Теория больших дел Филипп Бахтин и город для детей

Про то, как все начиналось

В 1989 году была компания сумасшедших в Пскове, которые были вынуждены поехать в лагерь пионервожатыми в качестве практики. Ребята не хотели проводить праздник Нептуна и ходить в красных галстуках под барабанный бой, поэтому они запарились и придумали программу, которая им самим нравилась. Постепенно это превратилось в хобби, они стали ездить в лагеря регулярно. Брали в качестве детей старших школьников и студентов и с ними всячески развлекались. Я туда попал в 1991-м студентом-первокурсником. Там происходило бог знает что: люди носились на только что купленных «жигулях» по лесам с рациями, были какие-то армии, ставились спектакли, снимались удивительные фильмы. Все это монтировалось на магнитофон ВМ-12. После второй перегонки пропадал цвет, после третьей — звук, в общем, ужас и кошмар. Параллельно те же люди устраивали псковский КВН для школьников и студентов — довольно могучий. Потом, естественно, все разъехались, занялись своими делами. И три года назад один из главных организаторов — вот он там сидит за стеночкой, — Сергей Викторович Реймер, решил это возобновить и сделать для школьников под Псковом палаточный лагерь. Я случайно ему позвонил — хотел пойти в байдарочный поход, чтобы вернуть в сознание моего старшего сына, дать ему понюхать настоящей жизни. Выяснилось, что он делает лагерь, и я предложил поехать туда вожатым. Мы назвали его «Камчатка», он существует три года — это такое приятное хобби. Год назад я случайно познакомился с Леонидом Ханукаевым; он девелопер, строит торговые центры и еще бог знает что. Последнее, что он делал, — был начальником, директором стройки (я не знаю, как это называется правильно) в городе Горки под Сочи. Ханукаев — гений, это тема для отдельного интервью, и я в него абсолютно влюблен в настоящий момент.

Про то, как устроен лагерь

Мы хотим построить в Переславле город на 10080 детей. Сейчас на этом месте тысяча гектаров чистого поля. Это бывшие сельхозземли, они много лет не используются. Нашей задачей не является, как в советском лагере, коллективизировать детей и превратить их в общую массу. Мы, наоборот, как можно сильнее их разделяем, как можно больше взрослых им даем (вожатый управляет 6 детьми) и занимаемся каждым ребенком. Вся эта массовость нужна для того, чтобы превратить это в бизнес, а бизнес нужен, чтобы там были супервожатые, суперпрограммы и так далее. Город будет состоять из восьми деревень. Деревня состоит из 1260 детей — это десять маленьких лагерей. То есть это не лагерь на десять тысяч детей, а десятки лагерей с нашу маленькую «Камчатку». Деревни расположены вокруг центральной части. Там будет гостиница, галерея, рестораны, кафе, первый в России интерактивный музей науки, киноконцертный комплекс, дом новых медиа, театр, аквапарк и так далее. Мы хотим, чтобы в родительский день родители приезжали и оставались с ночевкой. Они могут посмотреть, что происходит с детьми, но при этом им есть чем заняться, где пообедать. У них есть театр. Кроме всего прочего, это нужно для того, чтобы использовать инфраструктуру между сменами. Смены двухнедельные, в каждой — десять тысяч детей. Есть классические смены на каникулах — сто двадцать дней в году. Есть смена выходного дня. Плюс у нас есть так называемые спецсмены, которые происходят в учебный год, — чтобы приезжали учиться дети по благотворительным программам из разных отдаленных краев нашей страны. Таким образом мы делаем лагерь круглогодичным. Фактически это IKEA: благодаря огромному количеству детей у нас может быть невероятное качество программ и невероятно низкая цена.

Про то, чем занимаются в лагере

Программа полностью взята из «Камчатки». Мы там пришли к тому, что самый крутой способ делать лагерь — по принципу «один день — одно направление». Дети каждый день занимаются чем-то новым. Один день они снимают кино, другой — ставят спектакль, третий — играют в стратегические игры, четвертый — ставят шоу в жанре контемпорари-данс. Зачем это все нужно? Они понимают, что все на свете интересно. Во всем на свете есть свой собственный кайф, его только надо выудить. И они понимают, что это все им по плечу. И от этого по-хорошему сходят с ума. Структура деревни заточена под то, чтобы осуществлять эти программы. В каждой деревне есть свой маленький — ну относительно маленький, на сто двадцать шесть детей, — театр с репетиционными, маленькая киношкола, маленький цирк, дом интеллектуальных игр. Наши требования к этим направлениям были следующие. Во-первых, они не должны предъявлять никаких требований к навыкам детей — то есть ты не должен быть артистом, чтобы заниматься театром. Во-вторых, они должны умещаться в один день. И в-третьих, на протяжении одного дня должен происходить какой-то катарсис: сначала ребенок ничего не понимает и ничего не хочет, но его что-то заинтересовывает, мы ему про это немножко рассказываем, даем сложное задание, после чего происходит преодоление. А вечером во время шоу он понимает, что это кому-то нужно.

