, музей рассказывает об «истории развития авиации, воздухоплавания и авиационной науки, начиная с доисторического периода и заканчивая нашими днями»

Лыкова: Троицк
Никита Тюнин бесстрашно съезжал по лихо изогнутым, золотистого металла перилам лестницы со второго на первый этаж Дома ученых. Внизу непреклонной Снежной королевой сидела вахтерша, и кататься по перилам учащимся театральной студии было запрещено категорически, под угрозой страшной расправы. И мы все не решались. А вот Никита Тюнин – запросто. Потому что юный артист Никита был настоящей звездой в городе Троицке, в него были влюблены все, включая вахтершу. Никита отправлялся на съемки художественных фильмов в Одессу, возвращался с бритой головой и загаром и улыбался так, что даже у десятилетних девочек по спине бежали мурашки. Собственно, и Никите тогда было лет 13, наверное.

А еще сестра Никиты Галя уехала учиться в театральное училище в Саратов – чтобы после восьмого класса. И уже тогда было понятно, что Никита с Галей будут настоящими актерами, а мы будем гордиться, что ходили с Галей и Никитой в одну театральную студию, к прекрасной и мудрой Ларисе Дмитриевне Величко. Собственно, так оно и стало. Галя играет у Фоменко, а Никита – у Анатолия Васильева. Ну и еще кино, конечно. «Страна глухих» – это Никита, «Дневник его жены», «Мания Жизели» – это Галя. Я всегда хвастаюсь знакомством с Галей и Никитой. С Никитой мы даже играли в одном спектакле – в «Сказке о царе Салтане». Никита – царевича Гвидона, а я, признаюсь, – белочку.

Галя и Никита – главная гордость крошечного города Троицка. Троицк – это то ли восемь, то ли одиннадцать научных институтов, где работают физики-ядерщики, которые не уехали в начале девяностых в Америку и Израиль. И еще лес. Сейчас, конечно, в лесу стали строить красные кирпичные башни, но все равно там иногда встречаются белки. И все жители города катаются на лыжах, а утром и вечером за лыжниками бегут ошалевшие от счастья собаки. Еще у нас есть хорошая баня, куда за безжалостным паром приезжают московские девушки на автомобилях карамельных оттенков, и двухэтажный книжный магазин с дурацкими геометрическими кругами – здание, излучающее советский оптимизм образца 1985 года. Вообще, весь центр города такой, как показывали в тогдашних фильмах про старших школьников. И школа есть подходящая – с раскрашенными стенами и запутанными коридорами, под номером 5.

Кроме того, в городе есть два Дома ученых, вокруг которых происходит культурная жизнь: выступает хор под руководством Ильи Ильича Вашерука, хрупкого нервного человека с лицом постаревшего Эдриена Броуди. Исполнять Бортнянского на сцену поднимаются все преподавательницы фортепиано и сольфеджио города и, глядя на Илью Ильича, начинают светиться несвойственной немолодым уставшим женщинам радостью.

В Троицке хорошо: совсем медленный, щадящий ритм, невыносимо для непривычного человека свежий воздух – аж голова кружится. И при этом совершенно отсутствует ощущение давящей безнадежности, которое охватывает в иных подмосковных и прочих маленьких городках. Наверное, поэтому учительницам музыки не лень ходить здесь на занятия хоровым пением. А еще перила в Доме ученых на месте. Я тут даже с них съехала. Очень приятное чувство.

Гид
Ресторан «Пикник на обочине»
777 69 99, (27) 50 10 15, 41-й км Калужского ш.
Трехэтажный дом на въезде в город. На первом этаже – ресторан, на втором – спорт-бар и банкетные залы с рысьими шкурами на стенах. Во дворе сложена печь – летом целыми днями жарят шашлыки и пекут картошку (80-560 р.), а посетителей сажают за деревянные столы под зонтиками. Если не обращать внимания, что за забором находится заправка, вполне симпатичное место
Кафе «Малютка»
Сиреневый б-р, 8
Крошечная кондитерская на два столика, с хорошими дешевыми тортами. Можно пить чай с пирожным картошка, вкус которого действительно не изменился за прошедшие двадцать лет

Выдолоб: Зеленоград
Первое, что чувствуешь тут, – это воздух. Воздух влажный, очень новый, как роса, всегда чуть более холодный, чем в Москве. Поеживаешься, как человек, вошедший в реку с разогретого пляжа, но дышишь, дышишь.

Второе – это изменившиеся расстояния. В Зеленограде просторно, но простор этот ограничен – как в большой квартире. Поэтому, гуляя, тут не испытываешь изматывающей московской усталости от бесконечности города.

Прекрасно чувство маленького городка, ощущение автономности. Когда в 1991 году разразился путч, казалось, что вся эта дикость происходит где-то очень далеко, куда страшно не хотелось отпускать засидевшихся в тот вечер московских гостей.

