Горловой
Наталья Кострова — о шаманах, поющих горлом и зарабатывающих больше диджеев. Фотографии Сергея Дандуряна
Кайгал-Оол Ховалыг Май 2000 года. На перроне Киевского вокзала стоят Владимир Волков, Святослав Курашов и Денис Сладкевич. Участники проекта «Волков-трио» напряженно вглядываются в толпу. Через десять минут отходит их поезд — трио ждут на белградском джазовом фестивале. За пять минут до отправления появляется маленький человек монгольской наружности. Сальные волосы, жидкие усики, грязные штаны, турецкий свитер. Из кармана торчит бутылка дешевой водки. На лице — явное недовольство. Не здороваясь, монгол начинает бурчать: «Почему вагон маленький? Я в вагоне не поеду». Трио облегченно улыбается: Кайгал-Оол Ховалыг не перепутал вокзалы, не потерялся в метро, не угодил в вытрезвитель.
Он солирует в тувинской группе «Хуун-хуур-ту». В Москве бывает редко и почти всегда проездом. Из Белграда он отправится в Лондон, где запланирован прямой эфир на BBC. Из Лондона — в Манчестер, затем — Вольфсбург, Страсбург, Санта-Фе. В родном Кызыле он окажется только к осени. Кайгал-Оол — самый уважаемый горловой певец в мире. Но не единственный. Аяса Данзырына, Альберта Кувезина или Александра Бапа ждут в Нью-Йорке и Токио с не меньшим волнением. За последние три года у многих из них появились свои фан-клубы. В аэропортах их встречают бронированные машины. Каждую неделю в мире выходит несколько десятков пластинок с горловым пением.
Саинхо Намчылак «Никто бы не знал, что такое Тува, если бы не Саинхо», — сказал как-то Питер Гэбриел, основатель студии грамзаписи Real World, первой в истории выпустившей альбом тувинских горловиков.
Саинхо Намчылак родилась в безымянном поселке, затерянном между Монголией и Алтаем. Приехала в Москву, поступила в Гнесинку по классу фортепиано. Вышла замуж за иностранца и уехала в Австрию. В начале 90-х в Европе о горловом пении знали только очень продвинутые эксперты и сама Саинхо. Она пела горлом на кухне, готовя мужу обед. Затем познакомилась с саксофонистом Сергеем Летовым и начала петь по камерным клубам с его проектом «Трио О». Где-то в 1994 году ее стали приглашать на фестивали авангардной музыки, описывая ее в пресс-релизах как единственную в мире горловую певицу.
В Туве ее не любят. В 97-м она решила отпраздновать свое 40-летие в Кызыле и попала в реанимацию с ножевым ранением. Тувинцы запрещают своим девушкам петь горлом. Считают, будто женщина-горловик не может забеременеть. Саинхо Намчылак в такие вещи не верит. Музыканты, работавшие с ней, называют ее скандальной ведьмой. Она легко может вспылить и превратить концерт горлового пения в лекцию на ломаном английском о Туве и обертонном звучании. Даже если это концерт в Берлинской филармонии или в венском «Концертхаусе». Детей у нее действительно нет.
Хуун-Хуур-Ту Интервенция горловиков на Запад связана с именами американца Теодора Левина и курда Назима Надирова.
Этнограф Левин был чуть ли не первым иностранцем, посетившим Туву. В начале 90-х ему попалась кассета с песнями тувинцев: «Мне захотелось посмотреть на людей, которые издают эти ужасные звуки». Университетский преподаватель добрался до Кызыла и познакомился там с группой «Хуун-хуур-ту». Четыре человека, живущие впроголодь в грязных бараках на окраине Кызыла, умели имитировать при помощи бронхов воронье карканье и волчий вой. Теодор Левин был настолько потрясен услышанным, что вывез их в США — в качестве наглядного пособия для своих студентов. Спустя несколько месяцев он вернулся в Туву. Затем еще раз. Он рыскал по степям, пытаясь превратить пастухов в музыкантов. Устраивал им концерты в спортзалах американских университетов и записывал их песни в профессиональных студиях.