Про программы

Я занимаюсь содержанием и всякой идеологией, придумываю программы. Но в этом мне помогают огромное количество людей. Программу кино придумывает Борис Хлебников. А как можно детей за день научить музыке? Композитор Александр Маноцков придумал такую историю. Мы делаем на заказ музыкальные инструменты. Если инструмент струнный, то ты на нем играешь, не зажимая струны. Соответственно, он может выдавать только одну ноту, другую на ней играть невозможно. Дети в течение дня учатся играть быстрее и медленнее, громче — тише, вместе — не вместе. Но фактически они играют одно и то же — ноты, которые нужны для музыкального произведения, придуманного Маноцковым. И вечером глухие и косые дети сидят в составе огромного оркестра и обнаруживают, что они музицируют и что это не какофония, а осмысленное произведение. Что, естественно, производит на них адское впечатление.

Про еду

Пятиразовое питание, которое сделал Анатолий Комм, стоит для нас сто пятьдесят пять рублей в день. Этого не может добиться никто ни в каком лагере. Комм взял в Институте питания все детские нормы и выяснил, что можно и что нельзя давать в лагере по законам Российской Федерации. Давать нельзя практически ничего. Люди, которые это придумывали, понимали, что те, кто будет кормить детей, скорее всего, криворукие и кривоногие, поэтому нужно максимально перестраховаться. Например, Комм говорит: «Вы должны построить неохлаждаемый цех хранения молока». Мы говорим: «В каком смысле?» А он: «А в таком, что охлаждать его бессмысленно, потому что молоко должно быть настолько пастеризованное, что у него срок хранения не меньше трех месяцев. А делать его более здоровым запрещено». Мы не можем поменять закон, поэтому перед Коммом стояла задача: из всех этих норм попытаться сделать вкусное меню. И он нам сделал пятиразовое питание на двадцать один день. Кроме всего прочего, у Комма есть идеология, как это должно выглядеть. Его принципиальная позиция в том, что еда — это искусство, процедура, она должна иметь свою эстетику и этику.

Про безопасность

Ею занимаются два отставных генерала МОССАДа. Один из них был несколько лет в охране Голды Меир. Они участвовали во всех известных арабо-израильских войнах. Были вооруженными охранниками самолетов до того, как в аэропортах появилась система безопасности. Посадили четыре или пять самолетов, захваченных террористами. А потом ушли в отставку и организовали свою фирму, которая сделала, например, всю безопасность аэропорта Бен-Гурион. Они строят нам заборы и делают силовые кабели, которые определяют по весу, кто идет и куда. Но они сразу сказали, что это может сделать кто угодно и для этого не надо было выписывать моссадовских генералов. Главная их специализация — психология. Они говорят: «Если у вас огромный проект, вам важно на стадии набора персонала отсечь социопатов и педофилов». На этом работа не останавливается, потому что нормальные люди, которые работают с детьми круглый год, иногда сходят с ума и превращаются в социопатов и педофилов, и их снова нужно контролировать и отслеживать. Разумеется, в нынешних лагерях этим никто не занимается.

Про университет

В первую очередь это место будет ассоциироваться с университетом, который мы там строим. В качестве конкурентных преимуществ мы предлагаем две вещи. Во-первых, люди живут не в общежитии, а в офигенных домах, построенных нашими немецкими архитекторами. Во-вторых, мы предлагаем стипендию в сорок тысяч рублей. Единственное обременение: помимо учебы студенты должны работать вожатыми в нашем лагере. Университет должен начать работать до лагеря, поскольку мы хотим, чтобы к детям допускались только студенты второго или третьего курса. Сначала мы говорили о педагогическом университете. Но… Я сейчас обижу кучу народа, но когда люди учатся в наших школах — не самых симпатичных местах на свете, — потом идут в педагогические вузы — не самые блестящие учреждения (говорю как выпускник педагогического вуза), — а выйдя оттуда, говорят: «Мы хотим вернуться во всю эту систему», — то здесь что-то не так. Эта система воспроизводит один и тот же ужас. Есть огромное количество куда более живых людей с другими интересами. И нам было бы очень жалко их потерять. Поэтому в университете будет четыре факультета: искусств (самый большой), педагогический, наук и бизнес-управления (совсем крошечный — просто мы понимаем, что нам понадобятся менеджеры). Это обычное первое образование с государственным дипломом.