В конце дня среднего возраста пары гуляют по опрятной дорожке вдоль проезжей части. Лет пятнадцать назад по той же дорожке после школы гуляли мы с одноклассницами; на безопасном расстоянии от нас следовали три наших поклонника, которых мы по причине их разного роста прозвали батонами за 8 копеек, за 16 и за 24. Самый высокий, тот, что за 24, в конце концов женился на одной из нас. Гуляли по дорожке, иногда шли через лес. Родители волновались и в лес заходить не разрешали, но ей-богу, идти больше было некуда – лес ждал на каждом шагу. Из окна родительской квартиры их было видно два: один слева, один прямо. В том, что слева (тогда в нем еще не успели построить новый микрорайон), в мае голосили соловьи, а в августе созревала малина. За тем, что прямо, в ясную погоду с нашего восемнадцатого этажа было видно Останкинскую башню и Главное здание МГУ; а поутру над всем этим висело солнце – громадное золотистое яйцо. Чтобы полюбоваться восходом, я специально вставала в 5 утра; чтобы лицезреть закат, вечером шла на балкон пожарной лестницы. Сейчас понимаю, что стремилась я не столько за захватывающей красотой, сколько за ощущением покоя, разливавшимся в те моменты над притихшим городом. Подобные явления я потом наблюдала разве что на каких-нибудь курортах, где солнце погружалось в море. В Зеленограде оно погружалось, конечно же, в лес.

В лесах – а точнее, в местных лесопарках с асфальтированными дорожками – проходит большая часть жизни обитателей Зеленограда всех возрастов. Там гуляют с детьми и с собаками. Там играют в войнушку и в прятки. Там зарывают секретики и показывают друг другу пиписки. Туда ходят дрочить. Там первый раз целуются. И все это смешивается, пересекается: дети подглядывают за влюбленными, а собаки разрывают позабытые тайники.

Зеленоградом можно измерять собственную усталость. Вспомнить, как тянуло оттуда в семнадцать лет, и сравнить с тем, как не хочется отсюда уезжать теперь. Чем дальше, тем больше эта маленькая жизнь манит тебя, как садик, куда так стремилась Алиса. Хочется, выйдя на пенсию, вернуться сюда и гулять в переживших стройки лесопарках, наблюдая все новые поколения собак и детей. Есть, конечно, шанс, что к тому времени Зеленоград сольется с Химками и Москвой, а жители его будут прямо на метро ездить в IKEA, «Мегу» и на Красную площадь. Пусть так, но если останется тут хоть кусок леса, не все будет потеряно.

Гид
Ресторан El Macho
корп. 1456
Мексиканская кухня. Тут не только кормят мясом и поят коктейлями, но и вживую играют музыку по вечерам. Средний счет со спиртным – 500-600 р.
Ресторан Potenza
535 84 02, корп. 317а
Итальянский ресторан в два этажа, на втором – камин. Наверх пускают неохотно, но можно настоять, чтоб проводили и камин зажгли. После этого рекомендуется наклюкаться неплохим домашним вином и попросить персонал вызвать такси. Счет со спиртным – те же 500-600 р.

Данилкин: Одинцово
Триумфальные арки, стальные звонницы, помпезные верстовые столбы, изрезанные письменами стелы – путешественник подъезжает к Одинцово в ликующем настроении, подготовленный увидеть нечто умопомрачительное: пирамиды или пастбище живых мамонтов. Транзитник, рвущийся в область по Можайскому шоссе, выедет к полулесам-полудачкам, так и не поняв, что празднуют на этой грязной обочине Москвы: складские помещения, ангары, гипермаркеты, панельные новостройки и штурмующие остановки антропомассы, желающие попасть на Киевский вокзал, – на этом город заканчивается.

Лаз в настоящее Одинцово расположен у последней арки – там будет правый поворот на улицу Маршала Неделина. Здесь начинаются угодья, которые я обходил каждый день пешком со своей таксой и куда, к месту дислокации желтого цилиндра, я часто приезжал на своем «Салюте». На обратном пути приходилось балансировать, держа в одной руке трехлитровую банку, а в другой бидон, оба заполненные под завязку – «на сорок копеек» – изумительным бочковым квасом, за которым надо было отмаяться в очереди из степенных полковников, патрульных со штык-ножами и офицерских жен; Одинцово было городом-гарнизоном элитных ракетно-космических войск стратегического назначения.

Через километр вы машинально вдарите по тормозам, увидев слева по курсу нечто куполообразное, с иллюминаторами и антеннами. Это называется «выставочный центр», но похож он на орбитальную станцию; внутри, в невесомости, торгуют шубами, а через бронированное, защищающее от астероидных дождей стекло открывается фантастический вид – гигантский космодром, уставленный футуристическими сооружениями, над которым висят планеты, светила, луны, кольца Сатурна. Площадь – удивительная архитектурно-пространственная феерия – дышит холодом, бетоном, сталью и отработанным ракетным топливом; понятно, что нелепые шубы – это на самом деле скафандры, без которых снаружи не проживешь и минуты.