Когда Левин впервые летел из Москвы в Туву, в аэропорту его провожал Назим Надиров. Продюсер туркменских групп «Ашхабад» и «Гюнеш» к горловому пению был равнодушен, но Левину решил помочь. Перевалочным пунктом между Кызылом и Нью-Йорком стала квартира Назима. Чтобы горловики не слонялись по городу без дела, Надиров помогал организовывать им концерты. Первый состоялся осенью 1995 года в здании МГУ на Воробьевых горах. Второй (через несколько дней) — в ЦДХ. Концерты посетили не более тридцати человек. Спустя четыре года хозяева многих московских клубов считали своим долгом перехватить горловиков по дороге на Запад и затащить к себе хотя бы на один вечер.
Хоомей Тувинцы поют не горлом. Они поют животом. Это кубанские казачки и бабушки из Архангельской области поют горлом, а тувинцы нет. Узкоглазые люди, скакавшие по бескрайним степям в оленьих шкурах, пытались имитировать ворчание медведя, ржание коней, шелест травы. Они жили на территории, объединяющей Туву, Монголию, Тибет, Алтай, и по-другому петь не умели.
Существует несколько видов горлового пения. Каргыраа (в переводе с монгольского — «крик») — самый низкий регистр. Так поют в Монголии. Человеку, разговаривающему басом, петь каргыраа нетрудно: трубный звук выходит из глубины организма без особых усилий исполнителя.
Сыгыт (в переводе с тувинского — «свист») — самый высокий регистр. Горловик изо всех сил сжимает диафрагму, напрягает мышцы живота и выталкивает воздух из легких с такой силой, что звук больше напоминает флейту, чем человеческий голос.
Хоомей (в переводе с тувинского — «горло») – самый распространенный вид горлового пения. Певец одновременно издает два звука, расщепляя голос надвое. Кажется, что рядом с ним кто-то сидит и подыгрывает на свирели.
Алтайское горловое пение называется кай. Все певцы-кайчи либо потомственные шаманы, либо ученики сказителей-кочевников. Тувинцы на кайчи смотрят свысока и говорят, что те поют не животом, а так: то ли бронхами, то ли гортанью. Алтайцы обижаются, но центром горлового пения признают тувинский Кызыл. Тувинцев боятся. И правильно делают.
Аяс Данзырын Тувинец может полгода не мыться, есть вонючую медвежатину, сидеть в юрте, тренькая на хомусе и хрипя горлом. В крови тувинцев не хватает ферментов, расщепляющих алкоголь. Пить им нельзя. Но после массового переселения русских крестьян в конце XIX века в Туве завелась водка. Тувинцы пьют, сходят с ума и ненавидят русских. Еще они постоянно курят марихуану. Для большинства из них трава является единственным источником дохода.
«Ярим бербе?» — спрашиваешь кызыльца про марихуану. Он, видя то, что ты русский, недовольно качает головой: «Чок» — и лезет в карман за ножом.
Тувинцы, служащие в Чечне, называют боевиков «пацанами». Мол, несерьезные ребята. Солист группы «Тыва», 25-летний Аяс Данзырын, в Чечне не был, но по рассказам соседей из общежития знает, что там не страшно. Почти как в Кызыле, только стреляют чаще.
Москвичам Аяс не доверяет. Месяц назад, когда он был здесь проездом из Кызыла в Таиланд, кто-то из знакомых налил ему в стакан газировки. Он выпил и весь день ходил шатаясь и падая. Потом выяснилось, что это был джин с тоником.
