Фалафель в Москве «Тель-Авив», «Синдбад» и другие московские рестораны, где его готовят

Кострова: Что такое вообще фалафель?

Миттельман: Шарики из перемолотого гороха нута, обжаренные во фритюре. В Израиле это самая классическая уличная еда наряду с шавермой. Обычно подают с питой и кучей салатов.

Тетро: Помню, как мне пришло в голову открыть в Москве фалафельную. Года два назад позвонили мне друзья из Израиля и спрашивают: «Дато, а есть в Москве фалафель?» Я отвечаю: «Да похоже, что нет». А самого как током ударило. Потом, правда, подумал: да кому тут нужен твой фалафель? Оказалось, что нужен. Правда, потом палатку закрыли. Собянин снес.

Миттельман: Давайте иметь дело с тем, что еще не снесли. Тут фалафель далек от ориги- нала.

Гурская: Честно говоря, ощущение такое, что взя­ли хумус, слепили из него котлетки, обжарили на маслице — и все.

Гриншпун: У меня вообще сомнения, что это нут. Какие-то бобы.

Носик: Да это бобовый сырник какой-то!

Тетро: Я все понимаю, хлеб насущный, Богом данный, — но эта пита слабовата для нашей процедуры. Смотрите, я ее немного сдавил…

Носик: …и весь салат в руке!

Миттельман: Не тот фалафель, не та пита, не те салаты.

Носик: И повар не тот! Все просрал! Пита гипсокартонная из оптовой поставки магазинной, салат из одной капусты. Ну и сам фалафель похож на сырник из горохового пюре.

Тетро: Насчет гороха, кстати. Фарш из него всегда должен быть свежий. Два дня — и уже плохой запах, даже если хранился он в холодильнике. В Москве всякий есть горох — таджикский, узбекский, азербайджанский, турецкий, но самым ­лучшим считается сирийский. Мне постоянно ­задают один и тот же вопрос: «Где есть фала­фели? Где есть фалафели?» Да нигде! Ну вот если бы мне не сказали, что в клубе «Солянка» есть фалафель, я бы и не узнал никогда.

Гриншпун: Это хипстерский фалафель.

Кострова: Помню, тут был секс-шоп.

Гриншпун: Не секс-шоп, а пип-шоу. Кузнецкий Мост всегда был очень злачным местом. Например, наискосок отсюда, в Центральном доме работников искусств, находился клуб Hungry Duck.

Носик: Заведение, которое сыграло важнейшую роль в борьбе со спамом в России. Наш главный спамер Вардан Кушнир сходил в Hungry Duck, привел домой клофелинщицу, она его наклофе­линила, и его забили насмерть. Весь мир очень радовался! Правда, к фалафелям эта история не имеет никакого отношения.

Кострова: Как давно русские знают о фалафеле?

Носик: Полагаю, с 1989 года, когда ездить начали. Это было первое и последнее арабское слово, выученное носителем русского языка. Оно поражало воображение!

Гриншпун: Тут нормальный фалафель — на чет­верочку. Только есть подозрение, что заморо­женный…

Миттельман: В два раза дешевле, чем в «Солянке», и заметно вкуснее.

Тетро: Между нами, тут есть секрет: фалафель должен нравиться без всяких соусов. И здесь он хорош. И обслуживают быстро. Нас семеро, а чтоб семь человек за две минуты отпустить — это тоже, вам скажу, уметь надо.

Носик: О «Нямсе» знает Foursquare! И даже есть моя рецензия. «Где еще в мире найдешь некошерный фалафель?» — написал я. Знаете, есть даже мультфильм о фалафеле — «Вальс с Баширом» Ари Фольмана. Там главный герой отслужил в израильской армии, вернулся в Голландию, затеял торговлю фалафелем и дико разбогател. И когда к нему в гости приезжает однополчанин, он везет его по своим угодьям: мол, вот какой прибыльный фалафельный бизнес.

Носик: В Израиле таких заведений нет: чтобы книжки на полках стояли и одновременно жральня. То есть места есть, но рестораны из них — как из говна пуля.

Миттельман: Тут в меню на иврите с ошибками написано!

Носик: А что вы хотели? Московский акцент.

Гриншпун: Я только что мимо кухни проходил — там те же казахи.

Тетро: В Тель-Авиве фалафельную обычно держит семья. На кухне работают не женщины, а мужчины — сыновья, внуки. И у них там всегда играет музыка, и они пританцовывают у плиты: «Что тебе надо, господин?»

Гриншпун: А когда вы попробовали свой первый фалафель?

Тетро: В 29 лет, когда впервые приехал в Тель-Авив. Мой друг был таксистом, и он рассказал, что первый вопрос, который задают ему туристы: «А где тут можно поесть?» Фалафель в Израиле стоит 7 шекелей. Это самая дешевая уличная еда. В московском «Тель-Авиве» сильно дороже, но тоже вполне приличный. И запах хороший, и цвет правильный.

Гурская: Очень вкусно. И остановиться невозможно! Фалафель — это как семечки.

Гурская: В «Синдбаде» не израильский фала­фель. У него очень мягкая корочка и очень нежно все внутри. Но этот арабский вариант ­нравится мне гораздо больше.

Тетро: Согласен. Это настоящий ливанский ­фалафель, который сильно отличается от из­раильского.

Миттельман: А мне здесь нравится даже больше, чем в Израиле. Там фалафели суховатые, их обязательно нужно макать в тхину, иначе ­будет не очень вкусно, а здесь они сами по себе ­хороши.

Гриншпун: Слушайте, Давид, а почему бы вам не открыть фалафельную в Марьиной Роще? Этот район уже давно превратился в маленький Бруклин. Там на обычного москвича приходится два ортодоксальных еврея.

Носик: Да это просто студенты МИИТа, которые приезжают туда на бронированных машинах. Не то чтобы они там шаро…бятся дни напролет. Вот на Бронной…

Гриншпун: Зато на Трифоновской есть магазин, где можно купить нут и тхину.

Гурская: Ага, и в нем одно время торговали просроченной тхиной.

Носик: Помните анекдот про сметану? Приходит человек в магазин, а там объявление: «Сметана евреям не продается». Он начинает возмущаться, мол, что за антисемитизм, что за дискриминация. А его спрашивают: «Скажите, а вы таки пробовали эту сметану?» То же и с вашей тхиной, и со всеми фалафельными в Москве. Все специально делается — чтобы своих от чужих отличать.