Москва изнутри Михаил Фихтенгольц о Садовой-Кудринской

В этом доме я вырос на восьмом этаже в тринадцатой квартире. Это была коммуналка, в которой дружно и счастливо проживали сначала три, а потом две семьи, и мы очень долго не могли разменяться — все окна квартиры смотрят на Садовое кольцо, и все риелторы, цокая языками, говорили: «Нет, вы знаете, этот вариант вообще не проходит». А потом как-то вдруг получилось.

Главная достопримечательность нашего дома — магазин «Эротика-интим», одно из первых предприятий торговли такого рода в городе. Даже я туда пару раз бегал за презервативами. На этом тротуаре раньше шла активная торговля девочками. Чтобы не отморозить, как говорила моя мама, «рабочие места», они тусовались с сутенером в нашем подъезде, где всегда стояли клубы сигаретного дыма. Когда появлялся клиент, девчонки выбегали и становились веером на тротуаре. Мужчины выбирали товар, а я в это время выходил гулять с собакой. И было, в общем, очень весело. А вход в «Эротику-интим» находится со двора — можно регулярно видеть людей, выходящих из арки с разными девайсами.

Это место несчастливое — магазины, вытеснившие старый овощной, сами здесь надолго не задерживаются. Одно время тут был бутик с детскими вещами haute couture — это, конечно, самая бессмысленная вещь, которую можно было себе представить в конце девяностых. Сейчас же продают дорогую обувь. А овощной этот был славен тем, что заправлял им совершенно прекрасный алкоголик-директор. Он праздновал все возможные религиозные праздники, и у него было две голды на шее. На одной висел крестик, на другой — магендовид.

Во дворе, выходящем на Садовое, раньше росли вишни, я хорошо помню, как срывал ягоды и ел их.

На этом месте был детский сад, в который я ходил. Потрясающе, что вместо него ничего не построили и здесь до сих пор сохранилась детская площадка. Почему с этой территорией, прилегающей к дому ЦК, ничего не сделали, для меня большая загадка. Учитывая охоту девелоперов за любым куском земли в Москве, то, что в самом центре города находится пустырь — это уму непостижимо. Вообще, пустырь — слово, которое из современного московского лексикона уже утеряно. А детский сад был очень хорошим. Рядом с ним есть блатной, в который ходили все дети местной элиты, но на самом деле он мало чем отличался от нашего.

Улица, в случае которой до сих пор можно говорить о каком-то архитектурном стиле, потому что за последние десять лет на ней ничего не было построено. Все здания здесь исключительно прекрасны.

Года до 1990-го после десяти вечера въезд транспорта сюда был запрещен, так как на Спиридоновке жили правительственные шишки и еще тут находилось несколько посольств.

Здесь же находится одно из самых шедевральных зданий в Москве — резиденция МИДа, где происходят торжественные приемы, банкеты и т.п. Я никогда внутри не был, но говорят что там совершеннейшая фантастика.

Павильон на берегу пруда всегда был заброшенный и неприкаянный, и только пять лет назад в нем появился ресторан.

Как известно, на Патриарших, а вовсе не на Чистых снимали сцену с катанием на коньках из «Покровских ворот». Угол Малой Бронной и Адама Мицкевича (сегодня — Большой Патриарший переулок) всегда был важным местом встречи. Но я больше любил ходить гулять в сквер у памятника Крылову, потому что на боковых аллеях всегда сидел (и сидит) пьяный народ и деклассированный элемент. Но самое главное на Патриарших — это огромный дом, стоящий посередине пруда, который за все время, что я его помню, не меняет свой цвет детской неожиданности.

С этим барельефом у меня связаны хорошие воспоминания. Я помню что в девяностых, когда только появились кислотные краски и пошла мода на граффити, эта задница однажды стала ярко-розовой. Коммунальные службы долго пытались ее отмыть, после чего она стала бледно-зеленой и в таком виде пребывала года два, пока ее не вычистили окончательно. Но зеленоватый налет был на ней еще очень долго.

Этот кусок Малой Бронной (которая, как известно, в два раза длиннее Большой Бронной) раньше считался продуктовым кварталом — сюда всегда ходили за всякой снедью. На месте «МБ студии» появился один из первых в постперестроечное время магазинов, где висело объявление, начирканное черным маркером: «Hard currency only». Там можно было купить всякую мудреную еду — но исключительно за свободно конвертируемую валюту. Я туда ходил как на экскурсию, пару раз меня оттуда выгоняли. На месте модного нынче бара «Клава» был потрясающий молочный магазин. Их было даже два, еще один находился правее. Ассортимент у них был одинаковый, но то, что сейчас в окрестностях нет вообще ни одного молочного, — это полное безобразие. Напротив был овощной, который чудодейственным образом в усеченном виде сохранился — и это единственное, что осталось от былого гастрономического великолепия Малой Бронной.

Отель с очень задиристым названием «Марко Поло Пресня», который раньше был правительственным. На четыре звезды, как нам сообщают на вывеске, он не тянет — это максимум три. Я это знаю, так как будучи продюсером, селил там своих артистов и видел даже телочек в баре — проституток.

Один из самых-самых-самых элитных домов советского времени. За ним даже была закреплена специальная молочница, которая продавала по квартирам молоко. В голодные годы конца восьмидесятых сюда приходили люди и поджидали ее у подъезда — надеялись, что у нее что-нибудь останется. Вспоминая ее, я задумываюсь о том, как она все это носила. Я со своей хрупкой конституцией гнусь уже под третьим пакетом молока, а она таскала, надо сказать, много-много больше.

Одна из важнейших музыкальных точек Москвы постперестроечного времени. Здесь располагался Московский союз музыкантов. Он всегда был в полуразваленном состоянии. В этой ротонде маленький и совершенно дивный и милый концертный зал. Особняк уже много лет собираются ремонтировать, но пока ничего не происходит.

С этой точки Большой Никитской открывается Москва, которую все мы хотели бы видеть. Только без вот этого строящегося у...ща на заднем плане.

На месте «Еды» была булочная, и в этой булочной была самая вкусная еда на свете. А именно — булочки по 9 копеек. Квадратные, сдобные, очень сладкие и с черной корочкой сверху. Таких сейчас, к сожалению, уже не делают, и вместо булочной теперь — банальная херня.

Мой любимый дом, мимо которого я всегда ходил и думал, что вот именно это — дом, в котором я хочу жить. Прекрасное совершенно здание — мне очень нравится эта застекленная лоджия, от нее есть ощущение уюта.

Самый одиозный памятник Москвы, рядом с которым даже церетелиевский Петр Первый нервно курит в стороне. Что можно сказать про это произведение искусства? То, что Елена Фабиановна вращается в гробу, потому что ничего более чудовищного представить себе нельзя. За гранью добра и зла.

Прекрасный сквер, который, сволочи, недавно огородили. С древнейшим двухсолетним дубом. В этом скверике, в частности, происходили мои юношеские возлияния, хотя и не часто. Дело в том, что в студенческие гнесинские годы я действительно учился, а веселился во время учебы в старших классах Гнесинской школы в Знаменских переулках.