Мнение Аяса о москвичах разделяют большинство горловиков. «Когда я еду в Москву, мне страшно, — жалуется тувинский певец Конгар-Оол Ондар. — Я не знаю, куда мне идти, все вокруг чужое». Болот Байрышев больше двух дней в Москве находиться не может. Когда сияющий Андрей Макаревич подходит и просит привезти шаманский бубен в подарок, певец бледнеет: простому смертному брать в руки шаманский бубен не стоит. Это смертельно опасно. Байрышев поклоняется Солнцу, Луне, звездам, вершине горы Белуха и богу Айроту.
Урна Чахар-Тугчи Чтобы приехать в Москву, певице Урне Чахар-Тугчи понадобилось 8 дней. Два дня скакать на лошади по степям Внутренней Монголии, сутки ехать на автобусе, четыре дня — на поезде по Китайско-Восточной железной дороге, день на самолете: Шанхай — Берлин, Берлин — Москва.
И вот она сидит в редакции «Афиши» и пьет соленый чай, как научила ее мама. Крохотная, с мальчишеской стрижкой, с ручонками, как у ребенка. «По паспорту я моложе на целый год», — переводит с немецкого Назим Надиров, вытащивший ее с мужем на несколько дней в Москву. Три года назад Урне выдали немецкий паспорт, согласно которому она родилась в 1969 году. По монгольскому календарю она родилась в 9-й день второго зимнего месяца года Обезьяны. Первый поезд она увидела в 20 лет, когда отправилась в Шанхай поступать в консерваторию.
«Я всегда пою с закрытыми глазами. Я ничего не слышу. Как люди гремят тарелками, как они жуют. Я даже мужа своего не слышу, который вместе со мной выступает». Улыбается, молчит, думает о чем-то, что не оставляет между бровями морщин. Первый вопрос, который хочется ей задать: «Господи, откуда же ты такая взялась?»
Конгар-Оол Ондар «Через два-три года придет таджикский акын или перс какой-нибудь, и о горловиках никто и не вспомнит, — говорит Надиров, — как правило, такие этнопроекты — чистейшая спекуляция. Сейчас одно, завтра другое». Горловые певцы догадываются, что мода не будет длиться вечно, и работают как лошади.
У Кайгал-Оола Ховалыга помимо «Хуун-хуур-ту» существует еще четыре проекта. Его последнее мировое турне длилось три года. Один из самых богатых людей Кызыла, Конгар-Оол Ондар считает, что главное — найти грамотного продюсера. Те, кто нашли, живут в центре Кызыла, и жителей окрестных кожуунов (районов) называют «бесами». В перерывах между гастролями они дают уроки иностранцам, приехавшим в Туву за сакральным знанием. Курс длится минимум месяц и стоит $100-300. Японцы, шведы, французы, немцы старательно тренируют связки и через месяц кое-как начинают сопеть и хрюкать горлом. Петь выучивается один из десяти. Конгар-Оола это не смущает: «Чтобы петь горлом, нужно родиться тувинцем». Те, кто родились тувинцами, страшно завидуют пробившимся на Запад соплеменникам. Население Тувы составляет триста тысяч, и каждый третий мужчина может продемонстрировать искусство обертонного пения. Если для Гэбриела или Диаманды Галас горловые певцы — гении-самородки, то для жителя кызыльских окраин они — зазнавшиеся мастера народной самодеятельности, которых экспортировали на Запад, как матрешку или диковинного зверя.
Кайчи Калкин Первый раз Конгар-Оолу предложили американское гражданство года три назад. С тех пор он получает подобные предложения регулярно. Он может открыть школу в любой столице мира, но вместо этого каждый раз возвращается на родину. «В Туве не хватает учителей, которые передавали бы детям народные традиции, а это плохой знак». Ежегодно он проводит фестиваль, на который съезжаются горловики из разных стран. Сам он поет редко. Ему за 40, для профессионала это опасный возраст. К 50 годам многие становятся инвалидами. Алтайский кайчи Калкин умер в 55 лет абсолютно слепым. «Органы изнашиваются, печень особенно, — подтверждает Аяс после двухчасового выступления в одном из московских клубов. — Если буду петь целый день, — умру на месте».