Строй на одинцовской Тяньаньмэнь задают расставленные по краям ангарные конструкции желто-сине-стального триколора. Здание, напоминающее верхнюю треть пробившей землю колонны какого-то лунно-ионического ордера, – гостиница «Олимпиец». Стальной Аюдаг, очертаниями похожий на медведя, кроющего другого медведя, – ледовый дворец. Воронкой сосет пространство гигантский эллипсоид открытого стадиона. Здесь трудно гулять: слишком режет горло разреженный воздух, слишком подавляет диктатура биссектрис и параллельных линий, слишком хорошо слышен подземный гул ракет в расположенных где-то рядом шахтах. Поплотнее запахнувшись в шубу – дальше. Сразу за орбитальной станцией выставочного центра – одинцовский рейхстаг: стеклобетонный горсовет; много лет сюда безуспешно рвался Алкснис, а в правом крыле тем временем дионисийствовали молодожены из загса. Прямо по курсу скалится тяжеловесным симметричным портиком серокаменная голова – твердыня ракетных войск, ГДО (Гарнизонный дом офицеров). В холле переливается невыносимой красоты картина маслом – катюши лупят по Берлину; в гардеробе по воскресеньям дерутся будущие лейтенанты, а на втором этаже шушукаются отставники – филокартисты и собиратели календариков. Чуть сзади – грязно-белый рафинад, будто бы уже раз обмакнутый в чай: каменная громада волейбольного центра «Искра». Левее – главная вертикаль одинцовского форума, парящий в воздухе железный идол, взлетевший выше коллеги на Дворцовой площади и готовый в любой момент сорваться с беломраморной иглы и улететь бомбить промышленные объекты – Силиконовую долину, Детройт, Баковский завод эмальпосуды, мебельную фабрику ОДЭКС. Левее – неожиданно – яма с водой, и в ней плоский, как стол, остров, на котором заточена пиросманиевская железная фауна – не то олени, не то кабарги: одинцовский космозоо. Рывок головы вправо – годзилла-Ленин, идущий в гости к кому-то из соседей, не исключено, в странный деревянный домик за гостиницей, по слухам – дачу не то Лепешинской, не то Геббельса. Повсюду – священные рощи: врытые в мерзлую твердь железные шандалы, столбы, сваи, мачты, штанги; мудрые одинцовцы сажают не легкоуничтожаемые деревья, а прочные металлические копии.

Стоя в центре этого мемориала грядущей катастрофе, понимаешь: Одинцово не просто город-гарнизон, аракчеевско-брежневское военное поселение, а позднесоветские Дельфы, священное место советской расы, бархатное ложе ядерного чемоданчика; гигантская железная матка, сконструированная, чтобы с максимальной скорострельностью выталкивать из себя баллистические ракеты средней дальности.

Пространственный контрапункт этой космической машинерии – проложенный по касательной тихий бульвар Любы Новоселовой, одинцовское Сохо, с ударением на первом слове. Люба – местная святая, санитарка, вынесшая из боя сколько-то сотен раненых и погибшая в конце войны. Никто не знает, как она выглядела, но ее именем называют незнакомку, которая в любой мороз маринуется на скамейке между красным домом-крейсером и олимпийским стадионом. Она не похожа на санитарку: высокие сапоги, короткое пальтецо, под которым, похоже, еще более короткая юбка; к девушке ластится такса. Они не одни здесь: через две скамейки от нее просиживает гаерские штаны еще один тип – с кружкой пива, со сбившимся галстухом; этот кормит рыбой кошку. На этой аллее царит удивительная для Одинцово бульварно-кафешантанная атмосфера, особенно когда выясняется, что и Люба, и пивохлеб – цельнометаллические. Трудно понять, откуда взялся на задворках Олимпии этот генетически чуждый клуб маленьких медных людей. Наверное, это такой зал ожидания, в котором они коротают время, пока их не отправят в далекий космос.

Мне кажется, еще несколько лет, еще несколько тысяч вбитых в землю металлических саженцев – и я сам, как и все жившие в этом городе, словно воин Кадма, прорасту, взойду, займу свое место на одной из этих скамеек; медный, одинокий, окисленный, буду пить восхитительно душистый квас из трехлитровой банки, поглядывать на сбежавшую от меня к Любе таксу – и ожидать своей очереди на вылет.

Гид
Кафе-бар «Блиц»
590 68 00, б-р Любы Новоселовой, 18
Тематика заведения отрабатывается не только через названия (непременный «оригинальный коктейль Е2-Е4» – 260 р.), но и обстановкой: столики – шахматные доски. В меню – аренда фигур (3-5 р./мин.) и даже гроссмейстера (1500 р./ч)
Краеведческий музей города Одинцово
593 54 21, Привокзальная пл., 1
Четыре комнаты в здании конца XIX века. Находится рядом со станцией. Уникален тем, что в нем НЕТ бивня мамонта. Хиты – кубарь, который, возможно, гонял Пушкин; коллекция флаеров на литературные вечера; подмалевки местных художников. Половину экспозиции можно приобрести