Куда пойти учиться Курсы правополушарного рисован

— А теперь открыли баночки, пусть красочки подышат, сейчас начнем рисовать.

Эти слова приводят меня в состояние тихого отчаяния. Представьте себе, что вы слышите звук бормашины из-за двери врачебного кабинета, куда заняли очередь, — похожие чувства испытываю сейчас и я. В школе учителя говорили: «Рисование не его сильная сторона», и это было сильное преувеличение — за годы учебы я не смог изготовить ни одного рисунка, который соответствовал бы хоть каким-то представлениям о прекрасном, и свою законную тройку получал, скорее всего, за неподдельный ужас в глазах в процессе рисо­вания очередного чучела вороны. Единственным моим школьным успехом была работа ко Дню космонавтики — я умудрился относительно правдоподобно обрисовать сигарообразный корпус ракеты, окружив его смутными пятнами неизвестно чего: это был как бы космодром Байконур во мгле. Даже в младенчестве, когда, казалось бы, все рисуют божественно, и каждая каляка воспринимается окружающими как небесное откровение, я умудрился провалить миссию — в какой-то момент я увлекся рисованием (как мне казалось) танков, причем исключительно немецко-фашистских, поскольку свастику изобразить было не в пример проще, чем звезду, — чем приводил в немалый ужас бабушек и дедушек, которые, в общем-то, с этими танками недавно воевали. И доныне я не могу толком нарисовать даже солнышко или домик, а встречающиеся на столе у детей баночки и красочки включают во мне внутреннюю бормашину.

 — А теперь нарисуйте то, что вам хочется!

Больше всего мне хочется провалиться сквозь землю — но вокруг шестьдесят пар внимательных глаз, и в некоторых тоже читается сомнение. Перед началом занятий участников как раз просили поделиться сомнениями (страхами, печалями, подозрениями) — одна женщина посетовала, что «у нас в Иркутске такой школы нет», другая опасалась, что ей «не хватит креатива»: мол, скопировать могу все что угодно, а вот придумать что-то свое — не факт (мне бы ее проблемы). Все мы попали в эту комнату именно потому, что здесь, как говорилось в фильме «Криминальное чтиво», «решают проблемы»: на сайте risuem.ru обещано, что в ходе интенсивного тренинга правополушарного рисования снимаются барьеры «Я не могу» и «У меня не получается», поднимается настроение, появляется «интерес и радость к жизни», активизируются «творческие процессы мозга», осуществляется «выход за рамки своих возможностей» — да, и еще человек учится рисовать. Более-менее в совершенстве. За четыре часа. Звучит неплохо, хотя и не вполне правдоподобно — ну может, чем черт не шутит, хотя бы появится радость. Тоже результат.

В качестве тестового задания я рисую домик, а рядом елку, оба выходят криво — в детстве про такое говорили «как курица лапой»; радости не прибавляется. Не унывает только преподаватель по имени Жанна — этот рисунок, говорит, надо подписать и сохранить для истории, потому что ТАК вы рисуете в последний раз! Мы начинаем грунтовать листы — то есть покрываем их белой гуашью. Казалось бы, нетрудная задача, но теперь недовольна Жанна: почему так робко мажете? мажьте смелее! шире! энергичнее! а теперь мажьте одновременно левой и правой рукой! а теперь мажьте двумя руками лист у соседа справа! а теперь мажьте двумя руками лист у соседа справа, глядя при этом на потолок! а теперь намазывайте каждый палец какой нибудь краской и бейте по листу! сильнее! еще сильнее! Жанна включает «Thunderstruck» группы AC/DC, мы лупим по столу, краска летит во все стороны, на листах появ­ляется что-то похожее на работы Джексона Поллока, становится жарко.

Казалось бы, при чем здесь правое полушарие?