Про детей

Чиновники говорят, что у нас в стране пятнадцать миллионов школьников. Мы будем работать более чем с 200 тысячами детей в год, но это все равно мало. Одних московских детей мы можем окучивать годами. Но мы очень хотим, чтобы это была доступная история, чтобы приезжали дети со всей страны. Путевка в этот лагерь сейчас стоит 32 тысячи рублей за две недели. Мы проводили маркетинговое исследование в городах-миллионниках, в нем участвовали родители с доходом от пятнадцати тысяч рублей на члена семьи. По-моему, это совсем не высокий доход, но считается, что это состоятельные жители. В общем, 98% сказали, что они готовы платить за путевку в такой лагерь от тридцати до тридцати пяти тысяч рублей. Если уж мы про это говорим, то сейчас государством выделяется больше сорока миллиардов рублей в год на детский отдых. Сопоставимые деньги платятся корпорациями. И еще огромные деньги платят родители. И при этом нет ни одного лагеря, про который мы знаем, что поехать туда — это круто. Это огромный рынок, на котором нет ни одного заметного игрока. Средняя путевка в обычный лагерь стоит восемнадцать тысяч. Она такая дешевая, потому что учитываются лагеря дневного отдыха. При этом ситуация катастрофическая: лагеря закрываются, поэтому 70% детей отдыхают в школе. Учителя их как-то развлекают. Если это с ночевкой — такое тоже бывает, — то они спят на матах в спортзале. Или просто идут домой.

Про государство

Нас пока поддерживает Ольга Юрьевна Голодец, первый вице-премьер правительства России. Проект коммерческий, но чем нам может помочь правительство? Создать федеральную целевую программу по строительству инфраструктуры — дороги, электричество. Путевка тогда станет дешевле. Если правительство говорит: «Нам интересен социальный эффект этого лагеря» — и дает госгарантии в банк, то мы получаем кредит на более выгодных условиях. Берете кредит под одиннадцать процентов, а восемь из них выплачивает государство, помогая предпринимателям заниматься чем-то, что имеет социальную функцию. В нашей истории таких программ нет. Но не потому, что государство не хочет их делать, а потому, что не было заказов. В сельском хозяйстве заказы есть, а у нас нет.

Про высший смысл

Во многих вопросах нас консультировал горячо мной любимый Александр Аузан, заведующий кафедрой институциональной экономики МГУ. Он высказал предположение, что наша технология оказывает модернизационный эффект. Что это значит? Все государства на свете можно разделить на традиционные и модернизационно ориентированные. Если тип мышления граждан традиционный, государство медленное и плохо развивается. Если модернизированный, то государство развивается быстро. Все традиционные государства мечтают поменять тип мышления граждан. Сделать это фактически невозможно. Для этого надо перестроить все школы, переучить всех учителей, найти новых, придумывать новые программы. Аузан предположил, что в лагере мы за две недели меняем тип сознания. Учитывая, что через лагерь проходят сотни тысяч детей за год, это может иметь заметный социальный эффект. Социолог Герт Хофстеде, придумавший эту теорию, сформулировал шесть показателей, по которым замеряется сознание. Допустим, есть показатель «близость к власти». Если граждане страны считают, что власть существует, для того чтобы наказывать граждан за проступки, то оно традиционное. Если граждане государства считают, что власть существует для решения их задач, то это современное государство. Что такое власть для ребенка? Это учитель в школе. В 90% случаев это не очень интересный человек — и уважать его нужно только потому, что родители и другие учителя так сказали. Это лицемерная конструкция, в которую дети довольно легко вписываются, потому что они вообще страшные лицемеры и подстраиваются под любую ситуацию. Соответственно, у детей формируется традиционный тип сознания. Дальше они приезжают в лагерь и видят людей, которые занимаются чем-то, что им интересно, и используют детей в качестве партнеров по какому-то интересному делу. И дети понимают, что взрослый — это просто инструмент для решения твоих задач, и с ним интересно, и он проявляет внимание. У учителей другие задачи, а родителям просто некогда. По официальной статистике, сейчас родители проводят с детьми двадцать минут в день. Мы попросили «Левада-центр» и Алексея Георгиевича Левинсона проверить теорию Аузана. Они скептически отнеслись к нашим планам, но в итоге провели в «Камчатке» два месяца и выяснили, что у всех новых детей традиционное сознание и что оно меняется в сторону модернизированного за две недели. А также они показали, что у детей, которые приезжали в прошлые годы, на входе уже сознание модернизированное. То есть этот эффект не растворяется. Для меня это один из самых духоподъемных результатов нашей работы.

Про свободу

В лагере дети не то что становятся режиссерами после кинодня, они не становятся режиссерами после театрального дня, они просто понимают, что все это легко, что все это страшно интересно, азартно и все это им по плечу. То есть они это пробуют — бабах, — и вечером получилось кино, и для них это невероятный эффект. Складывается впечатление, что вся жизнь полна невероятных возможностей, счастья. Это очень крутое впечатление. С таким впечатлением удобно жить. Мы даем детям набор инструментов. Чем больше у тебя возможностей решать любую задачу, чем большим количеством способов ты можешь к ней подойти, тем ты свободнее, ты ничего не боишься. Фактически мы даем им свободу.