Пока мы лупим, Жанна объясняет смысл происходящего: не глядя размазывая краску по соседскому столу, мы избавляемся от страха перед рисованием, выключаем внутреннюю бормашину, перестаем заморачиваться тем, что у нас ничего не получится. Переводя на язык самой примитивной нейрофизиологии — выключаем левое полушарие, отвечающее за логику, и активизируем правое, открываем, так сказать, двери интуиции. Жанна часто употребляет слова «творчество» и «созидание», поминает добрым словом психолога Мирзакарима Норбекова и постоянно спрашивает, чувствуем ли мы прилив энергии и удалось ли нам отключиться от повседневных проблем, — все это напоминает корпоративный тренинг по личностному росту с применением нетрадиционных практик (в частности, все участники уже изрядно перемазаны краской). А у некоторых появляется новый повод для беспокойства — а ну как не удалось отключиться от проблем, а что если левое полушарие по-прежнему сильно фонит, что ж теперь, ничего не выйдет?

Я проверяю по списку: обо всех ли проблемах мне удалось забыть? Три неотвеченных звонка, надо успеть на летучку к пяти, через неделю ­открывается спецпроект, а ничего не готово, и я опять забыл позвонить зубному врачу — на этой ассоциативной связке бормашина включается на полную мощь. Тем временем мы начинаем рисовать бликовые фоны — ставим в хаотическом порядке цветные пятна, а потом разма­зываем поверх белую краску, получаются такие радужные полосы, которые, впрочем, по-прежнему совершенно не предвещают, что через два с половиной часа их автор превратится в нового Айвазовского (вж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж). Жанна просит взять радужную картинку, которая больше нравится, показывает, где провести черные линии и как нужно бить по ним сверху сухой, едва тронутой красками кистью — и вдруг возникает какой-никакой тропический пейзаж. Берем другой фон и начинаем рисовать дерево: оказывается, все растения нужно отрисовывать так же, как они растут, снизу вверх, листва не должна быть сплошной, нужно, чтоб сквозь нее проглядывал фон, и в каждой части пейзажа должны присутствовать три цвета — в общем, нам сообщают нехитрые технические подробности, от которых на листе вдруг появляется ДЕРЕВО!!! Оно настолько превосходит все, что я сделал в изобразительном искусстве до этого момента — его можно при желании пойти продавать на Арбате или оформить им какой-нибудь самодеятельный альбом, — что я даже забываю о неотвеченных звонках.

Жанна ходит по рядам и говорит каждому что-то доброе: у вас все получается, вот видите, как это просто, а ваш рисунок совершенно особенный, а ваш просто уникальный. Важно понимать, — говорит Жанна, — что мужчины, когда рисуют дерево, рисуют просто дерево, а вот женщины — своего идеального мужчину. Посмотрите, у вас он изящный и хрупкий, а у вас вон какой кряжистый. Женщины заливаются краской. Я чувствую себя персонажем сериала «Краткий курс счастливой жизни» — ну то есть я часто в последнее время чувствую себя персонажем сериала «Краткий курс счастливой жизни», но сейчас особенно. Мы действительно пришли сюда, чтобы научиться рисовать?

Еще несколько простых объяснений — и мы рисуем воображаемый город у моря (для упрощения задачи я решаю, что это будет Нью-Йорк, а в море должны отражаться геометрически правильные башни-близнецы). Еще пара приемов — и готов морской пейзаж, со скалой, чайками и парусником (я начинаю волноваться, что у соседки облака получаются лучше). Еще одно введение в теоретическую часть — и получается цветущий луг, а на заднем плане горы (я не выдерживаю и лезу в фейсбук, между полушариями пробегает предательская искра, ромашки выходят из рук вон плохо). Но по сравнению с тем, что я ожидал в начале, это выглядит работой уровня малых голландцев. Впрочем, так у всех: не факт, что ­каждый из нас сможет теперь рисовать парадные портреты на заказ, но простых технических приемов, о которых было рассказано, вполне достаточно, чтобы чувствовать себя королем изящных искусств.

А может быть, рисование тут вовсе ни при чем. Возможно, просто нужно было забыть на пару часов об этом вечном страхе сделать все неправильно, недотягивать, не соответствовать, довольствоваться тройкой, и то поставленной из жалости. Может быть, эти скалы и деревья — лишь способ сообщить нам, что каждый достоин любви таким, какой он есть. И когда ты вырисовываешь тонкие линии на синем фоне, которые потом станут чайкой, ты вдруг впервые за долгое время чувствуешь странную свободу — не от Путина или партии жуликов и воров, а от самого себя.

Абонент временно недоступен. Перезвоните позже.